Бессмертные
Шрифт:
Джек с удовольствием еще поговорил бы о Мэрилин, но с должностью президента у него появилось много новых забот.
— Ты хочешь получить пост в администрации? — неожиданно спросил он.
— Ну, вообще-то я немного думал об этом…
Джек не выказал особой радости или заинтересованности. А может быть, он надеялся, что я откажусь? Эта мысль привела меня в замешательство.
— Ну и чем бы ты хотел заняться? — коротко спросил он.
— Ну, я надеялся…
Джек не дал мне закончить.
— Может быть, ЮСИА? — предложил он. — Почему бы нет? Мне бы хотелось повысить роль и значение информационного агентства. Да что там говорить, наши
— Я плохо представляю себя в роли почтальона, раздающего аборигенам журнал “Федералист”, Джек, если я тебя правильно понял, — холодно ответил я. Джек прекрасно знал, что меня не интересует поприще вашингтонского чиновника, а пост директора Информационного агентства Соединенных Штатов — это ишачья должность. Директор ЮСИА не имеет прямого выхода на президента и постоянно испытывает на себе недовольство конгрессменов правого толка, которые требуют, чтобы из библиотек ЮСИА во всем мире были изъяты “Приключения Гекльберри Финна” и “Гроздья гнева”.
— Ты мог бы предложить мне что-нибудь поприличнее, — сердито продолжал я, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.
Джек покраснел.
— Например?
Я не сомневался, что Джо информировал его о моем желании поехать послом в Лондон. В вопросах политики у них почти не было секретов друг от друга.
— Вообще-то я мечтал о Лондоне.
— Ты хочешь быть послом в Великобритании? — спросил он, качая головой. Некоторое время мы шли молча. Джек обдумывал мою просьбу, а может, просто делал вид, что размышляет. — Не знаю, Дэйвид, — заговорил он наконец. — Я не уверен, что должность посла в Лондоне… э… подойдет для тебя…
У него хватило такта не сказать, что я не подхожу для этой должности, но все равно я был в бешенстве. “Я заслужил право попросить то, чего мне хочется, и надеяться, что мою просьбу исполнят”, — думал я.
— Мне кажется, я справлюсь, — резко возразил я. — И считаю, что заслужил эту должность.
— Пожалуй. То есть, конечно, Дэйвид, в этом нет сомнений… Дай мне время поразмыслить о твоем предложении, хорошо?
— Да, конечно. — Я не собирался упрашивать Джека. Я был слишком горд и не мог опуститься до такого.
И все же я был глубоко оскорблен его неблагодарностью и, конечно же, сердился на него. Но главное, я чувствовал себя идиотом . К счастью, я никому, кроме Джо и Мэрилин, не рассказывал о своей честолюбивой мечте — слава Богу, что я никогда не обсуждал этот вопрос с Марией! Но у меня было такое чувство, будто меня обманули, словно Джек вычеркнул меня из круга своих близких друзей и помощников. И в то же время я презирал себя за то, что хотел остаться в этом кругу.
Должно быть, отголоски моих мыслей отразились у меня на лице. Джек положил руку мне на плечо и сказал:
— Я бы хотел, чтобы ты был рядом со мной, Дэйвид. Лондон — это слишком далеко. Ты же знаешь, как я ценю твои советы.
— Благодарю.
— И твою помощь. Если бы не ты, я не победил бы на съезде. — Он видел, что его льстивые речи не действуют на меня. — Я подумаю о твоей просьбе, Дэйвид. Обещаю. Мы скоро вернемся к этому разговору.
Мы еще некоторое время бродили по берегу, но между нами чувствовалась напряженность. Я говорил себе, что
скорее всего Джек, посоветовавшись с отцом, предложит мне должность посла в Великобритании, и я наверняка соглашусь, но ведь его предложение будет исходить не от чистого сердца, и мы оба знали это.Джек заметил, что я поеживаюсь в своей легкой спортивной куртке.
— Ты замерз, — сказал он. — Пойдем назад. — Мы повернули к дому, и он вздохнул. Теперь ветер дул нам в спину. — Все эти назначения на должности — такое противное дело, — поделился он со мной своими заботами, явно желая сгладить неприятный осадок от разговора. — Мне уже трое звонили, рекомендуя Эдлая на пост госсекретаря… Но это только через мой труп!
Хотя и неохотно, но я все же поддался желанию Джека использовать меня в качестве советника — было ясно, что именно в этой роли он и хотел меня видеть.
— А Бобби? — спросил я.
— А что Бобби? Я с удовольствием поставил бы его во главе госдепартамента, и он великолепно справлялся бы с этой работой, но об этом не может быть и речи. Я думал назначить его министром обороны, но это тоже вызовет недовольство…
— А он что хочет?
— Бобби? Он и сам не знает. То он хочет занять какой-нибудь ответственный пост в администрации, то говорит, что уедет из Вашингтона и станет учителем… А что, если назначить его министром юстиции?
Забыв про свой гнев, я присвистнул от удивления.
— Вот это сюрприз! Все же считают его безжалостным человеком…
Джек засмеялся.
— Бобби не более жесток, чем я. Он просто очень робкий, вот и все. А перед камерой он старается это скрыть, поэтому все и думают, что он безжалостный. Вообще-то это мысль, как ты считаешь? Назначить его министром юстиции? Это многих заставит вздрогнуть и вести себя осмотрительнее.
— В том числе и Эдгара Гувера.
— А? — На его лице появилось загадочное выражение, словно он собирался открыть мне какую-то тайну. — Откровенно говоря, Дэйвид, мне кажется, пришло время отправить Гувера на пенсию.
Мы уже подошли к дому — слава Богу! Мои пальцы посинели от холода.
— Ты уверен, что это необходимо? — спросил я.
Джек остановил на мне свой взгляд, и впервые я ясно осознал, что его действительно избрали президентом. В его глазах застыло незнакомое мне выражение твердой решимости, губы плотно сжаты, словно высечены из гранита.
— Да, — резко ответил он. — Абсолютно уверен.
Джек открыл дверь, и на меня пахнуло теплом от огня в камине. Женщины семейства Кеннеди над чем-то громко смеялись.
— Наступила пора перемен, — сказал он.
Она проснулась в незнакомой комнате. Мысли в голове путались, все тело болело. Она лежала голая на холодном полу. Последнее, что она помнила, это ее собственный крик: “Что вы делаете, я — Мэрилин Монро!” Потом дверь захлопнулась, в замке повернули ключ.
Комната была маленькая. В ней стояли только обычная больничная койка с привинченными к полу ножками и тумбочка, которую тоже нельзя было сдвинуть с места. На окно с матовым стеклом была поставлена сетка из железных прутьев, чтобы человек, помещенный в эту комнату, не мог выброситься из окна или разбить стекло. Крошечная ванная не имела двери, а зеркало, накрепко привинченное к кафельной стене, было сделано из небьющейся пластмассы. Это была самая настоящая тюремная камера, если уж называть вещи своими именами, но она не хотела думать об этом.