Без лица

– Ты не заклеишь мне рот, – возражает блондинка.

– Заклею, предварительно двинув тебе по мордашке, если ты добровольно не подойдешь ко мне, – хладнокровно произносит Мария.

Девушки сверлят друг друга взглядом, пока Мелисса вновь не подает голос:

– Ни за что.

Я качаю головой. С Марией шуткой плохи. Она подходит к Мелиссе заносит руку над ее щекой. Раздается шлепок. Мелисса не успевает ничего сказать, как ее щека покрывается красной коркой, а в глазах блестят слезы, но она умело их сдерживает.

– Тварь, – шипит девушка.

– Замолчи, пончик, – ненавязчиво произносит Мария, отрезая кусок изоленты и заклеивая Мелиссе рот, а затем обратно опускает маску девушке на лицо. Как будто ничего не случилось. – Угомонились? – Мария возвращает свое внимание нам.

Все согласно кивают.

– Отлично, встаньте друг за другом, – мы выполняем приказ. – Тревис, доставай наручники.

Что? Наручники? Выпучив глаза, я встаю посередине.

Мария обходит нашу небольшую колонну с головы. Каждую девушку она соединяет с последующей при помощи наручников. Справа от меня стоит Хлоя, слева: Мелисса. Хлоя хватает меня за руку, наши пальцы переплетаются, я чувствую, как колени начинают дрожать, а голова кружиться, когда Мария подходит к нам. Мелисса стоит, не шевелясь. Ее спина пряма, как доска, а голова приподнята. Она гордая. Девушка, не желающая показывать свою слабость, меня это пугает, но в то же время восхищает.

Ледяной металл соединяет наши запястья с Хлоей. Щелчок. Мария, не смотря на меня, проходит левее – к Мелиссе. Соединяет наши руки. Второй щелчок. Затем девушка достает из кармана ручку и рисует на руке Мелиссы единицу.

Это еще зачем?

К тому времени, когда Мария заключает всех девушек в наручники, мои запястья ноют от отека.

Я заставляю себя промолчать, не съязвить, засунуть свой сарказм и плохие шуточки куда подальше, чтобы мне не заклеили рот.

– Пора.

Тревис открывает дверь с пустым мешком в руках. Хотела знать, что там - получила свое. Все мы поворачиваемся и идем колонной. Одна моя рука безжизненно болтается за спиной вместе с рукой Мелиссы, а вторая – впереди с кистью Хлои.

Свет в комнате не яркий, а напротив приглушенный, музыки не слышно, а Безлицых нигде нет.

Мария ведет нас прямиком в бар. Я чувствую страх перед неизвестностью, но в тоже время внутри все трепещет. Возможно, Алекс вновь поможет мне. Это глупо. Слишком наивно. Я заставляю себя забыть об Алексе. Он не должен был выбирать меня. Ошибка. Безлицый совершил ее, когда отказался от меня, теперь и я жалею об этом, возможно, сейчас мне не было бы так страшно.

Смех. Мужчины играют. На небольшом зеленом столе лежат фишки, карты, стоят прозрачные стаканы с какой-то жидкостью, от которой несет так сильно, что запах слышится прямо с порога комнаты.

Я непроизвольно вытягиваю шею и ищу глазами Алекса, но так и не нахожу.

Их одиннадцать.

Безлицых меньше: Алекса нет. Сердцебиение учащается. Страх подкатывает к горлу, а руки начинают трястись. Пистолет. На столе лежит оружие. Пока, только одно.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. В это время раздается бурный смех мужчин.

– Шон, ты чертов жулик! Уже столько раз подряд выиграл! – восклицает один парень, он молод и красив. В ухе у него четыре кольца, он обращается к мужчине, который выглядит старше, у него больше мимических морщин и кожа смуглая, но в ухе всего лишь три серьги.

Безлицые одеты в одинаковые белые рубашки, кажется, будто они сбежали из одного инкубатора.

Тот парень, которого назвали жуликом, Шон, берет стакан и отпивает алкоголь, как я думаю, это виски, – в нашем баре мало выбора на спиртные напитки.

