«Без меня баталии не давать»

— Адмирал, распорядитесь, пожалуйста, пусть подадут обед... да побольше чтоб хлеба.

А когда наконец обед подали, генерал так жадно набросился на него, что для разговора просто не было времени.

— Судя по вашему аппетиту, — заметил ехидно Анкерштерн. — Петербург устоял, генерал.

— Простите, адмирал, а пофему же фы не на Котлине? — давясь, обжигаясь и косноязыча, ответил Любекер на колкость.

Анкерштерн улыбнулся, глотнул кофе.

— Увы, генерал, Котлин уже не просто остров, а неприступная крепость. Более того, там флот по меньшей мере вдвое больше моего. Мы, Георг, запоздали с приходом лет на пять. Русские так вросли в эти берега, что я не рискую предсказать результат нашей экспедиции.

Любекер только кивал головой, продолжая трудиться над обедом и не рискуя снова заговорить с набитым ртом: не хватало ещё подавиться. Наконец он покончил со всем, что было принесено вестовым адмирала, запил большим бокалом вина и блаженно откинулся на спинку стула.

— Да-а, господин адмирал, у вас здесь рай. Вам можно позавидовать.

— Нет, Георг, завидовать нечему. Я, как и вы, не смог выполнить приказа короля и не ведаю, что за сим последует, хорошо если просто отставка. А что, если...

«Топор», — хотел сказать адмирал, но не решился искушать беса и судьбу. Впрочем, Любекер понял недосказанную мысль. Он знал, в Швеции не принято было жалеть неудачников.

— Может быть, стоит попросить на помощь Левенгаупта, — сказал не очень уверенно Любекер, которого вдруг потянуло на сон.

— Вы что, генерал, с ума сошли?! Его корпус должен со дня на день пойти к королю. Именно там решается главная задача всей кампании. А нам с вами выпала незавидная роль — пытаться увлечь русских сюда с главного театра.

— Сдаётся мне, что нам это не очень пока удаётся, адмирал. У меня уже было несколько стычек с русскими, и из показаний пленных и захваченных документов я знаю точно, что с нами дерутся местные партии. Я ожидал прихода корпуса Боура, он тут рядом под Дерптом, но, по сведениям лазутчиков, не собирается в Ингрию.

— А вы не допускаете мысли, генерал, что у Апраксина достаточно сил противустоять нам самостоятельно? А у Боура, видимо, другая задача — следить за Левенгауптом.

— Возможно, возможно, — согласился Любекер и не удержался от сладкой зевоты. — Чёрт побери, адмирал, в ваших райских кущах меня потянуло на сон.

— Это не от райских кущ, генерал, от мадеры, — сухо заметил Анкерштерн, опасаясь, как бы гость не напросился вздремнуть на его кровати. Именно поэтому он поднялся из-за стола, намекая на конец аудиенции, и сказал:

— Я был рад нашей встрече, генерал. И обмену мнениями. Будем вместе бить врага, где его увидим.

— Ах, где ж его увидишь, адмирал. Русские боятся высунуть нос на поле брани, позасели в городах, огородились пушками. Дня три тому прихватили мы под Ямбургом их кавалерию во главе с бригадиром Фразером, так этот немец едва выскользнул. Если б не туман, я б от его отряда ни рожек ни ножек не оставил.

А в это время в Адмиралтействе в Петербурге Апраксин распекал незадачливого бригадира:

— Кто вам разрешил идти к Ямбургу, бригадир?

— Но я считал свой долг проявлял инициатив, — оправдывался Фразер.

— Хороша инициатива, едва не погубили всю нашу кавалерию. И потом, зачем вы уничтожили провиант под самым Петербургом?

— Чтоб не достался враг. Вы сам, адмирал, давал приказ.

— Верно, давал. Но где? В Ингрии, а не за огородом столицы. — Апраксин помолчал, пожевал недовольно вялыми губами и продолжал: — Я вам дам для связи своего офицера, господин бригадир, и попрошу его мнения не отвергать, ибо он моим гласом станет для вас.

— Вы не доверяйт мне, господин адмирал, — обиделся Фразер.

— Если б я вам не доверял, Фразер, я бы немедля отстранил вас от командования. Я просто даю вам помощника.

Лукавил Фёдор Матвеевич, лукавил. Была б его воля, он бы уже выгнал Фразера, но назначением высших офицеров ведал царь. И поэтому, едва Фразер покинул кабинет, адмирал тут же взялся за письмо к Петру. Описав свои подозрения и основания к ним, заключил так: «...Для того прошу, ваше величество, прислать в конницу доброго командира, и лучше из русских».

Затем Апраксин вызвал своего наиболее способного адъютанта и сказал ему:

— Посылаю тебя, братец, к Фразеру. Будешь неотлучно при нём состоять и наш интерес блюсти. Где увидишь противное отчине нашей, немедленно шли донос мне. А коли точно узришь, что бригадир к неприятелю переметнуться умыслил, бери под караул его. И вот ещё...

Адмирал притянул лист бумаги, написал на нём несколько строк, запечатал в конверт, приложив собственную печать. Вышел из-за стола, приблизился к адъютанту:

— О сём пакете ты да я ведаем. Более никому знать не должно.

— И Фразеру? — спросил адъютант, взглянув на адрес, где значилась фамилия бригадира.

— Ему в первую голову. Коли случится меж вами и шведами лихая баталия, с которой вам ретироваться доведётся, сунь этот пакет нашему убитому солдату за пазуху, а ещё лучше офицеру, ежели такой попадётся.

— Значит, сей пакет для Любекера?

— Верно, братец мой, верно. Но смотри ж, братец, сотвори так, чтоб швед не почуял обмана.

— Сотворю, ваше превосходительство, — вытянулся адъютант, смутно начиная догадываться о задуманной хитрости адмирала.

Но в подробности вникать не посмел, знал, что и так ему много доверено. И уже в дверях Апраксин взял офицера за рукав, заглянул ласково в глаза, сказал тепло, по-отечески:

— И ещё, Ваня. Сразу после того смотри в оба за оборотами неприятеля. И по тому, что он творить начнёт, сообразуй наши действия.

— Хорошо, Фёдор Матвеевич, буду сообразовывать.

— Ну и с Богом, братец, с Богом.

Адъютант вышел, Апраксин перекрестил его вслед, потом осенил крестом себя и воротился за стол.

10 Добрый почин у Доброго

Наконец-то король вышел из Могилёва, простояв там почти месяц. Не по его воле задержка произошла, армия голодала. Многие в штабе, в том числе и Пипер, настаивали выступить навстречу Левенгаупту с его огромным продовольственным обозом.