Бессилие и ужас в театре кукол

Раздевалка всегда была закрыта во время уроков, а эти гадкие старушки, что сидели у входа и сторожили ключи, никогда не открывали её, даже если тебе надо было срочно куда-то бежать. Но Марк даже и не собирался брать свою куртку, он вышел на улицу так как есть: в лёгком свитере и чёрных джинсах, разве что накинув на голову капюшон.

Когда Юмалов оказался на улице, то сразу же у входа столкнулся с компанией из трёх человек. Это были те самые парни, что любили издеваться над Марком, пугать и гонять его. Правда, даже когда они ловили юношу, то никогда не били, потому что мальчик особо им не дерзил, а эти подростки хотели лишь почувствовать свою силу и превосходство, но уж точно не хотели проблем. Вот и теперь, завидев свою любимую жертву, они заулыбались и подошли к нему ближе.

— Давно не виделись. В прошлый раз ты убежал, как кролик, от нас, — похлопывая мальчика по плечу, сказал один из парней.

— Заткнись, чёртов свин, — и небрежно скинул руку со своего плеча.

— Да ты офигел? — взвёлся вмиг парень и тяжело запыхтел своими широкими ноздрями.

— Блин, ты прав. Мне стоит извиниться.

— Так-то.

— Перед свиньёй за то, что назвал её тобой, — сказал Марк и рассмеялся.

Вся троица на секунду замерла, как бы не в силах осознать происходящее. Затем двое из них стали медленно обходить Марка.

— Ты бессмертный или бегаешь быстро? — спросил подросток, оставшийся напротив Марка.

— Должен сказать, что бегаю я довольно быстро, но ты сможешь догнать, если крыльями помогать будешь, — насколько же стыдно и нелепо звучали его «шутки», и сам Юмалов понимал это получше других, наверное, да только всё равно продолжал. Почему? Потому что чувствовал себя просто отвратительно и хотел, чтобы стало ещё хуже.

Поначалу хулиган широко улыбнулся и опустил глаза на свои ноги, а затем вдруг помрачнел и задумался. Несколько долгих секунд он хмурил брови, а потом произнёс короткое «Чё?».

— Это я шутку своровал только что. Но ты все равно петух.

В ту же секунду, как Марк окончил свою фразу, на него дружно набросилась вся раскрасневшаяся и обозлённая троица. Незадолго до столкновения его лица с их кулаками Юмалов задумался: «Мой уровень уже довольно высок, вероятно, я смог бы их победить. Это было бы красиво: в начале истории я трусливо убегал от них, а теперь сумел дать отпор… это показало бы как минимум то, что повышения уровня не было бесполезной лабудой, придуманной лишь для того, чтобы было. Однако… К чёрту! К чёрту эти, ха, уровни и весь остальной его бред. Боги! Да как же на самом деле нелепо даже звучит идея о том, что человек в реальной жизни будет повышать уровни и всё прочее тому подобное. Нет, это просто смешно, и я не буду играть у тебя на поводу. Нет, нет, я буду ломать твою историю. А это значит…». Сильный удар в челюсть уронил Марка на землю. У него был ещё шанс подняться и попытаться дать бой, но он пожертвовал им и не стал ничего делать. Юмалов взял — и целиком отдался в руки разгневанным подросткам, что налетели на него, как стервятники, и стали запинывать, будто даже намереваясь убить. В последующие несколько минут он лишь закрывал голову руками, защищаясь от пинков и ударов, а также смеялся. Смеялся же он от понимания того, что боль — лишь чувство, такое же как голод, жажда или возбуждение, в нём не было ничего страшного и ничего плохого. Тогда Марк принял это чувство. Его избивали, но он был свободным и счастливым человеком, который воспарил над несуразным страхом боли.

Довольно скоро его оставили в покое, и спустя двадцать минут Марк уже шёл к дому Кости Сотина, невольно прихрамывая, охая на каждом шагу, а также пряча окровавленное лицо под капюшоном. Даже несмотря на неожиданный ночной снегопад, улицы города почти полностью освободились от белых одежд, но иногда ещё можно было встретить высокие сугробы. Тем не менее если присмотреться, то можно было и вовсе различить молодые зелёные ростки, торчащие из земли в разных потаённых углах города. «Рановато в этом году началась весна», — с сомнением подумал Марк.

Спустя десять минут этой прогулки он вдруг осознал, что не может больше идти — побои слишком сильно ныли и не давали двигаться, так что с каждым шагом его усталость всё более и более наваливалась на плечи. Оглядевшись, он приметил неказистую лавочку и устало сел на неё. Тяжело выдохнув, Марк опустился лицом в раскрытые ладони, а когда поднял голову обратно вверх — увидел кровавые разводы на своих руках.

