Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести
Шрифт:
Джо Фриман описывает исследование 775 человек, переживших режим красных кхмеров, каждый из которых потерял как минимум одного члена семьи. Исследование состоялось в 2008–2009 гг. и показало, что даже 30 лет спустя после событий 14 % участников исследования страдали от длительной скорби. Особенно тяжелым для исследуемых было то, что убитые в подавляющем большинстве случаев не имели могил.
«Поскольку красные кхмеры редко хоронили своих жертв, некоторые респонденты утверждают, что слышат голоса мертвецов, что, по поверью, затрудняет переход из прошлого в настоящее»
5.3. Бессильные женщины (Шри-Ланка)
На Шри-Ланке насильственные исчезновения применялись во время
Ответом на грубую попытку JVP свергнуть правительство посредством дестабилизации в стране стала еще большая жестокость правительственных сил. На обочинах дорог и на берегах рек находили множество изуродованных до неузнаваемости трупов.
В романе М. Ондаатже «Призрак Анил», где речь идет об этих страшных годах на Шри-Ланке, автор пишет:
«За последние годы мы часто видели здесь посаженные на кол головы… Их можно было увидеть рано утром после ночного нападения, прежде чем семьи жертв узнавали об этом и, сняв головы, прижимая к их себе, уносили домой. Чужой страшный грех – он ранил людей в самое сердце. Лишь одно было еще ужаснее: если кто-то из членов семьи пропадал, не оставив ни единого свидетельства о том, жив он или мертв»
Необходимо исходить из того, что из тех, кто пропал до 1999 г., никого уже нет в живых. Тысячи не поддающихся опознанию тел были в то время захоронены в безымянных могилах. Закон о чрезвычайном положении того времени разрешал правительственным силам хоронить тела без вскрытия. Например, в ноябре 2012 г. в горном районе Матале было найдено массовое захоронение 154 трупов. Могилы были датированы 1986–1990 гг. (Haviland, 2013). Все были убиты. Организация по защите прав человека в Азии «Asian Human Right Group» в 2013 г. заявила:
«Все же ключевым является вопрос, чьи это останки. Идентификация тех, чьи останки находятся в братской могиле, имеет важное значение не только для будущих судебных инициатив, но и для семей, которые потеряли своих близких в этот период. Для многих из них случившееся с их пропавшими без вести близкими является жизненно важной психологической и эмоциональной проблемой».
Десятки тысяч и по сей день не знают, что случилось с их сыном, мужем, отцом.
Гражданская война на Шри-Ланке длилась с 1983 по 2009 г. И в течение всего этого времени постоянно пропадали люди. Это затронуло все социальные группы; за это ответственны все стороны конфликта. Надежда увидеть кого-либо из пропавших без вести живым по объективным причинам бессмысленна, но с психологической точки зрения абсолютно понятна.
Сельви Тиручандран (Selvy Thiruchandran, 1999) исследовала ситуацию c оставшимися после войны вдовами на востоке Шри-Ланки. Автор исследования указывает на то, что в консервативном патриархальном обществе женщины бессильны вдвойне: их идентичность определяется социальным и экономическим положением мужа. Но кто-то из мужчин был убит в ходе военных действий, кто-то вследствие тяжелого материального положения покончил жизнь самоубийством, кто-то пропал без вести.
«На самом деле социальный и личный статус женщине придает как благополучие мужа, так и ее экономическое состояние, определяемое положением в обществе. Вдовы лишаются и того, и другого»
Во многих случаях происходит стигматизация женщин. Тамильские женщины ответственны за карму, за судьбу своего мужа. Из-за этого они и их дети становятся жертвами предрассудка, который настолько иррационален, что против него невозможно выдвинуть никаких разумных аргументов. Матери, чьи мужья погибли или пропали, чувствуют себя виноватыми не только в том, что не могут поддерживать экономический статус семьи, но и в том, что не в состоянии защитить своих
детей от подобных предрассудков.«Матери чувствовали свою неадекватность идеалу материнства. Они испытывали чувство вины, потому что не соответствовали требованиям и ожиданиям, предписываемым социальными нормами»
Часто в таких ситуациях дети демонстрировали гнев и агрессию по отношению к своим матерям и вменяли им в вину исчезновение отца и ухудшение условий жизни.
