Без дна. Том 1
Шрифт:
«Ну и что тут у вас?» – это уже после того, как охрана разрешит Аркадию пройти в дом. «Идите за мной». Вертлявая бебеха. Под тридцать. В кружевном передничке. Надо понимать, прислуга. Поднялись по широкой деревянной, покрытой богатым ковром лестнице. Как когда-то поднимался и не достигший на то время половой зрелости юный Аркаша. Тогда тоже был ковёр, но другой – дряхленький, с потёртостями. На первом этаже абонемент и гардероб. На втором – просторный читальный зал, буфет и туалет. Это в прошлом. Сейчас, конечно, после евроремонтов, тут не только ковёр, но многое, если не всё, по-другому. «Вот тут», – притормозила напротив камина.
Помнит Аркадий этот камин, в «его» времена им (верно, хозяин прав) не пользовались. «Мы только затопили, и сразу же повалило отовсюду!» – «Выход где?» – «”Выход”?..» – «Да, у любого камина есть отверстие, где собирается сажа». – «Может, здесь?» – вернулась в
«Здорово, рабочий класс!» – вынырнул из-за угла, судя по нарядному форменному костюмчику, охранник. «Здорово, служивый». – «Слушай, у моей родственницы кошку в вентиляционную трубу угораздило. Второй день пищит. Сможешь вытащить?» – «Без проблем. Только не сегодня. После праздников». – «За праздники она может… того самого». – «Тогда ничем…» В дальнем конце коридора появляется прислуга со стремянкой и тазиком. Аркадий бросает охраннику строго: «Даме лучше помоги!» Переодевшись в свою обычную спецовку, он вскарабкивается по стремянке. Прислуга уходит по своим делам, а охранник остаётся – бдит. С трудом смог открыть дверцу. Да-а, этот камин, похоже, со времён царя Гороха не затапливался. Столько дряни всякой накопилось! Отсюда и «повалило». Когда сделал первый зачерп, сажа чёрными хлопьями посыпалась на сияющий, отлакированный паркет. «Ух ты! – даже страж порядка удивился. – Ёкэлэмэнэ… Слушай, ты там потщательнее поройся. Может, ещё и кладик какой-нибудь. Чур, на двоих?»
Нет, кладиков никаких, зато гэ более чем. Чтобы его убрать, пришлось потрудиться. Затопил камин, убедился, что дыма больше нет. Пока возился, охранник убрался со своего боевого поста. Прислуги поблизости тоже не было видно, а Аркадию, хоть ты тресни, нужно было сполоснуться. Вспомнил! Вон там вроде бы должен находиться совмещённый санузел для мальчиков. Ровно в противоположном конце коридора был когда-то такой же санузел для девочек.
Подойдя к двери, не обнаружил мужественного силуэта в профиль (раньше был). Впрочем, нет и силуэта женственного. Поэтому Аркадий решился отворить дверь и, когда она легко поддалась, заглянул в то, что раньше точно было санузлом, а сейчас… Нет, это уже жилая комнатка. Мягкая мебель. Столик типа журнального. На нём красивая ваза с цветами. Но что сразу и первым бросилось в глаза – иконка в простенке и зажжённая лампадка. В поле зрения Аркадия – только половина комнаты; в первые несколько мгновений, кроме мебели и иконки с лампадкой, больше ничего и никого. Ему бы и захлопнуть на этом дверь: эй, любопытная Варвара, не суй нос, куда тебя не просят, но… Может, «сон разума порождает чудовищ» или унаследованный от прапрапредков инстинкт охотника-следопыта сработал: рискнул отворить дверь пошире… И чего теперь там?.. Женщина. Или скорее совсем молоденькая девушка. Также обернулась и так же – не то с любопытством, не то с испугом – смотрит на него. Необыкновенная какая-то девушка. Настолько необыкновенная, что… «Не можно глаз отвесть. Днём свет божий затмевает. Ночью землю освещает. Месяц под косой блестит…» Ну а дальше всё по порядку, как у Александра Сергеевича.
Тут уместно, наверное, будет привести одно претендующее на глубокомысленность нотабене. Негоже, конечно, когда не хватает собственных средств выражения, пользоваться услугами высказавшегося, кажется, уже по поводу всего, что есть на белом свете, классика, но… лучше его, как ни тужься, всё равно не скажешь, не так ли? И второе. Именно здесь и сейчас мы касаемся самого важного. Это самое важное носит высокое звание «идеального». Идеальное же тем и примечательно, что Оно единственное в своём роде. Неподражаемо и неповторимо. Это Эталон. Отсюда Идеал и дефиниция – вещи несовместные. Обозначить Идеал, конкретизировать его, дать Ему какое-то связное описание – означает сопоставить Его с чем-то или кем-то неидеальным, то есть поместить в одну шеренгу, наравне с другими. Но даже если Идеал будет по ранжиру первым в этой шеренге, это уже унизит или даже уничтожит Его. Отсюда и желание скромного автора воспользоваться тем, что уже было открыто задолго до него великим пиитом: «Не можно глаз отвесть». И всё! И точка! Этим всё и исчерпывается.