— Мне стоит умыться, — вслух произнёс Юмалов, однако далось это ему с большим трудом — слова не хотели вылазить наружу, словно запуганные животные, что запрятались в дальнем углу своего грязного загона. А что ещё хуже, так это то, что голос оказался неожиданно искажённым и неестественным, словно говорил не Марк, а какой-то старик. Такой скрипучий, почти-что мёртвый голос, заполненный скорбью долгих лет. От этого Марк, конечно, вздрогнул и чуть было не свалился с лавочки.

Неожиданно его что-то кольнуло изнутри, и тут же перед глазами надпись «Ур — 4» сменилась на «Ур — 5».

— Из-за чего же ты повысился? — вновь заговорил сам с собой мальчик. В этот раз голос его был обыкновенен, что успокоило юношу. — Ладно, мне стоит просто успокоится. Да.

Несколько секунд он смотрел в одну точку: перекрестие серой и красной плитки, которой была вымощена дорожка. Затем Марк зевнул и, чутка задумавшись, улёгся на лавку. Она была неудобной и холодной, но в тот миг его это вовсе не заботило. Подложив под себя ладони, он лениво оглядывал дорогу, по которой бесконечным потоком двигались автомобили. Он лежал и думал о том, что внутри этих железных коробок на колёсах находятся люди. У каждого из них была своя жизнь, свои какие-то обстоятельства и причины ехать в этом вечном потоке. Или нет? Существуют ли люди за этими чёрными стёклами машин? Есть ли там кто-то? А если и есть, то человек ли это? Марк не знал и даже боялся узнавать.

Частенько мимо Юмалова проходили самые разные люди и бросали на него неприязненные и даже укоризненные взгляды. А он, в свою очередь, и не смотрел на них — просто игнорировал. Один раз кто-то остановился прямо против него и вроде как попытался завязать разговор. Но Марк либо не слышал, либо не хотел слышать и просто продолжал лежать да смотреть на дорогу, несмотря на то, что обзор его был закрыт. Скоро и тот прохожий ушёл, не добившись никакой реакции, и Марк остался один.

Шло время, город, не переставая, ходил мимо него, отчего ощущение времени у юноши размывалось. Порой его и вовсе пронзало иллюзией, будто лежал он на этой лавочке годы и десятилетия, но прошло-то от силы минут пятнадцать. И находясь в эдаком сумеречном сне, Марк совсем не заметил, в какой момент всё переменилось. В один миг к нему просто пришло осознание, что мир кругом него не совсем такой, как обычно. Задумавшись и всмотревшись в окружение, он осознал, что находился в «изнанке», но, конечно, юноша и представить не мог, как оказался в ней. Это заставило его очнуться от апатии и попытаться вскочить. Не получилось. Он был словно приклеен к этой проклятой лавке.

Теперь, когда у него был уже пятый уровень, он мог видеть ещё больше. И он увидел нечто настолько омерзительное, что тут же закрыл глаза. Все эти люди, все прохожие были облеплены толстыми нитями из вязкой чёрно-бежевой жижи, напоминающей по текстуре гной, смешанный со сгнившим мусором и кровью. Эта субстанция облепляла каждого человека, на которого падал взгляд Марка, подобно медицинским трубкам, торчащим из тела смертельно больного. Она плелась в их руках, ногах, головах, мешая им двигаться и, так казалось Юмалову, даже думать. Эти нити часто пульсировали, издавая при том булькающие и хлюпающие звуки. И все эти пульсации шли от людей вверх по нитям куда-то в небо. Направив взгляд туда, мальчик понял, что все трубки устремлялись к титанически огромному шару такого же омерзительного компота из гноя, с которого были слеплены и сами нити. Именно из него, как из клубка шерсти, вниз уползали тысячи и даже миллионы паутин, обматывающих собой людей и их души.

Всё естество Марка вопило и кричало об отвращении к увиденному, и именно потому он закрыл свои глаза, но рано или поздно их всё равно пришлось бы открывать. И он сделал это, как только собрался с силами. Раскрыв веки, Юмалов тут же бросил взгляд на своё тело. Оно так же, как и тела всех других людей, было оплетено вязкими и тёплыми жгутами, которые вдобавок ещё и вплелись в лавку, не давая юноше подняться и прижимая к ней, словно цепи преступника. Стоило ему лицезреть это, как армия мурашек выстроилась по всему его телу, а губы вжались друг в друга до тряски, однако всё это было без толку — юноша ничего не мог сделать со своим положением, кроме как плеваться от него и гримасничать. А ещё — ждать, пока действие изнанки окончится.

Через несколько мучительно долгих секунд ожидания до Марка вдруг дошло странное и неожиданное осознание того, чем именно являлись эти гадкие нити. То было отображение людской лени, сквозившей в душе каждого. Внезапное понимание этого заставило Марка задуматься и в то же время слегка успокоиться, тем не менее это была, конечно, лишь его догадка и где-то в подкорке маячило сомнение. В целом же, однако, он удовлетворился своим объяснением, а потому успокоился — неизвестность очень мучает человеческую душу, так что даже простые догадки, зачастую, спасают.