Бессонный всадник

Эррера резко останавливается. Такая уж у него привычка – сразу с ходу осаживать коня. Эрреру уважают. Во всякое время года, на любом фоне, льют ли дожди или скалы блещут на солнце, одинаково внушительно выглядит его фигура. Ему шестьдесят три года, и Янакоча избрала его главою общины. Старых людей осталось мало, сколько их было в Тарме? Чтобы добраться до Гармы, надо пересечь три горных хребта. Много ли стариков встретите вы на наших тропах? Кого унесла оспа, кто надорвался в шахтах, страдания, беды… Тяжкие годы! Мало осталось старых людей. В деревнях – одни ребятишки, мелкий народ, будто картофель семенной. Ограблены наши деревни испанцами, теперь эти негодяи бегут, – хвала тебе господи! – бегут под натиском нашей кавалерии, да, да, нашей родной кавалерии, сеньор! А стариков у нас мало. Люди отдают богу душу в тридцать, в сорок лет. Тяжкий труд, эпидемии – редко кто доживет до старости, и если уж доживает, то вечно хранит память обо всех страданиях и муках своего народа. И вот мы выбрали главой общины Раймундо Эрреру, потому что ему шестьдесят три (я сам выпил целый кувшин хлебной чичи на дне его рождения), а главное, потому что он видит насквозь все подлые замыслы сеньоров. Члены семьи Эррера никогда не были начальством в Янакоче, но этот три-раза попадал в рекрутский набор и уцелел, шесть лет провел в шахтах Серро-де-Паско, три года в Кастровиррейне, а там добывают ртуть, сеньор, там у лошадей копыта гниют и превращаются в кашу!

– Староста, староста, староста!

Не успел еще Эррера въехать в середину толпы, как на дороге появился Порфирио Роке, скотовод из Мичивилки.

– Испанцы переходят через мост!

Порфирио – совсем юный, только что женился; он волнуется: впервые пришлось ему – и в таких молодых летах – говорить перед лицом общины.

Кинулись к мосту. Я тоже заковылял вверх к Кенкашу. В самом деле! По мосту через Янауанку тянется цепочка усталых, потрепанных великанов.

Бешеным галопом вывернулся откуда-то Сантьяго Лукас, собаки с визгом разбегались, спасаясь от копыт его лошади.

– Они стоят лагерем в Уараутамбо.

– Ты сам видел? – спросил старый Эррера.

– Да, видел, сеньор.

Эррера гордо выпрямился в седле.

– Ты – брат Фелисиано Лукаса.

Сантьяго Лукас покраснел. Эррера снял шляпу.

– Горько мне говорить тебе это: Фелисиано Лукас не вернется.

– Что вы сказали, сеньор?

– Он погиб в бою.

– Откуда вы знаете?

– Он сам мне это сказал, Я мало сплю. Наверно, от ртутных испарений на рудниках разучился спать. Вчера, когда я перелопачивал зерно в своем амбаре, твой брат явился мне.

– Я счастлив видеть, что ты, Фелисиано, живым и здоровым вернулся из боя.

Твой брат обнял меня, я ощутил невесомое прикосновение его РУК.

– Ты устал, Фелисиано.

– Я иду из Хунинской пампы. Я отправился в путь вчера, дон Раймундо.

– Неужто за одну ночь ты прошел сорок лиг [9] , Фелисиано?

– Больше.

Я знаю твоего брата с рождения. И никогда не слышал, чтоб он солгал. Скажи мне другой такие слова: «Я прошел сорок лиг за одну ночь», я б засмеялся.

9

Мера длины, равная 5572 м.

– Вот почему одежда твоя в лохмотьях.

– Кустарник на тропе цепкий, дон Раймундо. Вы могли бы дать мне поесть?

Домитила, моя жена, оставила мне кастрюлю с жареной кукурузой.

– Ешь, Фелисиано.

Он набросился на кукурузу.

– Мы победили, дон Раймундо, – пробормотал он.

Он ел жадно. Глаза его сверкали.

– Мы победили испанцев! Вербовщики генерала Миллера в прошлом августе взяли меня силой. Не беда! Я молод, силен, и в жилах моих течет кровь храброго народа. Так я думаю. Тяжко служить в армии поневоле, но как легко, дон Раймундо, когда понимаешь, за что воюешь. Я теперь уже сержант!..

Он говорил, а сам все ел кукурузу.

