Бестия. Том 2
Шрифт:
Она отдавала себе отчет в том, что почти каждый самец украдкой наблюдает за ней. В шестнадцать лет она была дикой маргариткой, а в двадцать стала дикой розой. Смуглая кожа, черные глаза. Тонкая и стройная. Груди округлились, придав ей чувственный вид. Она отрастила густые вьющиеся волосы, и теперь они волнами доходили до талии.
Она почти не пользовалась косметикой. Не было необходимости. Немного подвести глаза, подкрасить губы и там-сям нанести чуточку золотистых блесток. Вот и все.
Ее не оставляли мысли о собственной несчастной жизни.
У мистера и миссис Ричмонд была шикарная
Сам факт, что Джино заплатил кому-то, чтобы тот женился на ней, был настолько ужасен, что вначале Лаки отказывалась верить. А потом слетала в Нью-Йорк, чтобы атаковать Джино вопросами.
— Ну и что? — удивился он. — Зато теперь ты член одной из лучших семей всех чертовых пятидесяти штатов. Превосходная сделка. Подумаешь, я просто снабдил его деньгами, чтобы было с чего начать.
Начать — что? Крейвен так и не устроился на работу. Он околачивался возле отца, играл в теннис с матерью, а от Лаки требовалось блистать на приемах, играть в гольф, кататься верхом и принимать участие в любительских соревнованиях по теннису. Обо всем этом помещались подробные репортажи в прессе. Скоро она убедилась: Питер Ричмонд пальцем не шевельнет, если поблизости не крутится фотограф.
Не о такой жизни она мечтала!
Лаки дошла до точки.
— Я хочу работать, — заявила она мужу. — Без этого мой мозг превращается в шарик для пинг-понга.
— Не самая удачная мысль, — буркнул Крейвен.
— Не самая удачная мысль, — заявила Бетти.
— Не самая удачная мысль, — проворчал Питер.
Чего у Ричмондов не отнять — они всегда заодно.
— Дорогая, — проворковала однажды Бетти, — ты никогда не задумывалась о том, чтобы родить ребеночка?
Задумывалась ли она? Да от одной мысли ее бросало в жар.
— Я свободно владею четырьмя иностранными языками. У меня активный склад ума. Нет, Бетти, я не хочу пока иметь детей. Мне нужно настоящее дело, иначе я свихнусь.
Они скрепя сердце позволили ей проводить несколько часов в день в офисе Питера. Она выдержала неделю. Работать на Питера вместе с другими задолизами было еще хуже, чем ничегонеделание.
Лаки пробовала заполнять свои дни покупками, чтением, ездила в гости к подругам, которые, в сущности, были всего лишь приятельницами. Часами гоняла на своем «феррари» туда и обратно по автостраде, просто чтобы убить время. Выжимала предельную скорость, включала на полную мощность стереомагнитофон с записями в стиле «соул». Отдавалась острым ощущениям, бросалась с головой в омут мимолетных связей — ни одна не длилась больше недели. Изредка встречалась с отцом. Он прилетал в Вашингтон или они с Крейвеном летали в Нью-Йорк. Обычно по какому-нибудь поводу: званый обед, презентация… Кругом толпились люди. Пару раз мелькнул Дарио. Брат, с которым они когда-то были
так близки, стал таинственным незнакомцем; им было нечего сказать друг другу.Лаки чувствовала себя в западне. Она вела жизнь, которая была ей противна, но которую навязал Джино.
Так почему она вела ее? На этот вопрос ей самой было трудно ответить. Лаки страстно ненавидела отца. И в то же время стремилась угодить ему.
Его устраивало видеть дочь замужем.
Ее устраивало трахаться со всеми подряд.
Лаки заставила себя выйти из воды и вдруг увидела, что Крейвен, как безумный, машет руками. Она нарочито медленно направилась к их топчанам.
— В чем дело? — и тряхнула мокрыми волосами, обдав его волной брызг.
— Твой отец… Тебя зовут к телефону.
— Что? — у Лаки подпрыгнуло сердце. Она много месяцев не виделась с Джино и не разговаривала с ним по телефону. Неужели он соскучился?
Не подумав даже закутаться в полотенце, она вбежала в одну из стеклянных будок.
— Да?
— Лаки? Привет, детка. Как дела?
Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал небрежно.
— Просто замечательно. А у тебя?
— У меня проблемы. Ничего страшного.
Он говорит с ней о своих проблемах! Первый раз в жизни!
После неловкого молчания:
— Слушай, детка, я хочу, чтобы ты прилетела в Нью-Йорк.
Миллионы вопросов теснились у нее в голове.
— Когда?
— Сегодня, завтра… Я не призываю тебя мчаться сломя голову, но и не оттягивай.
— У меня самый разгар каникул, — нарочито холодно произнесла она.
— Вся твоя жизнь — сплошные чертовы каникулы! — взорвался Джино.
Лаки отбросила притворство и нетерпеливо спросила:
— В чем дело?
— Это не телефонный разговор. Подними свою задницу и валяй в Нью-Йорк. Я бы не просил, если бы это не было важно.
— Вылетим сегодня же вечером.
— Не надо Крейвена. Приезжай одна. Это семейное дело.
Мысль о том, чтобы лететь в Нью-Йорк без Крейвена, наполнила ее сердце ликованием.
— О'кей. — Что все-таки могло приключиться? — Увидимся!
— Давай прямо сейчас, тогда мы сможем вместе поужинать. Дарио тоже приедет.
Вот когда Лаки растерялась. Дарио… Она, Джино, Дарио — вся семья! Может, Джино опасно болен и ему осталось пять минут жизни?
— Ты как? — тихо спросила она. — В порядке?
— Ясное дело. Лучше некуда. Потом расскажу. Когда узнаешь номер рейса, позвони Косте, чтобы организовал встречу в аэропорту.
Длинные гудки в трубке возвестили окончание разговора.
За несколько минут до этого такой же разговор состоялся у Джино с Дарио. Тот удивился ничуть не меньше сестры.
Джино давно предоставил ему полную свободу.
— Ты должен получить высшее образование, и тогда ты всегда сможешь взять мир за яйца, — любил повторять Джино. Дарио последовал его совету. В семнадцать лет окончил школу, а затем убедил отца позволить ему изучать искусство в Художественном колледже в Сан-Франциско.
Поначалу Джино отнесся к этому скептически.
— Искусство? Это еще что за премудрости?
Однако он даже гордился, что у него талантливый сын, и доверительно делился с Костой: