Без Границ
Шрифт:
– Мы любим друг друга, мам. – Выпалила Вика, наконец, заметив, что родитель напрягается и даже раздражается. – Мы хотим жить вместе, поэтому сегодня мы здесь.
– Вместе жить… – Ольга Владимировна опустила взгляд. – Хорошо, Харон, расскажи мне о себе: где работаешь, живешь, что делают твои родители. Расскажи мне о себе все.
– У меня нет родителей. Они умерли. Очень давно. Я рос сиротой. Живу в центре Москвы.
– Снимаешь? – удивленно спросила мама.
– Абсолютно верно.
– То есть своего дома у тебя нет!
– Мам!
– Подожди, Вика.
– Есть, но не в этой стране.
Женщина смотрела на инкуба, как на мерзкую личинку майского жука. Ей безумно хотелось раздавить ее, чтобы она не портила жизнь ее ребенку. Но она была бессильна поднять ногу, чтобы прикончить «опарыша», подползающего к ее девочке.
– Хорошо, Харон. Ты работаешь? Где? Виктория мне ничего не рассказывала о тебе.
– О, работаю я в одной известной компании, но мне не разрешено говорить о ней. Если Вы беспокоитесь о деньгах, – прищурившись уточнил Харон, прочитав тревожные мысли женщины, – то можете не переживать, у меня достаточно средств не дать Виктории прозябать в нищете.
– У нас все будет хорошо. – Убеждала Виктория.
– Хотелось бы верить…
Ольга Владимировна молчаливо разглядывала, как дочь смотрит на хамоватого мужчину, как высоко она его превозносит. Ни на кого раньше Вика так не смотрела. Никогда прежде ее глаза так не блестели. Как сильно из них пробивалась любовь к этому мужчине, который абсолютно не нравился Ольге Владимировне.
Женщина общалась сквозь с зубы с Хароном, окончательно разглядев в нем что-то неприятное, отталкивающее. Она вообще была уверена, что мужчина с таким лицом, с таким кошельком, с такой фигурой и речью просто не может быть хорошим человеком, который нужен ее дочери. Его излишняя и хамская самоуверенность, высмеивающее выражение лица, королевская осанка… «самовлюбленный говнюк!», вот что думала мама Вики. Весь вечер она не могла дождаться, когда, наконец, Харон уйдет.
Виктория стояла на лестничной клетке в обнимку с мужчиной своей мечты. Ей не хотелось отпускать его, не хотелось, чтобы он уходил.
– Давай завтра? – спросила она.
– Что завтра?
– Переедем к тебе.
– Кстати, о «переедем ко мне»… Я не слышал этого желания от тебя. Искал в твоих мыслях, но там пустота. Ты скрываешь их от меня? Как?
– Скрываю? – Виктория нахмурилась. – Да я весь вечер только и думала, что мы завтра переедем… шептала тебе, что надо говорить маме, а ты похоже не слышал меня вообще, не только о переезде.
Демон нахмурился, положил свои теплые ладони на ее виски и закрыл глаза. Он с легкостью проник ей в голову в поисках мыслей. Вокруг него была куча коридоров и серость. Словно моросил нескончаемый дождик, прячущий видимость, затмевающий своим монотонным шепотом все шорохи и движения. Харон носился по коридорам, выискивая хоть что-нибудь, какой-нибудь звук или букву. И к его счастью он нашел. Едва слышный, вакуумный шепот невидимых губ, просящих поцеловать…
– Я слышу их. – Тихо сказал Харон, нажав девушке на виски чуть сильнее. – Слышу. Просят поцеловать. Просят разорвать одежду и исследовать губами каждый миллиметр прекрасного тела. Просят: «забери меня…сейчас…» Забрать? Сейчас?
Харон открыл глаза и внимательно посмотрел на девушку.
В ее глазах стояли слезы, они умоляли сделать все сейчас.– Иди собирайся. Я жду здесь. – Харон кивнул на дверь и улыбнулся.
Виктория поцеловала мужчину и помчалась в квартиру собирать все необходимые на первое время вещи.
– Что ты делаешь? – В дверях стояла Ольга Владимировна, скрестив руки на груди.
– Собираюсь.
– Куда?
– К Харону. Куда ж еще.
– Я не хочу, чтобы ты к нему ехала. Мне он не нравится. Вика, слышишь меня?
– Мам! – Виктория замерла на мгновение. – Мы уже все обсудили.
– Ты слышишь меня? – Ольга Владимировна повысила голос. – Я не хочу, чтобы ты к нему ехала.
– А мои желания вообще собирается кто-нибудь учитывать, а? – Вика снова отвернулась к сумке, складывая свою косметичку и ноутбук.
– Это плохая идея, Вика. Очень плохая.
– Почему? Почему ты так говоришь? Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива?
– Как раз о твоем счастье я и говорю…
– Да? – девушка сверкнула глазами. – По-моему ты, как всегда, говоришь о своем счастье. Всю жизнь ты думаешь за меня, навязываешь свое мнение. Уж прости, мама, но можно мужчину для себя я выберу сама на свой вкус, а? Можно он будет нравится мне, а не тебе?
– Что ты городишь? Тебе вообще не стыдно? Его уже влияние сказывается, да? Вот Данил был хороший парой тебе…. Но зачем тебе он? Конечно, тебе всяких уродов и хамов подавай. Что ты о нем знаешь?
– Я знаю о нем достаточно! – крикнула Вика, схватив сумку. – А с Данилом у меня не получилось, потому что он нравился тебе, а не мне. Дай мне пройти!
– Что у тебя на лопатке? – Ольга Владимировна стояла в проходе, не давая дочери выйти.
Виктория остановилась. Она совсем забыла про печать Люцифера.
– Ничего. – Буркнула она.
– Вика! – прозвучал строгий голос.
– Татуировка!
– Тату…Что? Ты что, совсем с ума сошла? – уже едва слышно переспросила взволнованная женщина. – Я тебя спрашиваю, у тебя с головой все в порядке?
– Все, мам. Завтра позвоню.
– Нет, не завтра. Я запрещаю тебе ехать с этим мерзавцем куда-либо!
– Мам! – усмехнулась Виктория, – я взрослый человек. Я поеду с ним. Завтра дособираю вещи. Я прошу тебя, не обижайся и попытайся хотя бы раз в этой сраной жизни понять меня и мои чувства. Я люблю его. Это ты понимаешь?
– Понимаю, Вика, прекрасно понимаю, более того даже вижу! А еще я вижу, что ему наплевать на тебя и твои чувства. Я не хочу, чтобы он разбил тебе сердце.
– Пока мое сердце разбиваешь только ты. Прекращай это, мам. Все будет хорошо. Можешь мне поверить. Разве я так много прошу?
Ольга Владимировна вздохнула и пропустил разгорячившуюся девушку.
– Эти двери для тебя всегда открыты…
– Спасибо.
Виктория выскочила на лестницу, где нашла улыбающегося Харона. Он демонстративно вытащил у девушки из рук сумку, неотрывно смотря ей в глаза.
– Твоя мать не очень-то жалует меня, детка.
– Да, ты не очень ей понравился.
– Не очень понравился? По мне, так это называется ненависть. Конечно, немного не привычно, когда женщина ненавидит меня, но ты знаешь, все равно забавное чувство. Она эгоистка. Так вы это называете?