– В боях я понял, Эррера, что наша борьба справедливая. И я, такой тихий, стал храбрым бойцом. Три месяца провел я в передовом отряде Боливара в погоне за армией испанца Кантерака. Вчера мы наконец нагнали их в долине Борбон. Мы их разбили, дон Раймундо. Конец испанскому владычеству! Мы свободны, мы будем жить на свободной земле, дон Раймундо! Посмотри на мое копье. Остро наточил я его, и горько заплачут испанские матери.

Тут я заметил, что на шее у него дыра и из нее вываливается кукуруза. По этому признаку всегда мертвеца узнаешь. Тогда я понял, что твой брат мертв.

– Ты пришел попрощаться, Фелисиано?

– Я пришел сказать тебе, дон Раймундо, что генерал Ла Map приближается к долине Чаупиуаранга.

– Что ему надо?

– Он снова хочет набрать отряд.

– А где тот отряд, что мы послали к Боливару?

– Война, дон Раймундо, это война. На то мы и мужчины.

– А мой сын Эмилиано?

– Во прах обратился. Ветры долины Борбон разнесут славу о его подвигах.

– А мой сын Эудосио?

– Зачем спрашивать? Сам знаешь: ни один из жителей Янакочи не вернется назад.

– Тогда зачем же давать еще отряд генералу Ла Map?

– Генерал Ла Map выйдет на площадь Янакочи и скажет, что возвратит нам землю. С 1705 года мы боремся за нее. Жители долины Чаупиуаранга послали отряд бороться за то, чтоб нам отдали землю. Я ушел с этим отрядом.

– А мой сын Селестино?

– Не трать слов даром, бестолковый! Генерал Ла Map скачет сюда. Ему нужны триста юношей. Дайте ему их. И тогда правительство Перу отдаст нам во владение землю. Кто самый лучший всадник в долине?

– Матео Минайя.

– Пусть командует отрядом долины Чаупиуаранга. На поле битвы при Аякучо они покроют себя славой. Не зря отдадут они свои жизни. Они погибнут, чтобы вернуть нам землю.

Но землю нам так и не дали, – с горечью думает Раймундо Эррера, Светает. Сочится в окна водянистый рассвет.

Глава девятнадцатая, которую хитрые летописцы обычно пропускают

Хотел бы я быть верблюдом. Инженер говорит, что у верблюда в животе запас воды, вот он и шагает сто дней по пустыне – и хоть бы Что. Инженер-то, он знает. А хорошо бы запастись едой месяца эдак на три. Но, на свою беду, я перуанец, а не верблюд. В лучшем случае достается мне козленок со всем тем, что к нему положено: картошечка, умитас, [10] уакатай, [11] сыр, да еще пиво. Инженеру его дают даром, сколько угодно. Вот уж вкусно, так вкусно! Инженер мне обещал: «Тупайячи, когда мы осуществим наше Великое Дело, я тебя назначу Младшим Сборщиком центральных районов». – «С меня довольно одного Серро-де-Паско, хозяин». – «В этих местах богачей хватает. Полно всяких Проаньо, Фернандини. Потряси-ка их хорошенько, Тупайячи». А я думаю вот так: получу назначение, сниму дом на сто комнат и все их битком набью всякими вкусностями. В одной комнате – маисовая каша, в другой – картошечка самого лучшего сорта, лиловенькая, в третьей – пироги с мясом, в четвертой – баранья похлебка. Только нам, богачам, доступны такие чудеса… Иду, иду, господин Инженер. Багаж уложен, почтеннейший господин Инженер. И правда: тахеометр, компасы, рулетки, треноги, фляжки, подлинные тетради для записи фальшивых данных, фальшивые тетради для записи подлинных данных – все готово к путешествию.

10

Кушанье из маиса, протертого со специями, завернутое в лист кукурузы и зажаренное или сваренное.

11

Душистая трава, приправа.

День встает, Инженер выходит на главную площадь Паукартамбо. Появляются власти селения К'ерос: смуглые лица, длинные волосы, заплетенные в толстую косу, короткие красноватые пончо, черные узкие штаны до колен, серые сандалии. Отсюда до К'ероса пять дней пути на мулах по горным тропам, через три климатических зоны – мягкое тепло сьерры, ледяное предгорье, сельва.

Алькальд К'ероса выступает вперед.

– Мы вас проводим только до границы «Маникомио Асуль». Там мы расстанемся. Мисти [12] Ябар, помещик, не велит помогать чужакам. Мы его арендаторы, и нам запрещено выходить за границы имения и чужих пускать не дозволено.

12

«Мистер» (искаж. англ.).