Бесы в погонах

А потом пошла обычная, вседневная суета, и священник с упоением отдался ее могучему течению, позабыв и свои страхи, и свои сомнения, и даже то, что не спал в эту ночь. Он шутил с диаконом Алексием, с огромным энтузиазмом просмотрел бухгалтерские отчеты, сходил в больницу и навестил своих заждавшихся его прихожанок, поговорил с Костей, ободрил персонал райбольницы, снова вернулся в храм, присел на лавочку в беседке и заплакал от переполнявших его чувств.

* * *

Роман Григорьевич Якубов пришел к нему через два дня. И вид у него был виноватый.

– Вы уж извините меня, батюшка…

– Бог простит, – не дослушав, улыбнулся ему священник.

Он сразу понял, что Якубову безмерно стыдно за то, что он тогда, трое суток назад, в какой-то миг струсил, отказавшись участвовать во всей этой эпопее до конца. Но, положа руку на сердце, они все тоже были перед ним виноваты: втянули мужика в жуткую, грязную историю ни за что, ни про что, а потом еще требовали, чтобы Роман проявлял не свойственный ему героизм.

– Вы не поняли, – криво улыбнулся Роман. – Я вас пригласить в гости хочу, на чаепитие, так сказать… Я, конечно, понимаю, что вы человек занятой, но Катя с Женькой настаивают. Придете?

В его глазах было столько ожидания и надежды, что отец Василий не выдержал и рассмеялся:

– Дурная примета в гости к Якубовым ходить, ну да ладно, когда?..

– Давайте сегодня, после вечерней службы. Катя торт испекла…

Священник почесал затылок.

– Только я без Олюшки не могу, – честно признал он. – Она меня теперь ни на шаг от себя не отпускает. Даже неловко как-то…

Ему действительно было неловко: всегда имевший абсолютную свободу на любые перемещения, он теперь, после минувших событий, чувствовал, что это его неоспоримое право изрядно пошатнулось и даже дало трещину. И вообще, пора становиться нормальным семейным человеком, правильно Ольга говорит…

– Конечно-конечно! – с энтузиазмом поддержал встречное предложение Роман. – Во сколько к вашему дому машину подогнать?

– Давайте к десяти, – предложил отец Василий. – Мишанька как раз заснет, и можно будет соседку попросить, чтобы приглядела.

– Заметано! – разулыбался Роман Григорьевич. – Ровно в десять машина будет.

Отец Василий посмотрел, как радостно, чуть ли не вприпрыжку помчался Якубов к своему огромному джипу, и подумал, что, похоже, этот простой русский, если не считать четверти цыганской крови, человек наконец-то понял, что такое жизнь без понтов. Может быть, и ко Христу стал ближе…

«Надо его на службу пригласить, – решил священник. – Эта душа не должна сгинуть в геенне…» Он ясно чувствовал, что у Романа впервые за много лет появился настоящий, реальный шанс обратиться в лоно православной церкви.

* * *

Ольга к идее сходить к Якубовым отнеслась настороженно. Наученная горьким опытом последних дней, она боялась, просто боялась, без объяснений почему. Отец Василий даже подумал, не стала ли Олюшка по-бабьи суеверной, но тут же отогнал от себя эту недостойную, исполненную гордыни мысль: сила веры Ольги во всевышнего была ему известна.

Но, когда ровно в 22.00 к дому подъехал огромный черный джип, Ольга отринула сомнения, дала последние наставления словоохотливой, добродушной соседке, еще раз взглянула в зеркало, с некоторым сожалением оглядела свои изрядно округлившиеся за время кормления грудью бедра и отважно кивнула:

– Пошли.

А менее чем через четверть часа они уже подъезжали к знакомому глухому бетонному забору в самом сердце «Шанхая».

– Оленька! – выбежала из калитки навстречу Евгения. – Здравствуй, милая!

Женщины обнялись.

– Здравствуйте, батюшка! Вы проходите, проходите…

Священник крякнул и протиснулся в калитку мимо здоровенного, в два раза, наверное, больше прежнего, охранника в дверях. «Где только Роман таких набирает? – подумал он. – А впрочем, правильно делает, в "Шанхае" иначе нельзя…»

Подошел и Роман Григорьевич, за ним, совершенно красный от смущения, Сережа, выбежала из дома заполошенная Катерина – впервые эта семья прямо-таки лучилась настоящим, неподдельным счастьем. Священник знал: такое бывает после серьезных совместных испытаний… если, разумеется, семья их выдержала. Похоже, что Якубовым это удалось.

Попа и попадью провели в зал, усадили на самое почетное место, во главе стола, прямо напротив хозяев, и действо началось.

Роман Григорьевич открыл бутылку дорогущего французского коньяка, определенно настоящего, и начал:

– Дорогой вы наш, отец Василий… батюшка…

Священник смущенно глянул в сторону Ольги. Кажется, она против коньяка не возражала.

– Позвольте вам сказать…

Во дворе что-то хлопнуло, затем еще раз, и в дверях зала вырос охранник.

– Извините, Роман Григорьевич, что отрываю вас…

– Что там еще? – со страданием в голосе спросил Роман.

– К вам РУБОП.

Наступила такая тишина, что стало слышно, как позвякивает о блюдечко не вовремя взятая Евгенией со стола чайная ложечка.

– Какой такой РУБОП? – сглотнул Роман Григорьевич.

– А я знаю? – растерянно ответил вопросом на вопрос охранник. – Но их там много, человек десять.

– Так! – состроив зловещую гримасу, поднялся из-за стола Роман Григорьевич. – Они меня уже достали!

– Рома, не надо! – кинулась к мужу Евгения.

– Отойди, Женя! – решительно отодрал от себя ее руки Роман. – С этим надо что-то делать! Я столько бабок заплатил, чтоб меня не трогали! Мне сам полковник Багрянский обещал!..

Он вперил немигающий взгляд в охранника:

– Блокировать все подходы! Раздать отдыхающей смене оружие…

– У нас только газовое… – растерянно развел руками охранник.

– Значит, раздай газовое! – заорал Якубов. – Но если ты их сюда пропустишь, раньше чем я позволю!..

– Рома, не надо!

Во дворе снова раздался какой-то шум, и по мощенной бетонной узорчатой плиткой дорожке прогрохотали тяжелые армейские ботинки. И стало ясно: Роман Григорьевич бесконечно опоздал – все уже состоялось, и битва проиграна, даже не начавшись.