Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Пока они обдумывали сказанное, в комнате наступила тишина. Джесси поймала себя на том, что изучает своего мужа. Он больше не расчесывал волосы на прямой пробор, а коротко их стриг, хотя они все еще оставались слегка курчавыми. Шевелюра и бородка поседели, лоб казался более высоким из-за того, что линия волос отступила назад, выражение лица было сильным и уверенным по сравнению с тем, какое было во время первых экспедиций: глаза казались более крупными, более вдумчивыми, готовыми к действию. Осознававший, что на его плечах сверкают две звезды генерал-майора, он создавал впечатление сильного, активного человека, который способен добиться победы.

Почувствовав, что она пытливо рассматривает его, Джон тихо спросил:

— Что скажет начальник штаба? Одобряет ли он?

Джесси с вызовом приподняла голову:

— Да, генерал, всем сердцем одобряю: это убедит Юг, что мы не шутим, и удержит многих рабовладельцев от участия в войне против нас.

На рассвете следующего дня ее разбудил громкий стук в дверь. Она поднялась и услышала голос ординарца:

— Миссис Фремонт, генерал просит вас незамедлительно прийти в его кабинет.

Она быстро оделась и спустилась в кабинет Джона на втором этаже. Джесси не сказала ни слова, но даже беглый взгляд убедил ее в том, что он почти не спал в эту ночь.

— Джесси, я решил, что нельзя терять времени. Мы должны очистить Миссури от партизан. Этот приказ решит дело.

Он взял плотно исписанный лист бумаги, дал его жене и попросил прочитать текст вслух. Она прочитала:

«С целью покончить с беспорядками, упрочить общественный мир и обеспечить безопасность и защиту личности и собственности лояльных граждан настоящим объявляю и распространяю военное положение на весь штат Миссури. Собственность, недвижимая и личная, всех в штате Миссури, кто поднимет оружие против Соединенных Штатов или кто примет доказанное активное участие в действиях врагов, будет объявлена конфискованной для использования в общественных целях, а принадлежащие им рабы, если таковые имеются, настоящим объявляются свободными».

Окончив чтение, Джесси с трудом перевела дух. Джон с твердостью в голосе сказал:

— Настало время решительных действий. Мне даны полномочия покончить с мятежом на территории, находящейся под моим контролем, и я доведу до сознания каждого мятежника, выступающего против Союза, что его ждет кара.

Джесси положила приказ на стол, взволнованно сказав:

— Это наиболее важный документ, изданный за время войны. Предоставление свободы рабам мятежников лишит Юг возможности продолжать боевые действия.

Джон попросил Джесси переписать приказ, чтобы его мог прочитать наборщик, а затем отправил документ в типографию. Джесси стояла рядом с Джоном, когда он читал оттиски. Затем она отвезла экземпляр приказа в редакцию сент-луисской газеты «Демократ» и отправилась в помещение, где собирались корреспонденты, чтобы дать репортерам полную информацию.

Ни она, ни Джон не ожидали такого энтузиазма и почти истерического восхваления, с каким была встречена на Севере прокламация об освобождении. По улицам Новой Англии маршировали с песнями ликующие толпы. Молодые люди, которых сдерживало непонимание целей войны, переполнили вербовочные пункты. Некий член конгресса объявил, что прокламация «подняла и объединила народ лояльных штатов сильнее всех других событий войны». Крупные газеты Севера, включая нью-йоркскую «Геральд» и чикагскую «Таймс», симпатизировавшую Югу, присоединили свой голос к восхвалению прокламации. Ее текст с редакционными комментариями появился на первых страницах нью-йоркских газет «Таймс» и «Трибюн», вашингтонской «Нэшнл интеллидженсер», бостонской «Пост» и чикагской «Трибюн». Журнал «Харперс уикли» расценил прокламацию «началом конца», и такая оценка разделялась большинством в лояльных штатах. На Среднем Западе люди кричали: «Наконец-то мы знаем, за что боремся, и теперь мы быстро покончим с войной!»

Сидя в подвале, в телеграфной комнате, отбирая сотни поздравительных посланий, Джесси обнаружила среди них телеграмму военного министра Камерона. Она бросилась к Джону, поскольку эта телеграмма представляла официальное одобрение администрацией его действий.

