Бессонница

Быть может, вот такое и вызывает подобные ощущения, подумал он. Может, в этом все дело — какая-то огромная масса смерти или горя, что вот-вот случится, расползается и нависает над тобой как палатка, сотканная не из нитей и брезента, а из слез и паутинок. Мы не видим ее на нашем нижнем, Краткосрочном уровне, но мы чувствуем ее. О да, еще как чувствуем. И сейчас…

Сейчас ЭТО пыталось высосать из них все соки. Может быть, они не были вампирами, чего оба раньше боялись, но эта штука была. «Мешок смерти» жил своей замедленной, полусонной жизнью, и он высосет из них соки, если сумеет. Если они позволят ему.

Лоис прислонилась к нему, и Ральф приложил все усилия, чтобы они оба не растянулись на мостовой. Потом она подняла голову (медленно, словно ее волосы были погружены в раствор цемента), свернула ладонь трубочкой возле рта и резко вдохнула. В то же мгновение она вся слегка осветилась. При других обстоятельствах Ральф мог бы списать это мерцание на секундную вспышку у себя в глазах, но только не сейчас. Она скользнула наверх. Чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы подкрепиться.

Он не видел, как Лоис в ресторане вторглась в ауру официантки, но на сей раз все произошло у него на глазах. Ауры сотрудников служб новостей были похожи на маленькие, но ярко раскрашенные китайские фонарики, мерцающие в мрачной пещере. Вдруг тугой луч фиолетового света вырвался из одной из них — от Майкла Розенберга, бородатого оператора Конни Чанг. В дюйме или около того от лица Лоис он разделился надвое. Верхняя веточка тоже разделилась надвое и скользнула в ее ноздри; нижняя прошла сквозь раскрытые губы в рот. Ральф видел, как луч слабо мерцает за щеками, освещая ее изнутри, как свечка освещает стенки накрывающего ее стеклянного плафона.

Хватка ее руки ослабла, и вдруг давление ее навалившегося на него тела исчезло. Мгновение спустя фиолетовый луч исчез. Она повернулась к нему. Цвет — не очень яркий — возвращался на ее свинцово-серые щеки.

— Уже лучше — намного лучше. Теперь ты, Ральф!

Он не хотел — для него это все еще походило на воровство, — но это надо было сделать, если он не хотел просто свалиться здесь без сознания; он почти чувствовал, как остатки энергии, позаимствованной у паренька в майке с надписью «Нирвана», выходят наружу из всех пор кожи. Он свернул ладонь трубочкой возле рта, как делал это сегодня утром в «Данкин донатс», и медленно повернулся влево, ища мишень. Конни Чанг отступила на несколько шагов назад и оказалась ближе к ним, чем все остальные; она по-прежнему смотрела на свисающий с козырька плакат и обсуждала его с Розенбергом (который выглядел ничуть не хуже после вдоха Лоис). Без дальнейших размышлений Ральф резко вдохнул через свернутую трубочкой ладонь.

Аура Чанг была того же чудесного цвета слоновой кости или подвенечного платья, что и ауры Элен и Нат в тот день, когда они зашли к Ральфу домой с Гретхен Тиллбери. Вместо луча света из ауры Чанг вырвалось что-то похожее на длинную прямую ленту. Почти тут же Ральф почувствовал, как его начинает наполнять сила, поглощающая ноющую усталость в членах и мышцах. Он снова обрел способность ясно мыслить, словно из мозга его вымыли большую тучу грязи.

Конни Чанг запнулась, подняла на мгновение глаза к небу, а потом снова стала говорить что-то оператору. Ральф огляделся вокруг и увидел, что Лоис смотрит на него с тревогой.

Лучше? — шепотом спросила она.

Во всех смыслах, — ответил он, — но все равно я словно труп в пластиковом мешке.

По-моему… — начала было Лоис, а потом ее взгляд застыл на чем-то слева от дверей Общественного центра. Она закричала и прижалась к Ральфу, так широко вытаращив глаза, что они едва не выскакивали из глазниц. Он проследил за ее взглядом и почувствовал, как дыхание застряло у него в глотке. Строители попытались скрасить вид простых кирпичных стен здания, посадив вдоль них вечнозеленые кусты. Их запустили, а может, нарочно позволили расти до той черты, за которой они угрожали бы целиком скрыть узкую полоску травы, отделяющую их от бетонной дорожки вдоль мостовой.

Гигантские жуки, похожие на доисторических трилобитов, роями вылезали из этих кустов и заползали обратно, налезая друг на друга, стукаясь головами и порой рвя и пихая друг дружку передними лапами, как олени, бьющиеся рогами из-за самки во время гона. Они не были прозрачными, как птицы на тарелках спутниковых антенн, но все равно в них было что-то призрачное и нереальное. Их ауры лихорадочно вспыхивали всем спектром цветов; они были такими яркими и в то же время эфемерными, что чем-то неуловимо напоминали светлячков.

