Бессонница
Шрифт:
— Я испугалась, — сказала Барби Киркленду. — Сначала я подумала, что они действительно швыряют мертвых младенцев или, быть может, зародыши, которые где-то раздобыли. Даже после того, как прибежала доктор Харпер, крича, что это куклы, я все еще не была уверена.
— Вы сказали, они что-то выкрикивали? — спросил Киркленд.
— Да. Явственнее всего я слышала: «Не пустим ангела смерти в Дерри!»
Репортаж снова вернулся к Киркленду в прямом эфире.
— Итак, Лизетт, демонстрантов отвезли от «Женского попечения» в полицейское управление Дерри на Мейн-стрит около девяти часов утра. Насколько мне известно, двенадцать человек было допрошено и отпущено; шестерых арестовали по обвинению в злостном хулиганстве — мелкое преступление. Так что, кажется, прозвучал еще один выстрел
— Еще один выстрел в… — начал было Макговерн, но тут же поднял руки, давая понять, что умолкает.
На экране снова возникла Лизетт Бенсон:
— Теперь включаем Анну Риверс, которая меньше часа назад разговаривала с двумя так называемыми «друзьями жизни» из тех, что были арестованы во время утренней демонстрации.
Анна Риверс стояла на ступеньках полицейского управления на Мейн-стрит между Эдом Дипно с одной стороны и высоким болезненно-желтым субъектом с козлиной бородкой — с другой. Эд выглядел изящным и прямо-таки красивым в сером пиджаке и темно-синих брюках. Высокий мужчина с козлиной бородкой был одет, как мог одеваться «мэнский пролетариат» лишь в воображении страдающего галлюцинациями либерала: вылинявшие джинсы, вылинявшая голубая рабочая блуза, широкие красные подтяжки пожарного. Ральфу потребовалась всего одна секунда, чтобы узнать его. Это был Дэн Дальтон, владелец «Кому цветок, кому пальто». В последний раз, когда Ральф видел его, он стоял за висевшими в витрине его магазина гитарами и птичьими клетками, взмахивая руками на Гама Дэвенпорта жестом, говорящим: Какая кому разница, что ты там думаешь!
Но взгляд его был прикован, конечно же, к Эду — Эду, выглядевшему таким элегантным и таким нормальным, с какой стороны ни глянь.
Макговерну явно стало стыдно.
— Бог мой, не могу поверить, что это тот же самый человек, — пробормотал он.
— Лизетт, — говорила хорошенькая блондинка, — со мной рядом Эдвард Дипно и Дэниель Дальтон, оба из Дерри — двое из тех, кого арестовали во время утренней демонстрации. Это правильно, джентльмены? Вы были арестованы?
Они кивнули; Эд — с едва заметной усмешкой, Дальтон — стиснув челюсти, с суровой решимостью. Взгляд, который последний устремил на Анну Риверс, придавал ему такое выражение — по крайней мере так казалось Ральфу, — словно он пытался вспомнить, в какую клинику абортов она недавно спешила, опустив голову и сгорбившись.
— Вас отпустили под залог?
— Нас отпустили по нашему собственному поручительству, — ответил Эд. — Обвинения были ничтожные. Мы не намеревались причинять кому-нибудь зло, и никто не пострадал.
— Нас арестовали только потому, что погрязшая в безбожии власть в этом городе хочет выставить нас напоказ, — сказал Дальтон, и Ральфу показалось, он заметил, как легкая гримаса на мгновение исказила лицо Эда. Выражение, говорящее: Опять он за свое.
Анна Риверс снова повернула микрофон к Эду.
— Главная тема здесь не философская, а практическая, — сказал он. — Хотя люди, содержащие «Женское попечение», любят сосредоточиваться на своих консультативных и лечебных услугах, бесплатных консультациях и прочих подобных замечательных функциях, существует другая сторона этого заведения. Реки крови вытекают из «Женского попечения»…
— Невинной крови! — вскричал Дальтон. Его глаза сверкали на длинном худом лице, и у Ральфа возник неприятный мысленный образ: по всему западному Мэну люди смотрят это и приходят к заключению, что человек в красных подтяжках — сумасшедший, в то время как его партнер кажется вполне разумным парнем. Это было почти смешно.
Эд отнесся к вмешательству Дальтона как к эквиваленту «аллилуйя» у «Друзей жизни», сделав краткую уважительную паузу, прежде чем снова заговорить.