– Не смеши меня, Чед, сейчас я просто обязан был выиграть, мы же играли не просто так, – он протягивает руку к пистолету и смотрит в нашу сторону.

Я чувствую дикое желание сбежать отсюда, но если я двинусь, то и все остальные не смогут устоять. Прокрасться незаметно невозможно. Мои руки дрожат, я чувствую, как от волнения потеет ладонь Хлои, поэтому крепче сжимаю ее пальцы. Они ведь не будут нас убивать. Безлицым незачем это делать.

– Итак, молодые и красивые, я даже не знаю, кого выбрать, – тянет слова Шон, то и дело, переворачивая пистолет в руке, словно тот ничего не весит и вообще не может причинить вреда.

Безлицый досканально просматривает нас, исследует взглядом, оценивая тела. Мы девушки всегда были слабым полом, годным лишь для того, чтобы рожать наследников, именно поэтому в Чистилище есть Содержательный дом, где самые безнадежные или отчаянные мужчины могут выкупить себе ходячий пункт выдачи ребенка, вдобавок она еще будет довольна удачно сложившимся обстоятельствам. Нас используют, оскорбляют и снова используют так, как им хочется. У женщин нет своего мнения, у них есть лишь работа, которую нужно выполнять: мы обязаны удовлетворять все прихоти мужчин до тех пор, пока они не будут готовы умирать от блаженства.

– Предлагаю начать с той, – подает голос Мария, указывая в нашу сторону.

– Я вижу. Тогда, пожалуй, возьму вон ту цыпочку посередине, – произносит Шон, наводя пистолет на одну из девушек, что стоит левее меня. Мелисса.

Смесь страха и отчаяния завладевают мной, я мысленно благодарю Бога за то, что здесь нет Рейчел. Она в безопасности.

Правда, ненадолго. Рейчел беременна и у нее есть план побега. Она спасена лишь от сегодняшней ночи.

Я стараюсь не смотреть на девушку, все мы молчим. Мое сердце бешено колотится, а кровь в венах пульсирует.

Они не убьют нас. Они не убьют нас. Они не убьют нас.

Они способны на все.

Краем глаза я замечаю, как девушка начинает метаться из стороны в сторону. Слезы стоят у меня в глазах. Это расстрел. Я вспоминаю слова Марии, сказанные перед тем, как мы покинули нашу гардеробную в бункере. О крови.

Пальцы Хлои цепляются за мои мертвой хваткой, я чувствую, как тело бросает в жар. На ложбинке между грудями появляется пот, ладони уже мокрые и скользкие.

Моя левая рука трясется вместе с рукой Мелиссы. Она дрожит, я слышу ее учащенное дыхание. Мне становится жалко девушку, я не знаю, что произойдет дальше, но ничего хорошего можно не ждать.

– Так, – Шон показывает на девушку пальцем. – Не шевелись, а то пристрелю, как собаку, – Безлицый вновь тянется за стаканом и на этот раз полностью его опустошает.

Я вздрагиваю, но заставляю себя молчать.

Шон встает, обходит стол и наводит пистолет прямо на девушку. Я никогда не думала, что тишина может быть такой оглушительной. Из моих ушей кровь готова течь, перепонки напряжены до предела, несмотря на то, что в баре тихо. Никто не вздыхает, не говорит и не чешется, ни одна муха не жужжит, ни один комар.

А, затем раздается звук. Оглушительный выстрел. И крик.

Кто-то кричит так сильно, так громко, что выстрел, кажется, звучит лишь на фоне этого визга.

И это мой голос. Такой отчетливый, я уверена, что если бы у Мелиссы не был заклеен рот, мы бы кричали в два горла. Моя рука ускользает от руки девушки. Я ошарашено смотрю на свое запястье, а потом перевожу взгляд на запястье Мелиссы.

Вот каков сегодня их нестандартный выбор.

Они стреляют по наручникам. Подвыпившие Безлицые могут нас ранить, но ведь в этом и суть. Мы для них ничего не значим.