Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Уильям Джонс обнял свою невестку и спокойно сказал:

— Пойдем, дорогая Джесси, ты перетрудилась, тебе не следовало бы работать всю ночь. Ты должна теперь соснуть. Ты должна быть крепкой и отдохнувшей перед явкой в суд.

Он провел Джесси по длинному коридору в ее комнату и около двери похлопал по плечу своими костлявыми пальцами. Измочаленная Джесси вползла в постель и провалилась в тяжелый сон.

_/9/_

Принеся горячий завтрак, Мейли разбудила ее в десять часов. Джесси слышала, как потоки дождя хлестали по окнам. День выдался сумрачным, давящим. Она надела вязаное платье со свободными рукавами поверх белой блузки, а на плечи накинула новый коричневый плащ, застегнув его спереди камеей. Взглянув в зеркало, она поняла, что ее одежда слишком мрачна, словно в ожидании худшего, поэтому она пошла к своему туалетному столику, покопалась в верхнем ящичке и надела ярко-зеленые бусы. И хотя украшение выглядело неуместным, оно согревало ей душу.

Она поискала мужчин: все они сидели порознь: отец — в своем кресле в библиотеке перед потухшим камином, свояк — в своей спальне с «Республикой» Платона в руках, муж — на диване в эркере окна. Она поцеловала его в щеку и сказала:

— Мы готовы, пойдем.

Она с благодарностью взяла его протянутую руку, и он повел ее к экипажу.

Зал суда был забит посетителями, пришедшими выслушать приговор.

Вошли судьи и заняли свои места на подиуме. После, как ей показалось, нескончаемой тишины, когда ее сердце громко стучало, а ребенок внутри нее не переставал шевелиться, бригадный генерал Джордж М. Брук встал, разгладил бумагу, лежавшую перед ним, и начал читать:

«По первому пункту первого обвинения — виновен. По второму пункту первого обвинения — виновен. По третьему пункту первого обвинения — виновен».

Она холодела по мере того, как он зачитывал все одиннадцать пунктов первого обвинения с заключением — «виновен». Он продолжал читать бесстрастным тоном:

«По первому пункту второго обвинения — виновен. По второму пункту второго обвинения — виновен» — и повторил семь раз: «Виновен».

Все еще продолжая говорить в гробовой тишине зала, он повторял:

«По первому пункту третьего обвинения — виновен. По второму пункту третьего обвинения — виновен».

Затем наступил сжимающий душу момент: военный прокурор встал перед генералом Бруком и заявил:

— Суд считает полковника Фремонта виновным в бунте, неподчинении законному командованию старшего офицера, в поведении, наносящем ущерб доброму порядку и военной дисциплине. Посему суд приговаривает вышеупомянутого полковника Джона Чарлза Фремонта к отчислению со службы из полка конных стрелков армии Соединенных Штатов.

Никто не роптал и не шевелился. Джесси не осмеливалась посмотреть на мужа и отца. Каждый сидел поодаль, переживая свои горькие, как полынь, мысли. Затем снова встал генерал Брук и сказал уже менее суровым тоном:

— После тщательного рассмотрения большинство судей желают сделать заключительное заявление:

«В обстоятельствах, в каких оказался полковник Фремонт между двумя старшими по званию офицерами, каждый из которых претендовал на положение главнокомандующего в Калифорнии, — в обстоятельствах, какие по своему характеру могли сбить с толку и посеять сомнения у офицеров, обладающих большим опытом, чем обвиняемый, и принимая во внимание важные профессиональные услуги, оказанные им до свершения актов, за которые он судим, нижеподписавшиеся члены суда со всем уважением рекомендуют полковника Фремонта на снисходительное рассмотрение президента Соединенных Штатов».

Когда они добрались до дома, Джон сказал:

— Лучше сразу ложись, Джесси. Надеюсь, приговор не поверг тебя в шок.

Она была удивлена, обнаружив, что чувствует себя лучше, чем несколько дней назад. Прошло время тревожного ожидания, — время, когда судьба висела на волоске и не оставалось ничего, кроме мучительной неопределенности. Теперь она знала худшее, его нужно было перенести спокойно и уверенно. Она заложила основу для такой позиции в ночь накануне, составив обвинительный список против своего мужа. Наступило время для спокойствия и силы.

Мужу она ответила:

— Спасибо, дорогой, я чувствую себя хорошо. Тринадцать судей не сказали ничего, что обидело бы меня. Решение было принято еще до начала процесса. Любые присяжные в гражданском суде оправдали бы тебя. Я не могу считать себя ущемленной из-за того, что военный департамент решил поставить на место военно-морской флот. Как сказали судьи в смелом замечании, ты стал жертвой конфликта власти. Еще до начала суда я считала, что ты действовал правильно, а сейчас еще более убеждена в этом. Если моя оценка что-нибудь значит для тебя, мой дорогой, то скажу: я снимаю с тебя все обвинения и говорю: «Хорошо сработано».

— Это много значит для меня, — ответил Джон, не глядя на нее. — Твоя вера в меня и есть та самая нерушимая скала.

— Отлично, в таком случае пойдем к обеду, я страшно проголодалась. Мне кажется, что я многие недели плотно не ела.

Позже в этот вечер она нашла отца в библиотеке. Она закрыла за собой дверь и заперла ее на замок. Отец буквально кипел от ярости.

— Очень хорошо, — сказала Джесси тихим голосом. — Приговор вынесен. Мы ничего не сможем сделать с военно-полевым судом. Забудь о нем. В настоящее время важен вопрос: что сделает президент Полк?

— Он отменит решение суда, — проворчал Том Бентон.

— Ты уверен в этом?

— Пусть он задумается! — выпалил отец. — Ведь я могу свалить его администрацию. Он знает, что он сам и его кабинет ответственны за сумятицу в Калифорнии. Они переиграли сами себя, им хотелось получить кредит за приобретение Калифорнии, чураясь при этом ответственности словно скарлатины. Они сторонились конфликта между армией и флотом таким же образом. Если президент Полк не отменит приговор, я организую сенатское расследование, которое выведет всех на чистую воду.

Джесси почувствовала, что к ней вернулись прежние страхи. Почему мужчины пытаются прикрыть неприятности еще большими неприятностями? Почему они не могут понять, что, чем глубже втягиваешься в разоблачения, тем сложнее вытащить себя из болота? Она не хотела новых расследований, новых обвинений и судов, ущемления чувств и подорванных репутаций. Ей нужны только мир и возвращение к работе. Она хотела, чтобы скорее затянулись раны мужа, а их могло залечить только время. Ей нужны были нежные слова и спокойные рассуждения, а не угрозы и ярость.

— Я хочу одного, отец, — сказала она. — Я хочу, чтобы президент Полк смягчил приговор.

Ее отец почувствовал дрожь в ее голосе. Он протянул к ней свои руки, и она села к нему на колени, уткнувшись лицом в плечо.

— Огорчен, дорогая девочка, — нежно сказал он. — Очень огорчен. Но не слишком горюй по поводу суда, большинство газет протестуют против приговора, называя его не иначе как междепартаментской разборкой.

Не поднимая головы, Джесси спросила приглушенным голосом:

— Смягчит ли приговор президент Полк?