Только это не светлячки. Ты знаешь, что это такое.

— Эй! — раздался крик Розенберга, оператора Чанг, который окликнул их, но и большинство людей перед зданием тоже смотрели в их сторону. — С ней все нормально, приятель?

— Да, — крикнул в ответ Ральф. Он все еще держал свернутую трубочкой ладонь у рта и теперь быстро опустил ее, чувствуя себя дураком. — Она просто…

— Я увидела мышь! — крикнула Лоис, слабо и глуповато улыбаясь… Улыбкой «нашей Лоис», мельком подумал Ральф, очень гордый за нее. Она указала на вечнозеленый кустарник слева от дверей почти не дрожащим пальцем: — Она побежала вон туда. Господи, такая жирная! Нортон, ты видел ее?

— Нет, Алиса.

— Оставайтесь поблизости, леди, — посоветовал ей Майкл Розенберг. — Увидите здесь живность всех сортов сегодня вечером.

Раздалось несколько отрывистых, почти принужденных смешков, а потом они вернулись к своей работе.

— Господи, Ральф! — прошептала Лоис. — Те… те штуки…

Он взял ее за руку и сжал ладонь:

— Спокойнее, Лоис.

— Они знают, верно? Вот почему они здесь. Они — как стервятники.

Ральф кивнул. Пока он смотрел, несколько жуков вынырнули из верхушки куста и начали бесцельно ползти вверх по стене. Они двигались лениво и заторможенно — как ноябрьские мухи на оконном стекле — и оставляли за собой тонкие цветные следы. Следы быстро тускнели и исчезали. Другие жуки выползали из-под низа кустов на узенькую полоску газона. Один из комментаторов местного канала новостей пошел по направлению к зараженной местности, и, когда он обернулся, Ральф узнал Джона Киркленда. Он разговаривал с хорошенькой женщиной, одетой в один из так называемых «деловых» костюмов, который при нормальных обстоятельствах показался бы Ральфу чрезвычайно сексуальным. Он решил, что это продюсер Киркленда, и прикинул, позеленела ли бы аура Лизетт Бенсон в присутствии этой женщины.

— Они идут к этим жукам! — яростно зашептала ему Лоис. — Мы должны остановить их, Ральф, мы должны!

— Ничего подобного мы не сделаем.

— Но…

— Лоис, мы не можем начать вопить про жуков, которых никто, кроме нас, не увидит. Это кончится дурдомом. Кроме того, жуки здесь не ради них. — Он помолчал и добавил: — Я надеюсь.

Они смотрели, как Киркленд и его хорошенькая знакомая вышли на лужайку и… попали прямо в желеобразную массу ползающих и извивающихся трилобитов. Один из них скользнул на начищенный мокасин Киркленда, выждал, пока тот не перестал на секунду двигаться, и взобрался на штанину.

— Мне вообще плевать на Сюзан Дэй, — говорил Киркленд. — Мы делаем репортаж о «Женском попечении», а не о ней… Кругом рыдают женщины в черных повязках.

— Осторожнее, Джон, — сухо произнесла женщина. — Ты проявляешь чувствительность.

— Вот как? Черт побери.

Жук полз к его ширинке. Ральфу пришло в голову, что, если бы Киркленду вдруг дали возможность увидеть то, что вскоре заползет ему на яйца, он, наверное, сошел бы с ума.

— Ладно, но обязательно поговори с дамами, ведающими местным отделением, — говорила продюсер. — Теперь, когда Гретхен Тиллбери нет, нас интересуют Мэгги Петровски, Барбара Ричардс и доктор Роберта Харпер. Харпер, по-моему, собирается играть сегодня роль Большого Шамана… или в данном случае ее лучше назвать Большой Шаманшей. — Женщина сделала шаг в сторону от дорожки, и один из ее высоких каблучков проткнул неуклюже ползущего жука. Из него брызнула радужная струя внутренностей и какая-то белая, как воск, масса, похожая на несвежее картофельное пюре. Ральф догадался, что белая масса состояла из яиц.

Лоис уткнулась лицом ему в плечо.

— И не спускай глаз с леди по имени Элен Дипно, сказала продюсер, делая еще шаг к зданию. Жук, проткнутый каблуком ее туфли, корчился и волочился за ней.

— Дипно, — произнес Киркленд и постучал костяшками пальцев себе по брови. — При этом имени у меня где-то звякнул колокольчик.

— Не-а, там просто перекатывается твоя последняя действующая клетка серого вещества, — сказала продюсер. — Она — жена Эда Дипно. Они живут раздельно. Если тебе нужны слезы, она — твой лучший шанс. Они с Гретхен Тиллбери были хорошими подругами. Может быть, особыми подругами, если ты понимаешь, о чем я.