Без права на поражение (сборник)

с механического завода. Когда ему напомнили события, он повторил то же.

— Парней знаете?

— Нет,— твердо ответил он.— Я все свободное время пропадаю в нашем клубе, но их не

видел ни разу. Одно могу сказать точно: не с нашего завода.

Никишин настоял на том, чтобы еще раз сходить на вокзал.

— Поговорим с кассиршей из билетной кассы.

Кассирша ответила сразу на все вопросы.

— Я через это окошечко, дорогие товарищи,— она показала крошечное отверстие в стене,

— едва голос-то живой слышу. Чего я могу увидеть?

Афанасьев утянул Никишина в буфет. Он сел за столик, стоявший в сторонке от буфетной

стойки, и поманил пальцем буфетчицу.

— Что, товарищ Афанасьев? — подсела она с удовольствием,

— Дело-то серьезное, Фая... Вчера ты говорила, что тех ребят в поселке видела. А где, не

припомнишь? Или — с кем?

— В магазине видела. Тоже водку брали. А еще: знаешь Катьку из столовского буфета?

Толстая такая...

— Ну, знаю.

— Вроде бы с ней одного-то встречала. Давно, правда.

— Хоть бы одежду его приметила, а то как спрашивать-то?

— У него голос хриплый,— сказала она.

— Ладно, попробую...

Попытка что-то выяснить у продавщицы магазина кончилась ничем.

Афанасьев, прежде чем спросить о парнях, сказал, что у одного голос хриплый. Но

примета оказалась недостаточной.

— Которые водку часто берут, у тех у всех и рожи одинаковые, и голос пропитый,— только

и ответила ему.

— Никакого просвета! — подосадовал Никишин, выйдя из магазина.

— Погоди,— успокоил его Афанасьев.— До всего доберемся. Разве в Красногвардейске

что утаишь? Только подумать надо не торопясь...

Перед ужином Афанасьев достал из буфета пол-литру. Не спрашивая Никишина, налил в

два стакана.

— Держи.

Когда ели, сказал как решенное:

— Ты сегодня или завтра, Никишин, поезжай в паспортный стол и узнай, кто за последние

две недели из Красногвардейска выписался. Помнишь, Файка сказала, что прощались, уезжали

совсем. Может, правда. А может, один уезжал, другой провожал. Черт их знает! Аптекарша

другое приметила: один вещмешок. Вишь, как все выходит? Ежели хоть один уезжал, так мы его

через паспортный стол все одно определим. Значит, и другого. Так что двигай... А я тут еще

попробую сам.

— Поеду сегодня,— согласился Никишин.

— А я с утра загляну в больницу. Анну-то мы совсем обошли...

5

Анна Червякова лежала в больнице четвертый день, а испуг у нее не прошел. Ефим

Афанасьев заметил это сразу, как только увидел ее в палате: Анна смотрела на него широко

распахнутыми глазами, в ее взгляде смешалось все: и страх, и смятение, и беспомощность.

Разговаривала она с Афанасьевым неохотно, видно, не веря в его помощь. И как ни подступался

к ней участковый, на все отвечала односложно:

— Ничего не знаю. Выстрелили, пала я, а видеть никого не видела. Я и взглянуть-то не

успела...

Так и ушел Афанасьев ни с чем.

Все эти дни он много думал о случившемся. Его добродушие и немногословность

окружающие часто принимали за невозмутимое спокойствие.

И только одна жена знала, как ворочается он ночами с боку на бок, мучаясь бессонницей и

какими-то своими мыслями, о которых она привыкла не спрашивать.

И уж совсем никто не мог догадаться, что во всем, что произошло в доме Червяковых,

Ефим Афанасьев винил себя. Отсюда, из Красногвардейска, он уходил когда-то в армию. После

службы за границей истосковался по дому. Когда вернулся, райком комсомола даже отдохнуть не

дал, направил на работу в милицию. До сих пор работалось, можно сказать, легко. Потому что

кругом были свои, с детства знакомые люди. Ефиму даже казалось, что именно из-за того, что в

Красногвардейске участковый уполномоченный он, Ефим Афанасьев, здесь никакого

преступления серьезного и случиться не может, так как не заслужил он такой обиды. Да и знал

он всех настолько, что и в мыслях допустить не мог, как это от него можно плохое скрыть. Сам

он взыскивать с людей не любил, от всякой дури старался просто удержать. А перед

праздниками заходил в магазин и отдавал продавщице список: кому не следует продавать в эти

дни больше чем пол-литра. Добавлял при этом:

— А коли ругаться начнут да просить жалобную книгу, то по такому поводу ее не

выдавать. Нечего пьяниц до чистой бумаги допускать. За разъяснениями ко мне присылайте,

даже на дом можно. Так и говорите, что я велел.

И вдруг — грабеж, да еще с применением оружия!

Только сейчас и понял, где промахнулся. Пять лет уже работал участковым, на всех

совещаниях только одни похвалы слышал, в прошлом году звание офицерское присвоили. И все

эти годы полагался только на своих, коренных красногвардейских. А сколько в последнее время

новых людей понаехало! И не только специалистов да рабочих кадровых, но и тех, с кривой

душой, которые болтаются по белому свету без всякого смысла. Знал ведь об этом! А что мог о

них сказать? Ничего. И получилось, что оторвался от жизни. Вот где собака-то зарыта!..

...В поселковой столовой сказали, что Катька-буфетчица работала вчера, а сегодня

отдыхает.

Поглядел на часы. Время двигалось к полудню. Решил сходить к Катьке домой, хоть и

далеко да и не больно хотелось. Такая она уж была Катька: с другой женщиной мужчина пройдет

рядом — и никто слова не скажет, а кто возле Катьки побыл — всякое доверие теряет. И все

равно мужики возле нее вертятся. А она только похохатывает.

И Афанасьеву дверь она открыла широко, забелела зубами в улыбке, словно ждала:

— Проходите. Вот так гость!

— Не ждала, что ли? — тоже улыбнулся он.