Без права на поражение (сборник)

В семье Катышевых было три дочери: Екатерина, Александра и Татьяна. В детстве они

почти не отличались друг от друга. И только позднее, когда подросли, родители впервые стали

замечать, сколь разны их характеры и как по-разному складываются их отношения,

Катя с Татьяной, старшая и младшая, всегда были вместе, словно боялись отстать одна от

другой; обязательно советовались по всякой мелочи, и не было случая, чтобы не находили

согласия. А когда заневестились то и парни их оказались друзьями. Так и замуж вышли на одной

неделе. Только позднее разъехались за мужьями: Татьяна — в Кемерово, Екатерина — в

Прокопьевск.

Каждый год старшая и младшая дочери проводили отпуск в родительском доме. И нынче,

как сообщили Федору Ефимовичу, все должны съехаться в августе.

Иной была Александра. Слишком отличалась она от сестер, с самого раннего детства

заняла в семье особое место. Родители, а вслед за ними послушные Катя и Таня решили, что

Шура самая красивая и по каким-то особым причинам имеет право на особое положение. И

поэтому ей разрешалось делать все, что хотелось. К этому незаметно привыкли.

Повзрослев, Шурочка не обращалась к старшим за советами. Она могла внимательно

выслушать замечание, но у нее и на секунду не возникало желания принять его.

Сестры были застенчивы, Шурочка всегда смела. Катя и Таня встречались с парнями, а

мать и отец еще долго не знали об этом. Шурочка же появлялась чуть не каждый день с новым

кавалером в самых людных местах. Между парнями нередко возникали ссоры, но Шурочку это

ничуть не волновало: пока двое вели из-за нее мужскую тяжбу, она находила третьего.

Сестры-подруги всерьез задумывались над тем, куда пойти учиться, чтобы не уезжать

далеко от дома. Задача была не из легких, потому что обе хотели приобрести интересные и

надежные специальности.

Шурочка не знала, кем она хотела бы стать, зато давно и твердо решила уехать от родных

подальше и непременно в большой город.

В то лето, когда Александра закончила десятилетку, она встретилась с Тамарой Рогачевой,

девушкой, пожалуй, еще более приметной. А может, так казалось, потому что Тамара была

старше на три года. В школе такая разница не замечалась, а сейчас бросалась в глаза. Тем более

что Тамара уже больше года вела самостоятельную жизнь: уехала от родителей в Алма-Ату,

работала там и, как говорила, училась на вечернем отделении техникума.

Девушки целые дни проводили вместе и не скучали: Тамара умела найти веселую и

шумную компанию. Она всегда оказывалась в окружении мужчин, чаще всего командированных.

— Сейчас с мальчишками ходить не модно, даже — неприлично,— говорила она робевшей

на первых порах Александре.— Да и что от них толку? Ходят за тобой как привязанные,

вздыхают и молчат, потому что нигде не были, ничего не видели. О чем им рассказывать? Ну,

могут еще в кино пригласить, потому что на большее у них денег нет. Разве это жизнь? Ни

хорошего подарка, ни настоящего обхождения!..

Александра вскоре почувствовала, что подруга права, и постоянно находила тому

подтверждение. Правда, она не была простушкой и не уступала смелым ухаживаниям. Не

потому, что мужчины ей не нравились. Напротив. Но она с каким-то радостным чувством

сделала для себя неожиданное открытие: сильные, имеющие положение в жизни люди сами

подчиняются ей, готовы выполнять ее желания, а самой ей это ничего не стоит. Конечно,

находились и такие, которым ее прихоти в конце концов надоедали. Но Александру это уже не

смущало. Она поняла, что найдутся другие, посолиднее,

И находились.

Все чаще вечерами, возвращаясь в заснувший дом, Александра усталая, но счастливая,

опускалась на стул перед зеркалом и рассматривала себя. Наедине она вновь переживала

многозначительность услышанных слов, тайный смысл взглядов, обращенных к ней, истинную

цель нечаянных прикосновений, всю пьянящую атмосферу внимания, окружающую ее.

А холодное зеркало услужливо будило воображение: ах, если бы сшить новое платье,

строгое, но непременно по фигуре и в меру яркое по цвету!..

И она поворачивалась перед зеркалом, словно оглядывала себя со стороны.

— Ты клад, Шурка, — все чаще говорила Тамара и с убежденностью старшей добавляла:

— Главное, не разменивайся на сопляков. Ты для столицы создана!..

Шура не была в столицах, но слова подруги западали ей в самую душу, вызывая трепетное

желание встречи с неведомым, но прекрасным будущим.

Через месяц проводила Тамару, а вскоре сама заявила родителям, что уезжает учиться в

Алма-Ату. Сестры пытались советовать.

— В институт тебе не пройти. У тебя сплошные тройки,— говорили они.

— А я в институт и не собираюсь,— ответила Щура.— Даже если бы и могла: чего ради

пять лет зубы на полке держать? Поступлю в техникум: по крайней мере через три года на своих

ногах...

— Так и уехала,— рассказывала Елизавета Михайловна Репрынцеву.— Перечить не стали.

— Помогать приходилось?

— Редко. Ненакладная она у нас. Денег никогда не просила. Разве что сами высылали на

день рождения. У отца такой порядок заведен был: без подарка не оставлять... Когда приезжала,

отправляли, конечно, на свои.

— А часто приезжала? — спрашивал Федор Ефимович.

— За всю учебу —два раза. Да и то на неделю, а другой раз и всего-то на четыре дня.

Нравилось ей ездить, смотреть.

— О своей жизни рассказывала?

Елизавета Михайловна пожала плечами.

— Как вам сказать?.. Письма писать она не любила. И дома когда жила, получит, бывало,

от кого-нибудь письмо, прочитает, бросит. Я перекладываю его с места на место. Иной раз

скажу: будешь отвечать? Нет, говорит. И нам, видно, так же... Знали: учится на строителя.