— Резня в «Женском попечении» продолжается уже около восьми лет, — сообщил он Анне. — Многие люди — особенно радикальные феминистки вроде доктора Роберты Харпер, главного администратора «Женского попечения», — любят украшать это кружевами
вроде словосочетаний типа «раннее прерывание беременности»; но то, о чем она толкует, называется абортом — то есть вопиющим актом насилия над женщиной, совершаемым лишенным полового равноправия обществом.— Но стоит ли доводить до сведения общественности ваши взгляды таким способом — швырянием кукол, начиненных фальшивой кровью, в окна частной клиники, мистер Дипно?
На одно мгновение — всего лишь мгновение, не больше — искорка добродушного юмора в глазах Эда сменилась жесткой и холодной вспышкой. В это одно мгновение Ральф снова смотрел на того Эда Дипно, который был готов наброситься на водителя фургона, весившего на добрую сотню фунтов больше, чем он. Ральф забыл, что он смотрит кадры, снятые около часа назад. И испугался за стройную блондинку, бывшую почти такой же хорошенькой, как та женщина, на которой интервьюируемый ею субъект был все еще женат. Будьте осторожны, молодая леди, подумал Ральф. Будьте осторожны и бойтесь. Вы стоите рядам с очень опасным человеком.
Потом эта вспышка исчезла, и мужчина в твидовом пиджаке снова стал серьезным молодым человеком, посидевшим за свои убеждения за решеткой. И снова из них двоих Дальтон, нервно теребящий свои подтяжки, как большие резиновые струны, а не Эд, был похож на слегка тронутого.
— Мы все делаем то, что не получилось у так называемых хороших немцев в тридцатых годах, — говорил между тем Эд. Он произносил это терпеливым лекторским тоном человека, которого заставляют повторять очевидное снова и снова… в основном тем, кому и так все должно быть известно. — Они молчали, и шесть миллионов евреев погибли. В нашей стране имеет место точно такой же геноцид…
— Больше тысячи младенцев каждый день, — вставил Дальтон. Вся его крикливость пропала, голос звучал испуганно и жутко устало. — Многих из них выдирают из утроб матерей по кусочкам, и, даже умирая, они протестующе машут своими крошечными ручонками.
— О Господи Боже, — пробормотал Макговерн. — В жизни не слышал более идиотского…
— Заткнись, Билл! — оборвала его Лоис.
— …цель этого протеста? — между тем спрашивала Анна Риверс у Дальтона.
— Как вам, вероятно, известно, — сказал Дальтон, — городской совет согласился пересмотреть земельный устав, позволяющий «Женскому попечению» действовать там, где оно находится, и так, как оно это делает. Они могут проголосовать по этому пункту уже в ноябре. Защитники абортов боятся, что совет может насыпать песку в шестеренки их машины смерти, вот они и вызвали Сюзан Дэй, эту самую злостную защитницу абортов в стране, чтобы попытаться продолжить работу этой машины. Мы сосредоточиваем наши силы…
Маятник микрофона качнулся обратно к Эду.
— Будут ли еще протесты, мистер Дипно? — спросила Анна Риверс, и Ральфу вдруг пришло в голову, что Эд может вызывать у нее не только профессиональный интерес. Эй, а почему бы и нет? Эд был симпатичным парнем, а мисс Риверс вряд ли могла знать, что он считает, будто Малиновый король и его Центурионы находятся в Дерри и вдохновляют детоубийц в «Женском попечении».
— Пока ошибка в законе, открывающая дверь этому кровопролитию, не будет исправлена, протесты продолжатся, — ответил Эд. — И нам останется надеяться, что в будущем веке останутся свидетельства того, что не все американцы были хорошими нацистами во время этого темного периода нашей истории.
— Протесты с насилием?
— Против насилия мы и протестуем, — последовал ответ.
Теперь эти двое не сводили глаз друг с друга, и Ральф подумал, что Анна Риверс сейчас испытывает, как сказала бы Кэролайн, приступ бедренной горячки. Дэн Дальтон стоял в самом краю экрана, совсем забытый.
— А когда Сюзан Дэй приедет в Дерри в следующем месяце, вы можете гарантировать ее безопасность?
Эд улыбнулся, и перед мысленным взором Ральфа возник другой Эд — стоящий в тот жаркий августовский полдень, месяц назад, на коленях, упершись руками в плечи Ральфа, и шипящий ему прямо в лицо: «Они сжигают зародышей там, в Ньюпорте». Ральф вздрогнул.