Без Границ
Шрифт:
– Получается, ко мне может… «подселиться» еще кто-то? – с опаской спросила Вика, хватая его за руку.
– Гипотетически – да. Даже самые низшие чины, не говоря уже о высших. Но не надо переживать, дорогой мой человек. В ближайшие два года этого никто не посмеет сделать. Предугадывая твой вопрос «почему?», отвечаю: у тебя очень мощная защита в виде меня. Так что спи спокойно…или не спокойно, если ты, наконец, позволишь мне дотронуться до тебя. Позволишь?
Его янтарные глаза смотрели в глубину души девушки. Они улыбались, слыша ее мысли, полные самоотверженного желания.
– Ты никогда никого не насиловал? – выскочил вопрос из ее рта.
Демон усмехнулся, покачал головой, крепко сжал ее руку и пошел вперед. Вика шла на
– Я не вижу таких мыслей в твоей голове. Ты этого хочешь?– с абсолютно серьезным выражением лица спросил он.
Вика занервничала и отрицательно покачала головой, пряча глаза и матеря себя еще сильнее.
– В постели я дамский угодник. Если женщина хочет то, что ты сказала, я это сделаю. Но я действительно не вижу такого желания в твоих мыслях, от того делаю вывод, что вопрос был задан просто так. Почему?
– Я не знаю… Вообще люди любят задавать вопросы просто так. Когда на самом деле им совершенно безразличны ответы. Я спросила, потому что ты всегда спрашиваешь: «Могу ли я, можно ли мне, согласна ли я». Ты всех их спрашивал или только меня?
– Ох, детка, ты затронула очень серьезную тему. Давай присядем где-нибудь, я тебе расскажу, как это работает.
Без разбора, они зашли в первое попавшееся место, где были столы, заказали по напитку и уселись решать сложные вопросы.
– Понимаешь, человеческое дитя, ад – очень гуманная штука. Мы никогда ничего не делаем против воли человека….
– Кроме подселения, да? – усмехнулась она.
– Это производственная необходимость.
Харон улыбнулся в ответ, думая о том, что перед ним сидит мощный дух ведьмы, который к ней подселили. Подселение – опасная штука и даже демон это понимал, но не хотел ничего этого рассказывать и без того перепуганной девушке.
Дух может подселиться по собственному желанию, а может и по желанию ведьмы… Харон не хотел об этом думать. Он прекрасно знал, чем может, да и скорее всего, закончиться ведьмовское подселение. Это же своеобразная порча! Ведьмы чаще всего подселяют в непонравившегося им человека что-то типа лярвы, низкосортного душка, но от него, как и от тараканов, очень сложно избавиться. Практически невозможно.
Подселенный дух постепенно начинает уничтожать человека изнутри. Со временем несчастного невозможно даже узнать. Из молодого жизнерадостного живчика выходит угрюмый, ничего не хотящий, меланхолик, который мечтает лишь об одном – умереть. И тут в игру вступает судьба: он все-таки погибает. Врачи разводят руками, перекидываю вину на психиатров, последние все валят на случай, чуть-чуть на невнимательность и на депрессию. В результате никто не виноват, а между тем, дело-то сделано.
И нужно ли все это было Виктории? Благоразумный посланник ада подумал, что, конечно же, нет.
– Почему вы ничего не делаете против воли человека? Неужели, если человек страдает во время или после столкновения с кем-то вроде тебя, то страдает он, потому что сам захотел?
– Именно, – он окинул собеседницу добрым, но уставшим взглядом. – Это наш кодекс. Никто не вредит человеку, пока он сам не захочет. Я говорю не о посредственном контакте души и, как вы это называете, сверхъестественной субстанции. Вообще, естественно, существует много пунктов и подпунктов, о которых никто не знает и не предупреждает. Это уже как повезет, как справится хранитель и насколько он силен. На самом деле, детка, все очень сложно. Соблюден кодекс чести. Это в сказках у людей Бог хороший, Сатана – плохой. В действительности же, что Бог, что Люцифер в первую очередь, очень философские персонажи. У них у обоих все очень сложно и в то же время интересно устроено. Это для людей они натуральный инь-янь, но я-то знаю, что у них есть общие черты, и самая сильная и значимая, общая черта – дух соревнования.
