Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
Шрифт:
— Да. В этом я уверен. Рекомендация суда о снисхождении делает смягчение неизбежным. Именно с этой целью она и предложена судьями, ведь это способ сказать Джону, что все прощено и он может вернуться домой.
Она подняла голову и со всем чувством, на какое была способна, сказала:
— Он не должен уходить со службы. Он был в армии десять лет. Это единственная жизнь, какую он знает и любит. Он так гордится Топографическим корпусом, у него столько задумок относительно экспедиций и задач, поставленных Николлетом и Хасслером. Если ему придется снять мундир, лишиться звания и работы, он уподобится человеку, у которого отрубили руки…
— Знаю, знаю, — сочувственно прервал ее отец. — Мы не можем позволить ему уйти из армии. Такой
— Если президент Полк прикажет отложить в сторону приговор, я не стану сожалеть о том, что произошло, или даже осуждать суд. Мы начнем сызнова. Я разговаривала с его коллегами в Топографическом корпусе, они хотят, чтобы он вернулся к ним и продолжил свою работу. Мы добьемся, чтобы его послали в новую экспедицию, быть может, он снимет карту юго-западного прохода к Лос-Анджелесу. К моменту его возвращения все будет забыто.
Возбужденная, она встала, подошла к длинному грубому столу и принялась листать атласы, не всматриваясь в страницы. Отец подошел к ней:
— Все, что ты говорила, Джесси, справедливо и разумно. Ничего больше не бойся. Через несколько дней твой муж вернется на работу в Топографический корпус, чтобы составить планы своей третьей экспедиции.
Джесси повернулась, ощущая новый прилив сил:
— Так и должно быть, отец. Он немедленно должен вернуться к работе. Я убеждена, что, углубившись в свои карты и отчеты, он забудет о плохом. В конце концов он нашел новый путь в Калифорнию, который заменит тропу Орегон. Тысячи людей в стране ждут его карт и его доклада. И он должен сделать это для своего полного оправдания перед народом, который поддерживает полковника Фремонта. Но он должен вернуться к работе, он должен опубликовать результаты своей третьей экспедиции.
Следующие два дня в ожидании решения президента Полка Джесси провела в смене надежд и тревоги. Она знала: когда ее отец говорил громко, шумел, он мог ошибаться в своих суждениях, но он спокойно уверял ее, что президент смягчит приговор. Она твердо верила в это, но не сказала ни слова Джону. Она не знала, что он думает, ибо Джон мало разговаривал, надолго исчезал из дома, а когда возвращался, его ботинки и брюки были забрызганы грязью. Она знала, что он возлагал большие надежды на президента Полка, ведь разве не он послал с лейтенантом Джиллеспаем секретный приказ завоевать Калифорнию? Разве не он был тайным агентом Полка, главнокомандующего, а следовательно, старше генерала Кирни и коммодора Стоктона? Президент Полк не допустит его ниспровержения. Он поддержит полковника Фремонта, отменит и отвергнет все обвинения, похвалит за работу в Калифорнии и прикажет ему принять саблю. Джесси поняла по отдельным фразам, которые бросал муж, что он ждет этого.
В полдень на третий день, когда они собирались на ланч, хотя аппетита не было, из военного департамента прибыл курьер. Джон вскочил из-за стола, побежал в прихожую, раскрыл письмо. Джесси подошла к нему, и они вдвоем прочитали строчки, прыгавшие перед их глазами:
«Прочитав отчет, я не удовлетворился тем, что приведенные в данном случае факты составляют военное преступление — „бунт“. Я считаю, что второе и третье обвинения подтверждены доказательствами, и убеждение, основанное на этих обвинениях, обеспечивает приговор суда. Тем самым приговор суда одобряется, но, учитывая особые обстоятельства дела и прежнюю ценную и достойную службу полковника Фремонта и вышеуказанную рекомендацию большинства членов суда, наказание увольнением со службы отменяется.
Соответственно полковник Фремонт освобождается от ареста, ему возвращается сабля, и он должен явиться по месту службы.
Джеймс К. Полк.
Вашингтон, 14 февраля 1848 года».
