Бессмертные
Шрифт:
— Не строй из себя умника, черт побери. Я представляю.
Палермо обнажил в улыбке белые ровные зубы. В глубине души он надеялся, что доживет до того дня, когда с Хоффой будет покончено, а он не сомневался, что когда-нибудь это случится.
Палермо терпеть не мог грубость и невоспитанность и презирал Хоффу, но мистер Б., как всегда, дал четкие указания. “Пообещай Хоффе все, что он потребует”, — сказал он. Потеряв игорные дома на Кубе, которые приносили баснословные прибыли, преступные организации Восточного побережья вынуждены были идти с протянутой рукой к чикагской мафии, чтобы получить разрешение работать в Лас-Вегасе, а это означало, что нужно строить новые казино.
Все очень просто, хотя, похоже, правоохранительные органы не понимали механизма этой связи. Преступные организации не имели возможности получать кредиты в банках, или продавать свои акции на Уолл-стрит, или использовать для постройки казино сотни миллионов долларов в мелких обтрепанных купюрах! Преступники, имеющие судимость, не могут возглавлять компании и даже занимать в них ответственные посты, не могут обращаться за займами или выпускать акции своих компаний. Поэтому им нужно найти такую организацию, которая служила бы вывеской и могла бы предоставлять крупные ссуды, не требуя никаких объяснений. Хоффа мог обеспечить и то и другое, и в качестве компенсации за услуги эти организации помогали ему укреплять его позиции в профсоюзе водителей.
Палермо был заинтересован только в том, чтобы законодательные власти штата Нью-Джерси поскорее узаконили игровой бизнес. Как только в Атлантик-Сити легально заработают казино, преступные кланы Восточного побережья смогут расправиться с Хоффой и наконец-то отомстить Момо Джанкане и чикагской мафии. А если свергнут Кастро, тогда все эти приятные события произойдут еще раньше.
Палермо с удовольствием представлял себе, как все это будет: вот Хоффа корчится на заднем сиденье машины с гарротой на шее, хватая воздух своими тонкими губами, словно рыба, пронзенная острогой, и его маленькие блестящие глазки вылезают из орбит… Но сейчас эта картина была некстати. В данный момент Хоффа был нужен.
Палермо примирительно развел руками.
— Я знаю, что ты все понимаешь, Джимми. Ты умный парень. Я же об этом и говорю.
— Лучше попытайся объяснить мне то, что я не понимаю. Например, почему это меня засыпали повестками, а вы живете как ни в чем не бывало.
Палермо понимал, что жалобы Хоффы в какой-то степени небезосновательны. Но, с другой стороны, большей частью он сам виноват в своих неприятностях. Хоффа легко терял самообладание, не умея сдерживать свое недовольство, и постоянно создавал для себя большие трудности.
— Джимми, — успокаивающе заговорил Палермо, — если ты имеешь в виду случай с судом присяжных в Теннесси, что я могу тебе на это ответить?.. Давление на присяжных — дело серьезное, ты и сам это знаешь.
— Да на них сплошь и рядом оказывают давление, черт побери.
— Правильно, только не надо попадаться !
— Я отобьюсь от этих чертовых обвинений и без вашей помощи. Если твои люди считают, что можно безнаказанно бросить Хоффу на произвол судьбы, они глубоко заблуждаются.
— Они так не считают, Джимми. Они тебя очень уважают.
— Плевать мне на их уважение. У меня неприятности, и мне нужна их помощь. Ты передай своим ребятам: если я пойду ко дну, они потонут вместе со мной. Если мне нужно кого-то наказать, они обязаны наказать его, кто бы это ни был, пусть даже сам Эдгар Гувер. Мы так договаривались.
— Они это понимают. — Так оно и было на самом деле, и мысль об этом приводила их в ужас. Даже мистер Б. был не на шутку обеспокоен и считал, что следовало бы убить
самого Джанкану за то, что он от имени комитета дал такое обещание Хоффе. Теперь, разумеется, они не имели права отступаться от своих обещаний — законы чести не позволяли им нарушить свои обязательства.— Будем надеяться , что они понимают. — Хоффа посмотрел на часы. — Пойдем ужинать, — сказал он.
Он встал, подошел к телевизору и выключил его, при этом с такой силой крутанул ручку своими словно обрубленными на концах пальцами, что отломил ее. Он через всю комнату швырнул ручку в корзину для бумаг, стоявшую возле его стола.
— К черту Джека Кеннеди, — прорычал он. — Вместе с его братцем. Раз они хотят обойтись с Хоффой по-плохому, я покажу им, что значит “по-плохому”.
Он открыл дверь. Палермо не увидел никого из телохранителей Хоффы, словно тот хотел доказать всему миру, что ничего не боится.
“Очень похоже на Хоффу, — подумал Палермо. — Так поступают только глупцы. Нельзя быть таким самонадеянным. Человек, который не испытывает страха, опасен. Он может накликать беду и на себя, и на других”.
31
Вскоре после того как Мэрилин вернулась из Лос-Анджелеса в Рино, съемочная площадка фильма “Неприкаянные” превратилась в бесплатный цирк для многочисленных зевак.
Народ валил в Рино со всех концов страны. Люди хотели увидеть, как снимается фильм, но в первую очередь они желали убедиться, что она разводится с Артуром, а также посмотреть, как работает Монти Клифт. Все это было крайне любопытно, а еще можно было понаблюдать, как борется со своим раздражением Кларк Гейбл, вынужденный находиться в компании людей, которых он считал недисциплинированными выскочками. На съемках постоянно торчали журналисты и фотокорреспонденты — она впервые снималась в фильме, который привлекал такое внимание прессы. В Рино приезжали также Фрэнк Синатра, Клиффорд Одетс, Мариетта Три, Дэйвид Леман и Эрон Дайамонд — все они были привлечены слухами, что здесь происходит нечто из ряда вон выходящее.
Тон всей работе над фильмом был задан в первый же день съемок. По случаю начала работы был сделан групповой снимок: она сама, Гейбл, Монти, Эли Уоллах, Хьюстон и Артур. Мэрилин сидела в окружении мужчин в самом центре на вращающемся стуле, старом и расшатанном, обливаясь потом, потому что стояла сорокаградусная жара. Она была в белом открытом платье с большими красными вишнями (кроме Монти, никто не оценил ее шутки), которое она сама выбрала для роли Рослин. Гейбл и Уоллах всем своим видом выражали недовольство тем, что их оттеснили на край снимка, хотя она не понимала, на что тут можно обижаться. Рядом с ней на краешке стула примостился бедняга Монти; он был весь такой высохший, морщинистый, сгорбленный, что вполне мог бы сойти за карлика.
Тем летом над съемочной группой фильма “Неприкаянные” витало много тайн, о которых все знали, но не говорили. Одна из них касалась ее и Артура: они спали в разных комнатах и почти не общались между собой; если они и разговаривали, то лишь для того, чтобы обменяться взаимными упреками, и если до сих пор не расстались, то только потому, что нужно было закончить работу над фильмом. Еще одна всем известная тайна состояла в том, что Гейбл, хотя внешне и выглядел по-мужски сильным и здоровым, а морщины на лице только подчеркивали его мощь и грубую мужскую красоту, на самом деле был тяжело болен. При малейшем усилии его обветренное загорелое лицо приобретало сероватый оттенок, и, когда ему казалось, что в его сторону никто не смотрит, он украдкой глотал нитроглицерин.