Бейкер-стрит на Петроградской
Шрифт:
Профессор Н. В. Измайлов: «...Германн — один из немногих образов Пушкина, в которых осуждение дано с такой, можно сказать, законченйой прямолинейностью».
Наконец, сам А. С. Пушкин: «...это, уже пошлое лицо...», «...ни слезы бедной девушки, ни удивительная прелесть ее горечи не тревожили суровой души его...», «...Письмо... слово в слово взято из немецкого романа...».
Выбор Виктора Проскурина определял нашу концепцию — во всем следовать автору. В его «типе» что-то немецкое, он скрытен, внешне мало эмоционален, но наполнен при этом взрывным темпераментом. На первый взгляд он малосимпатичен, но, будучи хорошим актером, может вызвать то самое грустное сочувствие,
Однако Центральное телевидение не соглашалось на эту кандидатуру. Пришлось ехать в Москву, в «Экран», объясняться с добрейшим Борисом Михайловичем Хессиным, читать ему лекцию о том, кто такие петербургские немцы.
В конце концов Проскурина утвердили.
Итак, будем читать «Пиковую даму»!
С самого начала, с первого прочтения, я постоянно ощущал два голоса, два начала в этой прозе: мужское и женское, ум и сердце, анекдот и рок, сплетню и тайное движение души. Поэтому я разбил текст на мужскую и женскую роли.
Читать должны были Алла Демидова и Олег Басилашвили. Но Басилашвили отказался — в то время он был занят у Евгения Ташкова на съемках фильма «Подросток» по Достоевскому. Поэтому Алла читала одна. Как всегда бывает в таких случаях, судьба распорядилась гораздо разумнее, нежели мог распорядиться ты сам.
Диалоги «Пиковой дамы» — одиннадцать сцен — сыграли Виктор Проскурин, Елена Николаевна Гоголева, Иннокентий Смоктуновский, Виталий Соломин, Ирина Дымченко...
Мы очень бережно отнеслись к пушкинским текстам, старались не упустить ни одной запятой. Алла долго и мучительно учила тексты, развешивала подсказки на декорациях, чтобы не ошибиться. А Виталий Соломин, столкнувшись с огромным монологом Томского, нашел вполне оригинальный способ: он записал монолог на диктофон и во время съемки тихонечко транслировал его, повторяя текст. Замечательно получилось! Впоследствии я не раз применял метод Соломина на других картинах.
Знакомые Елены Николаевны Гоголевой, узнав, что она будет играть старую графиню, спросили: «А петь романс вы будете?»
Как оказалось, до нас Гоголева никогда не снималась в кино. У нее даже не было государственной кинематографической ставки. Мы должны были хлопотать ей ставку, чтобы рассчитаться за работу.
На съемочной площадке она трусила, была скромна и послушна.
Кинематографическая «девственница»!
Ей было восемьдесят два года, но читала она без очков. Однажды по моей команде «Сядьте!» грохнулась мимо стула и ударилась головой о косяк, но ее спасли тяжелый чепец и толстые юбки.
На озвучании я пытался оживить старую графиню голосами басовитых актрис. Пробовал даже мать Ильи Авербаха Ксению Владимировну Куракину, знаменитого педагога по технике речи в Ленинградском театральном институте. Но в конце концов озвучила себя сама Гоголева.
Эта замечательная актриса оказала нашей картине огромную честь своим участием.
Иннокентий Смоктуновский играл Чекалинского, в доме которого Германну суждено было проиграть свое состояние и сойти с ума. Несмотря на все мои заверения об отсутствии в повести мистического начала, в самом финале нам вдруг является что-то фантастическое. Обдернулся ли Германн или под гипнотическим взглядом Чекалинского вытащил вместо назначенного туза роковую пиковую даму?
«Well...» — сказал Иннокентий Михайлович, жуя морковку. Это была его любимая присказка и любимая жвачка.
Раиса Беньяш, ленинградский авторитет в критике, сказала Алле Демидовой, с которой дружила: «До Пушкина дотянулся только Смоктуновский. А вы зря подстриглись...»
В целом же вокруг картины был заговор молчания. И только через год, когда 6
июня, в день рождения Пушкина, «Пиковая дама» была показана по Первому каналу, тотчас же обрушился шквал телефонных звонков, поздравлений и тому подобное. Тогда мы поняли, что попали в «десятку».Булат Окуджава в «Литературной газете»: «...Посчастливилось посмотреть „Пиковую даму" — ленинградскую постановку с прекрасной Аллой Демидовой во главе. Это беспретенциозное прочтение Пушкина мне дороже, приятнее иных режиссерских ухищрений. В эту пушкинскую годовщину, когда есть достаточно много материалов, связанных с великим поэтом, я рад появлению такого чистого прочтения».
И если прикосновение к «мистике» кого-то и напугало, то не меня. Я был счастлив снова работать Юрием Векслером, который к тому времени вышел из больницы. Художником стал старший из Капланов — Исаак. Денег было мало, и он построил в небольшом павильоне сложный декорационный комплекс, который просматривался с разных сторон многими анфиладами и покоями.
Теперь я не только не жалею, что взялся за «Пиковую даму», но считаю эту картину лучшей из всего того, что довелось мне сделать.
И еще одна цитата из Пушкина: «Не надобно всего высказывать — это тайна занимательности...»
РИМСКАЯ МИСТИКА
Янковский опять у меня на пути.
– Корова не знала, что ее убьют.
– Прикосновение понтифика.
– Я торгую «Холмсом» и «Пиковой дамой».
– Осенняя роскошь.
Настоящие тайны, даже мистика, подкараулили меня далеко от дома — в Италии.
Октябрьским днем 1982 года я бродил по Вечному городу, по узким улочкам вдоль Тибра.
Поворачиваю в переулок направо — черная кошка перебегает мне дорогу. Иду налево — еще одна скачет поперек моего пути. Куда деваться? Остается один путь — вниз к Тибру.
Иду вниз, и тут на моем пути встает Олег Янковский. Оказывается, он уже три месяца живет в Риме, снимается у Андрея Тарковского в «Ностальгии». Изнывает от одиночества и счастлив меня видеть. Уже три раза работали мы с ним: на «Гонщиках», в «Сентиментальном романе» и «Собаке Баскервилей».
Олег, как римский старожил, ведет меня в злачное место — ресторанчик для актеров. Янковского сопровождает переводчица по имени Ира. И эта Ира, которая совсем недавно приехала из Москвы, где ела все подряд, теперь рассуждает так:
— Я хожу в этот ресторан только потому, что здесь дают мясо коровы, которая не знала, что ее убьют.
— Что это означает? — недоумеваю я.
Оказывается, если корова знает, что ее убьют, то ее мясо наполняется какими-то ядовитыми веществами... Короче говоря, мы ели мясо, причем мясо «тар-тар», то есть практически сырое, и ели с полной уверенностью, что корова не знала, что ее убьют.
Моя гостиница находилась рядом с Ватиканом. На следующее утро я отправился на площадь Святого Петра, до отказа заполненную народом. Был день Иоанна Крестителя. Шел дождь...
Еще Бернард Шоу сказал: «Не бывает плохой погоды, бывает плохая одежда».
Какие-то добрые люди пустили меня под свой зонт, и я остался на площади дожидаться приезда Папы Римского. Будто какая-то таинственная сила удерживала меня на том месте.
Вдруг на площади появляется белый «фиат», который я поначалу спутал с «жигуленком». Из «жигуленка-фиата» выходит Иоанн Павел Второй. Его появление привело в восторг итальянцев, теснившихся вдоль узкого коридора, ограниченного металлическими переносными заборчиками.