– Соревнования? – Виктория слушала с неподдельным
интересом.– Именно! – Улыбнулся демон. – Простите, еще, пожалуйста, чай и…пиццу.
Харон перевел взгляд на девушку, нахмурился, глядя как она вертела в руках пустой стакан. Он читал ее глаза.
– … Пиццу с морепродуктами, – не отрываясь от оливковых глаз, сказал Харон. – и, добавьте больше сыра.
Официант кивнул и ушел. Виктория улыбнулась и опустила взгляд.
– Как ты это делаешь? – спросила она.
– Дорогая моя, – он наклонился к ней поближе, – ежедневно, ежечасно, скорее ежесекундно, я слышу десятки сотни голосов и среди них я отчетливо вычленяю твой, о чем-то просящий меня, умоляющий. Порой невыносимо просящий прикоснуться… Но я держусь. Больше сыра и морепродуктов… Хорошо. Я понял тебя.
Виктория не переставала улыбаться. Сказка, дурацкая мистика, но демон на земле не более двух суток или около того. А девушка уже считала себя самым счастливым человеком на земле. Никогда в жизни она не испытывала такой огромной, необычный спектр эмоций. И, конечно, она была полностью и бесповоротно помешана на любви к нечеловеческому, к коварному, лживому существу. Она ни разу за все время не подумала, что она – дура! Она не считала, что любить – дурно. Неважно кого при этом. Это общество навешало ярлыков, что любить бедняка – стыдно, а толстобрюхего миллиардера – стыдно, но хорошо. Любовь не знает, что такое зазорно, общество – знает. Более того, оно решает и навязывает свое мнение. Окружение говорит, кого любить хорошо, а кого плохо. Чтобы выжить, приходится прислушиваться… Лишь только тем, кто не влюблен по настоящему. Общество может навязать свою волю только тем, кто не испытывает искренних чувств, не понимает того, что слово, неважно кем сказанное, может убить.
Девушка погрязла в сказке, красоте лица демона. Она сходила с ума, когда видела, как мило и выразительно поднимался уголок его губ; зачарованно смотрела, как его глаза пожирают ее, так сладко они прищуриваются, разглядывая ее в упоительном экстазе; движение его рук, плавные, змеиные и такие нежные, несмотря на всю мужскую грубость; его запах… О боже, его запах. Один лишь он манил и без того безумную голову. Его невозможно описать, но почуяв его, Вика просто хотела, чтобы этот мужчина обнял ее, прижал к себе, поцеловал; чтобы она почувствовала себя защищенной; звук его голоса, слишком пьяняще-манящий, голос можно было слушать часами, струящийся сквозь разум, окутывающий собой сознание. И даже, когда Харон молчал, эхо его голоса продолжало звучать, не отпуская от себя ни на секунду.
– Почему между вашими мирами идет соревнование? – Виктория пыталась отвлечь себя от мыслей о Хароне.
– Запутанная, тяжелая…война. Бог всегда хотел быть хорошим. Он хорошо говорил, красиво, люди ему верили. Верят до сих пор. Но он не дал им права выбора и смело говорит о своих благодетелях, выставляя себя сундуком хороших качеств. Мы были низвергнуты по его воле… Мы отреклись и теперь у нас есть право голоса и выбора. Люцифер – строгий властитель, может обязать кого-то делать то, что ему надо, но он никогда не будет заставлять людей верить в него. Люцифер всегда призывал людей к материализму. Бог, в свою очередь, говорил об идеологии, о любви к тому, кого люди даже никогда не видели. Господь вообще не очень любит посещать своих подчиненных… Люцифер не брезгует спуститься к людям, провести с ними пару недель….
– Люцифер живет среди людей? – Удивилась Виктория.
– Бывает. Когда ему становится тягостно, он опускается на землю. Богу тягостно не становится, ну или он просто не хочет к вам спускаться. Своими антигосподними делами вы его и так утомили. Я не хочу погружать тебя в наше «небесное» недопонимание. Оно длится уже не одно тысячелетие и порой мы уже сами не понимаем, за что и почему происходит то, что происходит.
– Мда… – Виктория вздохнула, – разногласия – всегда неприятно. Так значит, вы всегда спрашиваете разрешения?