Без маршала Тито (1944+)

— Девушку искали. Ромео, это мой товарищ, познакомился в прошлый прилет, вот и ездили.

Не один я умею делать каменную морду:

— Это которая от патруля убежала, платье в горошек?

Похоже, у англичан на меня серьезные планы, раз не поленились такие подробности выудить.

Худо-бедно договорились и Хадсон даже выдал мне на дорожку координаты двух заначек. Если я соскочу — то не со всеми бабками, а если добуду и перешлю — то скажет где искать следующие. Вообще молодец, наживку закинул, теперь вываживает, причем ему это ничего не стоит — деньги наверняка давным-давно списаны на «превратности войны». А в случае удачи будет и при агенте, и при бабках.

Добрался до своих, точнее до Глиши с Небошем, остальных уже никого нет, только Ромео с целью охмурения забрал джип и катается с Луиджиной. Вот сто пудов, внедряет прогрессивную американскую технологию любви на заднем сиденье, аж завидно.

45-й госпиталь окончательно закрылся, югославских пациентов вывезли на советских Ли-2 в Белград, с ними улетел Славко и еще один «пациент». Теми же самолетами вместе с историями болезни и прочими медицинскими документами вывезли и усташские бумаги. Как рассказывал Небош, при погрузке вокруг вились совсем ненужные англичане, но у русских не забалуешь, борт есть территория Советского Союза и защищать ее положено любой ценой.

Значит, и нам пора возвращаться. Но прежде Глиша запер дверь и остался у нее, а Небош задернул занавески и выудил из рюкзака тяжеленький сверток.

— А это наш навар, без тебя не делили.

Он развязал узелок и развернул ткань.

Твою мать… доллары, фунты, золотые монеты, кольца-подвески и прочие бранзулетки. И ладно Небош заныкал, но как же свежеиспеченный коммунист Глиша? А он, словно почуяв мое удивление, добавил:

— Большую часть мы сдали, а это как ты всегда делал, одна десятая на экстренные расходы.

Да-а… Если это десятая часть, то сколько же увез Славко? Широко жил поглавник Павелич, и страшно представить, сколько у него на счетах запрятано. Но что характерно, в сверточке ни рейхсмарок, ни лир, ни тем более хорватских кун. Знал, сучонок, чем все кончится!

— Надо Андрею малость отложить, — пришел я в себя от блеска украшений.

Небош только хмыкнул — надо так надо, а вот Глиша даже обрадовался, словно мое предложение решало не дававшую ему покоя задачу. Так и оказалось — содержимое свертка плохо делилось на четверых ввиду наличия нечетного количества драгоценностей неопределенной стоимости. А вот выделение пары висюлек еще одному бенефициару позволяло поделить остальное между нами и Ромео примерно поровну. Метода стандартная — один делит, второй садится спиной и говорит, кому кучка, на которую указал третий.

— Ну что, в порт и в Черногорию?

— Не так быстро, — остановил меня Небош, рассовывая свою долю по карманам. — Корабль из Бари забрал ребят, которых самолетом не вывезли, здоровых и выздоровевших.

— Ну так наймем другой!

— Славко сказал, чтобы мы через Бриндизи возвращались, — Глиша тоже сгреб свою часть.

Ну Бриндизи так Бриндизи, невелика разница. Тем более уже запустили нечто вроде пригородных поездов, три часа и мы на месте. Заехали к Андрею, передал ему незаконно нажитое, чему он порадовался, но посчитал и заявил, что слишком много.

— Бери, все ровно поделили!

— Не, вещи старинные, я в Америке за них куда больше выручу, — и насунул мне сдачу, долларов двести.

Хорошо живут сержанты, ничего не скажешь. А еще адрес в Нью-Джерси, куда писать и приезжать, где живут его родители. Я мог ответить только адресом до востребования — бог весть куда завтра судьба закинет.

На вокзале Ромео, пришедший под ручку с Луиджиной, перед самой посадкой обрадовал: он, оказывается, едет не с нами, а в статусе официального жениха помогает семье невесты переезжать в Рим.

— Понимаешь, она поступила в Институт искусств, а ее одну туда жить не отпустят.

Девушка, вырвавшая бойца из наших рядов, мило стеснялась и стреляла темно-карими глазками, не отпуская Ромео от себя ни на шаг. Так что только при прощальных объятиях он ухитрился шепнуть мне на ухо:

— Перебрасывают на север, начальство в курсе.

Если до Бриндизи мы доехали без помех, строго по расписанию, то дальше начались приключения. Зимнее море — не самое приятное место, разве что в Шарм-эль-Шейхе. А так — холодный ветер, брызги, волны и небольшой кораблик, от киля до клотика пропахший рыбой, плюс экипаж такого вида, что «Пиратов Адриатического моря» можно снимать без грима. На пароль, правда, ответили точно и без запинки.

От Бари до черногорской Будвы — двести верст, мы приготовились потерпеть сутки до твердой земли, но волнение все усиливалось и усиливалось, а когда шхуна или как ее там, сделала две трети пути, начался настоящий шторм. Глиша с Небошем без того лежали пластом, а теперь выблевали все до зеленой желчи и слабо уговаривали меня пристрелить, чтобы больше не мучатся.

Цепляясь за леера, я вскарабкался в будку, где капитан крутил туда-сюда штурвал, направляя нос поперек волн.

— Чего приперся, иди воду качай! — недружелюбно посоветовал помощник.

— Узнать, сколько нам еще.

— Спроси у Святого Петра и Святого Эразма Формийского! Шторм усиливается, нас сносит на юг.

— Не пугай зря, — процедил капитан, — сносит и сносит, придем в Бар вместо Котора.

Прогноз оказался чрезмерно оптимистичным — у нас встала машина, всех, кого можно, поставили отчерпывать воду, а Глишу, невзирая на состояние, мобилизовали в помощь механику. Торчать в воняющем селедкой или сардиной трюме, когда лишенный хода корабль мотает, как пьяного, попросту страшно, но полчаса тупых и размеренных движений ведром или помпой вышибли из головы все панические мысли и мы автоматически наклонялись, черпали, выливали, наклонялись, черпали, выливали и так до бесконечности.

Сколько там ковырялись в машине не знаю, но чинить движок в качку не просто. Часов десять, не меньше, прошло, прежде чем внизу чихнуло, застучало и вышло на ровные обороты.

И заработала мотопомпа.

«Ну и ладно, не очень-то и хотелось» сказал шторм и умчался дальше, оставив нас болтаться на смешных волнах в два метра. Капитан, все время не отпускавший штурвала, передал его помощнику, сел в угол рубки и отключился.

Борьба за живучесть вымотала меня, как недельный марш по горам. Состояние будто опять заболел тифом — перед глазами пелена, мышцы ноют, и единственное желание сдохнуть.

— Хрен нам Бар, ребята, — порадовал помощник. — Сильно снесло, идем в Дуррес.

Голова понемногу восстановила способность мыслить и я усмехнулся — надо же, считал, что на историю воздействую, а на деле судьба несет меня, как скорлупку.

Берег показался через два часа, а еще через полтора город встретил нас оголтелой пальбой в воздух.

— Что происходит? — спросил капитан на итальянском у парней, принявших концы.

— Капитуляция! — ответил местный понятным без перевода словом. — Гитлери!