Итак, Аркадий, остолбенев, смотрит на поразившую его каким-то своим, не поддающимся определению совершенством девушку, а девушка смотрит на него. Аркадий её явно не поражает, не числится за ним никаких совершенств, скорее пугает (чужой, чумазый от осевшей на его физиономии сажи
и не в самой опрятной робе). И так порядка нескольких секунд, пока из-за спины Аркадия не донёсся истошный крик: «Эй, ты, мать твою!.. Трубочист!» Служака-охранник. Мчит по коридору, орёт во всю лужёную глотку. Аркадия мгновенно, как порывом ветра сдуло от двери, а тем же временем на другом конце коридора появляется прислуга. В общем – полундра!.. Свистать всех наверх!..«Вань, ты чего?! Что случилось-то?..» – «Да вон, трубочист… К нашей гувернанточке ломится». – «Иди ты! Вот это трубочист! Губа-то не дура». Аркадий готов сквозь землю провалиться. Теперь доказывай, дружочек, что ты не верблюд. Охранник уже лапает Аркадия, похоже собирается продемонстрировать какой-то приём; Аркадий, естественно, сопротивляется, силёнок ему тоже не занимать, поэтому задуманное и не срабатывает, а подрулившая вплотную бебеха подначивает охранника. В общем, сценка ещё та… В это мгновение на пороге злосчастной комнаты появляется Она. «Перестаньте!.. Что вы делаете?..» Ух ты! Похоже, она ещё и сердиться умеет. Причём, что больше всего нравится Аркадию, как будто сердится не на него, а на то, как грубо с ним, Аркадием, обращаются. «Оставьте его! Пожалуйста. Он же ничего мне плохого не сделал». И так это было сказано, с такой непререкаемой убедительностью, что тут же возымело эффект! Охранник отцепился от Аркадьевой руки, бебеха тоже больше не голосит так, как будто её насилуют. Словом, все неприятности для Аркадия на этом закончились.
Да, именно так: все неприятности для Аркадия на этом закончились. Девушка только заступилась за него, убедилась, что от него отстали, и тут же, бросив прощальный взгляд, вернулась к себе, закрыв дверь. Уплыла по своим делам и прислуга. Правда, перед тем как ей уплыть, Аркадий успел навести у неё справки… Нет, не по поводу гувернантки, а где находится то самое вожделенное место, где он сможет умыться. Чувствующий себя немного виноватым охранник его туда проводил. Оказалось, для таких, как они, то есть для челяди, всё это удовольствие теперь на первом этаже, где прежде был гардероб. Под конец с Аркадием, как положено, рассчитались, и он отправился восвояси. Готовиться к встрече Нового года.
Словом, пронесло. А пронесло только благодаря тому, что эта красавица не погнушалась вступиться за него. Отчего же ему сейчас, пока возвращается домой, как-то… как будто не по себе? Примерно так же с ним однажды было, когда схватился голой пятернёй за обнажённый провод: тряхануло. Тряхануло как будто и сейчас. Но что с ним в самом-то деле?.. Смазливых девушек, что ли, до сих пор не видел к своим-то уже солидным двадцати пяти годам? Нет, тут что-то другое. Иконка, лампадка? Вещи для современной молодой девушки, согласимся, не совсем обычные. Но был в его уже богатой приключениями жизни и такой случай, когда любился с одной замужней женщиной. Она тоже была набожной, то и дело молилась, постоянно, как на службу, ходила в церковь, соблюдала все посты и пятое-десятое. Аркадий как-то поинтересовался: «А тебе не стыдно мужа обманывать?» – «Ещё как стыдно-то! Но я же исповедуюсь у своего батюшки. Да. Я честно ему всё и про себя, и про тебя рассказываю». Рассказчица! У Аркадия, когда услышал такое, сразу пропало желание любиться с этой вечно кающейся грешницей. Так, значит, не в иконках тут дело, а в чём-то другом. И в чём именно, ему ещё придётся разобраться.
«У тебя глаза какие-то…» – «Какие?» – «Сумасшедшие. С тобой всё… в порядке?» Это у Вали, Аркадьевой подруги, возникли сомнения на предмет, не сошли ли его глаза с ума. Ещё на относительно дальних подступах к Новому году, когда, естественно, обсуждали, где, в какой компании встретят новое тысячелетие, не сразу, но всё-таки пришли к обоюдному согласию плюнуть на всех друзей-приятелей и встретить тысячелетие один на один в снимаемом Валей на паях с её однокурсницей скворечнике посёлка Первомайский. Однокурсница – тоже не из местных, как и Валя, – уехала на все праздники к своим.
Аркадий сегодня впервые попал в Валин скворечник, но для посёлка Первомайский он, конечно, не новичок. Дело в том, что прежде на окраине посёлка располагалось овощехранилище, где время от времени приходилось «отбывать барщину» краснохолмским старшеклассникам и Аркаше в их числе. Наиболее дерзкие из них – а Новосельцев ещё в своём «зелёном» состоянии был из таких – набивали предусмотрительно принесённые из дома «авоськи» дефицитными в те времена мандаринами и апельсинами и, пользуясь дырявым забором, выносили, допустим в обеденный перерыв, наружу, продавая местным, чаще всего не за деньги, а за «настоящее», не поддельное, как в городских магазинах, молоко. Тогда в Первомайском ещё держали коров. В то время Аркаша и познакомился с внутренним убранством многих поселковых домов.