Утром 1 сентября в штаб-квартиру приехал Фрэнк Блэр. Джон вежливо принял его, а Джесси лишь бросила на Фрэнка мимолетный проницательный взгляд. Она и Джон старались не ставить его больше в неловкое положение и передали контракты по поставкам нескольким более или менее надежным друзьям Фрэнка. Но разрыв между ними углублялся главным образом из-за полномочий. Хотя и не было публичных ссор, разговоры о расхождениях поднимались в печати все чаще. Газета «Демократ», в прошлом превозносившая Фрэнка Блэра как спасителя Миссури, теперь расхваливала Джона за его умелую и быструю организацию своего департамента. Она рекомендовала Блэру отправиться в Вашингтон и оставить Запад в руках более талантливого генерала Фремонта. Обозленный Фрэнк перешел в яростное контрнаступление. В выходившей в Сент-Луисе газете «Ивнинг ньюс» он поместил оскорбительные статьи, обвиняя генерала Фремонта в том, что он не довел до конца приготовления, так тщательно начатые Блэром и Лайоном.

На сей раз он бичевал Джона за узурпацию его, Блэра, полномочий, за сделанный генералом шаг, ставящий президента Линкольна, администрацию и дело северян в сложное положение.

— Этот шаг осуществлен за моей спиной! — возмущенно кричал он. — Вы не имели права делать его, не уведомив меня и не получив моего согласия. Здесь я политический руководитель, и я отвечаю за Миссури. Наша политическая борьба так же важна, как военные операции! Если бы проконсультировались со мной, то я доказал бы вам ваше безрассудство.

Джесси не рассказала мужу о своей ссоре с Фрэнком и была этому рада: Джону будет легче сдерживаться. Джон заявил, что не обязан консультироваться с Фрэнком или получать его согласие на военные действия, и Джесси успокоилась, поскольку он говорил не только вежливым, но и дружеским тоном.

— В таком случае вы не признаете моей власти в Миссури? — спросил Фрэнк.

— Нет, — ответил Джон. — Я признаю ваше политическое руководство. Но я военный руководитель, и прокламация об освобождении является военной акцией.

Возмущенный Фрэнк наклонился над столом Джона и сказал хриплым, убежденным тоном:

— Я глубоко ошибся в оценке ваших способностей. Вы выпустили прокламацию об освобождении не в военных, а в политических целях, чтобы восстановить доверие Севера к себе, которое вы утеряли, не послав подкрепления Лайону. Вы не справились с ролью командующего и запутали все дела. Я собираюсь признать, что допустил ошибку, рекомендовав вас, и направлю просьбу президенту Линкольну о вашем отзыве.

Произнеся эти слова, он вылетел из кабинета. Джесси побежала за ним, догнала его на большой лестнице, ведущей в фойе.

— Фрэнк, — сказала она тихо, чтобы не могли услышать офицеры внизу, — понимаете ли вы, что обвиняете Джона как шарлатана, который выпустил прокламацию, чтобы получить политическую поддержку любой ценой? Я понимаю, что вы не думаете так о Джоне, но если вы бросаете обвинения, то последствия будут печальными. Ради нашей дружбы, дружбы между нашими семьями не будем рвать отношения. Если вы сомневаетесь в разумности и эффективности прокламации, — а это ваше право, — пожалуйста, вернитесь и скажите Джону, что не считаете его политическим авантюристом, ставящим под угрозу дело Союза и исход войны ради своих корыстных целей.

Сверкнув глазами и сжавшись всем телом, Фрэнк ответил:

— Именно это я имею в виду. Именно таков Джон Фремонт. Он потерпел провал и ослабил нашу позицию на Западе. Теперь же он использует самое опасное оружие, какое у него имеется, чтобы выбраться из хаоса. Но ему это не удастся, Джесси. Я добьюсь его осуждения перед всем миром как никудышного деятеля.

Ее внутренняя тревога и робость исчезли. Она потеряла надежду на примирение. Так же зло, как и Фрэнк, она сказала:

— Что ж, Фрэнк, хорошо, если вы намерены объявить нам войну, мы будем рассматривать вас как мятежника, пойманного с оружием в руках. Если хотите, чтобы мы стали вашими врагами, мы ими станем!