«Дети часто реагировали на матерей с большой обидой и даже враждебно, а матери страдали от эмоциональных срывов – они плакали, рыдали, пересказывая эпизоды протеста детей. Непослушание детей было, конечно, ужасным, но их словесные атаки причиняли матерям еще большую боль…
„Если бы папа был жив, он бы кормил нас. Ты моришь нас голодом. У тебя нет работы, нет денег. Мы не ходим в школу – у нас даже обуви нет. Что ты за мать! Когда мы возвращаемся домой, нам нечего есть. Зачем ты родила нас?! Дай нам риса или задуши, убей“… Некоторые дети даже били матерей»
Нищета, в которую скатываются многие семьи после смерти или исчезновения отца, воспринимается как самая значительная проблема. Здесь есть, однако, некоторая разница: семьи, где смерть отца очевидна, могут, по крайней мере, получать от государства небольшую пенсию для вдов и сирот. Для семей же, в которых отец пропал без вести, такая возможность исключена. Их социальный статус также остается неясным.
Я хотела бы проиллюстрировать эти трудности на примере истории одной молодой женщины, с которой я встретилась во время моего пребывания на Шри-Ланке в марте 1996 г.
М., двадцатишестилетняя мусульманка, собирается вступить в новый брак. Ее первого мужа восемь лет назад – всего несколько месяцев спустя после их свадьбы – забрали ночью во время полицейского рейда. С ним вместе пропали и другие молодые мужчины. С тех пор М. была ни женой, ни вдовой. О своем муже на протяжении этих восьми лет она ничего не слышала. Сейчас ей хотелось бы начать новую жизнь и выйти замуж за молодого врача, с которым она познакомилась на работе. Но ее продолжает мучать вопрос, а что если ее первый муж жив? (Здесь мы наблюдаем некую параллель с послевоенной Европой: не было никаких свидетельств о том, что десятки тысяч мужчин, попавших в плен, оставались живы). Как мусульманка, М. обращала на себя внимание тем, что, будучи вдовой, носила черную чадру, что на Шри-Ланке встречается редко. После нового замужества она собирается и дальше носить чадру. И этот внешний атрибут траура являет собой поразительный компромисс между преданностью своему первому мужу и любовью ко второму. Первый муж М. был арестован из-за его происхождения и веры. Положение М. подобно положению тех вдов, мужья которых пропали без вести в бою.
П. де Зойза из университета Коломбо провел опрос 2000 жен пропавших без вести солдат и более глубокое исследование, в котором приняли участие 22 женщины. Вот что он написал по этому поводу:
«Молодые вдовы солдат, пропавших без вести в бою, испытывают чувство вины оттого, что ощущают себя привлекательными для других мужчин, и попадают в затруднительное положение, так как, вступив в новые отношения, они таким образом признают, что их муж мертв.
В консервативном обществе Шри Ланки это обычно имеет для женщины самые неблагоприятные последствия, так как родственники со стороны мужа и сообщество, частью которого она является, не одобряют подобного поведения. Все 22 солдатские жены… дали понять, что одна из их главных проблем – в том, что они обязаны „навсегда“ сохранить надежду на то, что их муж когда-нибудь вернется.
Также эти женщины испытывали страх перед будущим, особенно это касалось неясных перспектив нового замужества, возможной неспособности отбить сексуальные атаки со стороны других мужчин и ухудшения положения вследствие отсутствия мужа. Женщины также были озабочены будущим своих детей и тем, что они не могут строить долгосрочные планы»