Без Вариантов

— Ну чего ты, Лукин злишься?

— А ты не понял во что мы с его подачи вляпались?

— Ну, теперь то, даже до меня дошло, чего ты на Машу рычал.

— Не поверишь, но это только начало. Да, все забываю спросить, вы ей ствол вернете?

— Деду. Ей только отдай, сдуру пристрелит кого. Но, скорее всего — тебя. А мы к тебе привыкли.

— Вот тоже, блин. Щас, позвоню в Архангельск, Трифонову, да поеду в Бурденко. Эта цаца там, под охраной двух янычаров, того и гляди что нибудь учудит.

— Чего ты на нее взъелся- то? Красивая девушка, все при ней. Умная. Решительная.

— Вы, Серега, вашими похотливыми взглядами, вскружили ей голову и разнуздали инстинкты. И она теперь изображает из себя бог весть что.

— Лукин, с людьми, а особенно девушками, нужно разговаривать. Так налаживаются хорошие отношения.

— Как бы тебе, господин армейский психолог, объяснить…Есть ряд тем, на которые я не могу с ней говорить!

— Это, к примеру, какие?

— Это к примеру любые.

— Эх, деревня ты, Саня. Что бы завязать с девушкой разговор, нужно начинать с комплиментов, а там и найти тему для беседы. Ты комплименты ей говорить пробовал?

— Никогда не занимался такой фигней.

— Попробуй, это не сложно. Для начала расскажите ей как она прекрасна.

— Гм. Знаешь, Мария, скажу я. Все наши мужики, что тебя видели, теперь мечтают тебя трахнуть. Особенно который Буслов.

— Ну вот же, Саша! Стоит лишь чуть- чуть напрячься, и получается!

— Да? А ты заметил легчайший эротический подтекст?

— Вот да! Неуловимый аромат грязных намеков.

— Нда. Вот и направляй простых советских людей на службу в Чехию. Чего они там только не понахватаются!

Я потянулся к телефону, но он, по мистической привычке телефонов, зазвонил сам.

— Лукин, слушаю — буркнул я, прикидывая, что пора бы уже завести автоответчик, да и кнопочный телефон.

— Саш — всхлипнула трубка мне в ухо — дедушка умер.

— Ты где? — я растерялся. Не потому что генерал помер. А от непонимания, что я должен теперь сделать.

— Там же, в рекреации второго этажа. Ребята сказали тебе звонить.

— Жди там. Я сейчас приеду.

* — Виктор Баранников, на описываемый момент- глава МВД СССР, и, параллельно, глава МВД РФ. На описываемый момент- курирует КГБ.

Глава 26

Военные похороны — это торжественно, в чем то красиво, а главное- четко организованно. Как не крути, в неразберихе сентября девяносто первого года, достойно организовать похороны вряд ли смог бы еще хоть кто-то.

Отделение роты почетного краула, исполнило троекратный салют над могилой, и провожающие потянулись с Новодевичьего Кладбища…

Три дня назад, примчавшись в Бурденко, я застал зареванную девушку, под охраной сумрачных абреков. Поблагодарил парней, дескать, буду должен. Они мрачно похлопали меня по плечу, и отвалили.

Усевшись в машину, Маслова безжизненно рассказала, что хирург объяснил — ничего сделать было нельзя. Сердце в лоскуты, он на ногах перенес инфаркт недавно, увы. И что дедушка в июле ездил на службу, вот вернувшись и слег. Чуть получше стало — снова куда-то поехал, тут ты, Лукин, его привез. Потом она замолчала и попросила сигарету.

Вполне уверенно затягиваясь, она безжизненно говорила, что дедушка был спокоен и добродушен. Узнав, что пакет ушел Лукину, сказал что так тому и быть. И что бы она не переживала. А сейчас…мне даже не дали его увидеть! Сказали ехать домой, со мной свяжутся…

Докурив, она повернула ручку магнитолы. Зазвучал «Have You Ever Seen The Rain», а она повертела головой.

— Ты куда меня везешь?!

— На дачу.

— Не нужно дачу, Лукин. Нужно домой, в Институтский переулок. Там уже Варвара Степановна меня ждёт.

Пожал плечами, и свернул с набережной на мост.

— А расскажи о себе, Лукин? Вот ты про меня уже все выяснил, а сам?

— Что тебя интересует?

— Как ты познакомился с дедушкой? Сколько тебе лет? Где учился? И чем занимаешься, кроме этого вашего кооператива. И не вздумай врать, я сразу увижу.

— Иголки под ногти загонять планируешь? — я вырулил на Яузский Бульвар — или сразу убьешь?

— Перестань, Саш. Ты странный. Дед вообще сказал, что рад что мы познакомились.

— А еще что нибудь говорил?

— Да нет. Держал меня за руку и улыбался. Ему плохо было…

Н-да. Бедолага, теперь будет прокручивать в голове этот последний разговор и загоняться. Что не то сказала, не то спросила, и зачем то молчала…

— Да нечего мне рассказывать, Маш. Мне двадцать шесть. Из Тихвина. Учился, служил в армии. Окончил институт, устроился работать к приятелю.

— А какой институт?

— Питерский ЛИЭИ.

— Ничего удивительного, сразу видно, что ты не москвич.

— Ну да, не акаю, не говорю ехай, не ковыряюсь в носу.

— Ну да, питерские все время изображают из себя аристократов.

— Комплексы, Маш. Двести лет быть подножием трона, и стать областным центром. А в Москве, тем временем, даже дворник ближе к власти, чем директор питерского завода.

— Хм. Ты мог бы в Москву поехать, или еще где жить. Зачем Ленинград?

— Ты вряд ли поймешь — хмыкнул я — Зачем? Именно что бы жить в Питере. Ведь как там не жить? Там Растрелли, Кваренги, Ринальди. Своды, и арки, и дворы. Тяжелые чугунные, легкие прозрачные решетки. Всегда и везде воздух, пространство, и всё колеблется. И великие тени, которым не видно конца. И звук их шагов пока слышен. А кто-то не тень вовсе, кто-то жив еще. И ты посреди всего этого. А Москва что, Москва это круто.

— Знаешь, Лукин. Лучше бы ты в носу пальцем ковырялся.

— Я и говорю, Москва- это круто.

В салоне по прежнему играл Криденс, в грузовом отсеке перекатывалась какая то железка, на меня со злым прищуром смотрела девушка. А я что, я ничего, отвлеклась и ладно.

Мы, между тем, бульварами добрались до Петровки. По ней пересекли Садовое. Постояли на светофоре на Селезневку, и, совсем скоро, выехали на площадь Борьбы. Хотел дежурно пошутить, что надо бы как нибудь, все же чокнуться с Венечкой, но вовремя схватил себя за язык. Нет еще памятника Венечке и его возлюбленной.