Без всяких полномочий
Шрифт:
— Плевать я хотел на твоего Эдвина. Из-за него мы с тобой поговорить не можем.
— Поговорим завтра. Завтра же можно поговорить? Или будет поздно?
— Никогда не поздно, как сказал доктор Фауст. Отправляйся со своим Эдвином на Джвари, а ко мне приезжай завтра вечером. Привет!
Я стал подниматься по лестнице.
— А Нине что сказать? — спросил Гурам.
— При чем тут Нина?
— При том, что она сидит в машине!
ГЛАВА 8
Мы
Ночь окрасила все вокруг одной краской. Неподалеку чернели контуры дома.
— Эдвин, пошли за сторожем, — сказал Гурам.
— О чем вы все время думаете? — спросила Нина, когда мы остались вдвоем.
— О делах, — ответил я.
— Эй, сторож! — раздался голос Гурама.
Собака залаяла с надрывом.
— Что-нибудь случилось? — спросила Нина.
— Ничего. — Я взял ее руку в свою.
К нам приближались Гурам и Эдвин. Нина высвободила руку.
— Сторожа нет дома, или он спит пьяным беспробудным сном, — сказал Гурам. — Перелезем через забор.
Эдвину эта мысль понравилась, как нравились все затеи Гурама. Он ловко взобрался на ограду и спрыгнул с нее.
— Помогите Нине, я приму ее, — сказал он.
— Лезь, — сказал я Гураму, поддержал его и, когда он оказался рядом с Эдвином, подхватил на руки Нину.
Ее волосы касались моего лица. У меня все дрожало внутри. Я прижал Нину к себе. Она напряглась, а меня бросило в жар. Я терял голову.
Гурам и Эдвин ждали. Я опустил Нину.
— В чем дело? — спросил Гурам.
— В храм можно проникнуть и без вашей помощи, — сказал я.
— Если все-таки понадобимся, крикни. Вино не забудь прихватить. Идем, Эдвин.
Эдвин поплелся за Гурамом. Ему, конечно, не хотелось оставлять Нину наедине со мной.
— Что за фокусы? — спросила Нина.
— Возьми, пожалуйста, вино из машины.
Она пожала плечами и пошла к «Волге». Я ухватился за калитку, чтобы приподнять ее и вытащить петли из пазов.
— Ничего не вижу, — сказала Нина в этот момент.
Пришлось идти к ней. Она повернулась. Мы оказались лицом к лицу.
Я взял Нину за плечи и, чуть прижав к себе, сказал:
— Я полон самых нежных чувств к тебе… Сейчас найду вино.
Отдав Нине стаканчики и поставив бутылку «Цинандали» на землю, я снял с петель калитку.
Нина засмеялась.
— Надо повесить ее обратно.
Гурам удивился, а Эдвин обрадовался. Они не ожидали, что мы придем так быстро. Но ни один не спросил, как нам удалось проникнуть в храм.
Снаружи, со стороны утеса, на котором расположен Джвари, храм освещался прожекторами, и мы, не боясь сломать себе шею, бродили по руинам, и Гурам исполнял обязанности гида.
— «Джвари» по-грузински означает «крест».
Грузия приняла христианство в тридцатых годах четвертого века. В летописи сказано, что вскоре после этого в древней грузинской столице Мцхете были изготовлены четыре креста, один из которых установили здесь, на этой горе. Во второй половине шестого века вокруг креста начали строить храм. В начале десятого века арабы разгромили и сожгли Мцхету и Джвари. «В то время пришли арабы под предводительством Саджа, разгромили Кахетию, сожгли Джвари и Мцхету», говорится в летописи.Гурам долго демонстрировал нам следы разрушений, а потом выразил сожаление, что из-за темноты нельзя осмотреть барельефы на наружных стенах храма — они не освещались.
— Очень интересные скульптуры. Очень! Особенно на портале южной стороны. Барельеф изображает двух летящих ангелов с крестом. В монументальной архитектуре вы нигде больше не встретите такой скульптуры в раннехристианских сооружениях. Надо приехать сюда днем. Эдвин, приедем? Я тебе покажу очень интересные вещи. Нигде ты ничего подобного не увидишь, даже в Армении.
Эдвин собирался побывать в Армении.
— В Армении тоже есть древнейшие памятники, — сказал я.
— Другая архитектура, — сказал Гурам. — В Армении из-за частых землетрясений и небольших атмосферных осадков крыша делалась более пологой, чем в Грузии. Поэтому памятники армянской архитектуры массивны и приземисты, а в Грузии вытянуты кверху. Высокие пропорции и сильные уклоны крыши придают памятникам архитектуры Грузии изящную стройность и большую живописность. Идемте на балкон.
Я пропустил вперед Нину и Эдвина и взял Гурама за локоть.
— Ты националист?
— Я просто люблю свою родину, — ответил он.
Мы стояли на крохотном балконе над утесом. Внизу сливались Арагви и Кура, и вода поблескивала, как асфальт на шоссе в солнечную погоду. За реками словно застыла толпа с горящими свечами.
— Эдвин, помнишь «Мцыри» Лермонтова? — сказал Гурам.
Там, где, сливаяся, шумят, Обнявшись, будто две сестры, Струи Арагвы и Куры, Был монастырь.— Так это про Джвари! — сказал Эдвин.
Издали донесся стук колес.
Раздвигая ночь, поезд мчался вдоль берега. Электровоз, выбросив вперед длинный сноп света, предупреждающе свистел и тянул за собой вагончики с желтыми окошечками, и ночь смыкалась за ними.
— Холодно, — сказала Нина.
Гурам снял пиджак и накинул ей на плечи.
Уходить не хотелось, но действительно стало холодно. Я подумал, что хорошо бы отправиться к Дато. Но я не мог предложить поехать даже во второразрядный ресторан — не было денег.