Облегчение и радость охватили ее. Президент Полк оправдал
ее мнение, мнение прессы и народа, объявив ее мужа невиновным в бунте! Не имело значения, что он поддержал заключение суда о том, что Джон нарушил дисциплину. Было важно то, что президент похвалил ее мужа, отметив его ценную и достойную службу. Он отменил увольнение и приказал полковнику Фремонту взять саблю и явиться по месту службы.Она обняла Джона за шею и крикнула:
— Ой, как я счастлива, я знала, что все кончится хорошо. Президент оправдал тебя и похвалил перед лицом всей страны!
Джон вырвался из ее объятий, посмотрел на нее колючим взглядом и, бросив смятое письмо президента, выскочил из прихожей.
«Что я сделала? — оцепенев, спрашивала она себя. — Почему он так себя повел?»
Через некоторое время она пошла за ним в их спальню. Он стоял у окна спиной к ней, согбенный, выражая всем своим видом гнев и болезненное унижение.
— Джон, — нежно сказала она, — я огорчена, если обидела тебя. Я была счастлива и горда, что президент похвалил твою работу в Калифорнии. Мне казалось, что, хваля тебя, он косвенным образом сказал нации, что этого суда не должно было быть.
Она почувствовала, что он еще больше ожесточился. Не зажигая огня и боясь еще больше обозлить его, она погрузилась в кресло, помолчала некоторое время, а затем продолжала:
— Ты видишь, дорогой, я была немного эгоистичной в этом деле: я понимала, что частично они судят тебя за мой акт два года назад в Сент-Луисе, когда аннулировала приказ о вызове тебя в Вашингтон и послала тебе первые тайные указания действовать в Калифорнии. Если бы президент обвинил тебя в бунте, то он осудил бы и меня. Но президент сказал, что мы не виновны в бунте. Если он не желает разоблачить сам себя, сказать миру, что с твоей помощью осуществил восстание в Калифорнии, тогда мы должны страдать молча. Это часть обязательств, какие мы согласились выполнить, когда я предложила тебе идти вперед смело и быстро. Кто в стране в состоянии оправдать тебя, если не главное исполнительное лицо? Президент публично заявил, каким ценным ты был, и, приказав тебе вернуться на службу, он говорит стране, что ты незаменим.
Джон быстро повернулся, его глаза сверкали, а кожа казалась позеленевшей под бородой.
— Я не приму эту милостыню, — сказал он ледяным голосом. — Он знает, что я невиновен, все члены этого предвзятого суда знали о моей невиновности, но пошли против меня, оклеветав мой характер и умалив мой вклад. Потом они бросили мне обглоданную кость, ожидая, что я стану плясать перед ними на задних лапах. Президент Полк поступил как трус, он закрепил несправедливость, допущенную судом. Почему он не осмелился объявить, что я не виноват?..
— Он объявил, дорогой, объявил, — настаивала Джесси, стараясь утешить его. — Разве ты не видишь, он сказал суду, что нет оснований считать тебя виновным в мятеже?
— Почему тогда он не аннулировал два других обвинения? Почему он принял полумеру?..
Она прервала его спокойно, чтобы не раздражать:
— Неразумно сильно ущемлять военный департамент, Джон. Ты должен быть терпимым, ты должен понимать, что президент не может полностью дезавуировать армию. Это вызвало бы плохие настроения, конфликт внутри правительства…
— Вижу! Лучше совершить еще одну несправедливость, объявить невиновного виноватым, нежели вызвать неудовольствие…
— Это идет дальше, дорогой Джон. Каждый день президенту приходится тысячи раз идти на компромиссы. В этом деле он должен удовлетворить тебя, армию и флот. Я считаю, что он пошел навстречу главным образом тебе, ему еще придется пострадать…
Он сделал несколько шагов к ней, спрашивая:
— В таком случае ты одобряешь это решение? Ты одобряешь его заявление, обвиняющее меня в том, что я не подчинился старшим офицерам, держал себя предосудительно по отношению к порядку и военной дисциплине? Никогда не думал, что доживу до дня, когда моя жена…