Без всяких полномочий

— Ты вернешься?

— Позвоню.

Я знал, что сегодня не вернусь. Я не смог бы смотреть ей в глаза, не выдав себя. А завтра? Я быстро открыл дверь. Только не думать, об этом не думать, приказал я себе.

Он ввалился в отдел с улыбкой.

— Свидетелей нигде не спрятал?

— Они в ящиках стола.

Он похлопал меня по плечу.

— Люблю, когда ты в хорошем настроении. Закончим дело?

— Конечно. Статья на столе.

Он вытащил из кармана полосатого пиджака плотный газетный сверток и протянул мне.

— Давай статью.

Я отстранился.

— Номера сам списывал или Санадзе помогал?

— Шутник! Давай статью и бери деньги.

— А, да! Кто сейчас списывает номера?! Деньги обрабатывают специальным составом в милиции. Не правда ли, паршивый ублюдок?

Дверь распахнулась. Я увидел подполковника Иванидзе и двух оперативников. Одного из них, сутулого, я сразу узнал. Он присутствовал на нашем свидании с Карло в тюрьме.

Больше всего меня интересовало, как поведет себя Иванидзе.

Он взял со стола статью и полистал ее.

— И не стыдно тебе, Серго Бакурадзе? — сказал Иванидзе.

— Прошу разговаривать со мной на «вы».

— Взять его! — приказал он оперативникам.

Я знал, что произойдет дальше, но все же взволновался.

— Отставить!

Начальник следственного управления Министерства внутренних дел республики полковник Гонгладзе вошел в комнату в сопровождении Левана и Гарри. За ними цепочкой шли люди полковника. Казалось, им не будет конца.

Утром мы не сговариваясь встретились у лифта задолго до начала рабочего дня. Леван сказал:

— И вам не спится?

Я кивнул. Гарри не ответил. Собственно, Леван и не ждал ответа.

В отделе Гарри сказал:

— Все думаю, неужели нельзя было обойтись без вчерашнего?

— В доме повешенного не говорят о веревке, — возмутился Леван. — Думайте лучше о том, что Карло Торадзе освободят.

— А что будет с подполковником Иванидзе? — поинтересовался я.

— Спросите что-нибудь полегче, — ответил Леван. — Надеюсь, посадят. Сначала будет служебное расследование. — Он взял со стола свежий номер газеты. Каждое утро курьер разносил только что вышедшую газету по отделам до прихода заведующих. — У главного держаться, как договорились.

— Я не согласен с вами, — сказал я.

— То есть как не согласны?! — Леван даже отложил газету.

— Почему вы должны брать ответственность целиком на себя?

Он саркастически рассмеялся.

— Не вам же отвечать за то, что происходит в отделе! Вы вообще рта не раскрывайте. Иначе главный выгонит вас с треском, что нарушит ваши планы. — Он взял газету и развернул ее. Несколько секунд он усмехался. Потом сказал: — Идите-ка сюда. Оба идите, оба.

Гарри и я подошли к Левану.

На второй странице газеты был напечатан очерк о Карло. Я глазам своим не верил, читая заголовок «За что арестовали Карло Торадзе?».

— Видите, — сказал Гарри. — Главный все-таки получил добро.

— Нет, — сказал Леван. — Не получал он добра. Это я точно знаю.

Как ни странно, я не испытывал гордости и не чувствовал себя героем дня. Очерк о Карло был признан редколлегией лучшим материалом месяца. Не умолкали телефонные звонки. Незнакомые люди одобряли выступление газеты и выражали редакции благодарность. Один даже обещал прислать разоблачительные материалы на директора медицинского института. Это было начало. Оно предвещало, что в ближайшие дни в редакцию пойдет поток читательских писем.

— Поздравляю, юноша, — сказал Гарри. — Ты теперь популярный человек в республике.

— Поздравлять надо главного, — сказал я.

Передо мною лежала куча материалов, которые Леван велел отредактировать. Я не притрагивался ни к одному из них. Я с нетерпением ждал часа, когда можно будет позвонить в театр Манане. Она явно что-то скрывала — слишком неумело делала вид, что ничего не случилось. Накануне я еще раз звонил ей, чтобы узнать, был ли Тариэл в Министерстве культуры.

Она сказала, что не знает. Может быть, Манана щадила меня, не хотела огорчать…

— Вернется Леван, пойдем пить кофе, — сказал Гарри.

Амиран считал пульс.

— Я больше кофе не пью, — объявил он.

В отдел заглянула Нана и вызвала меня в коридор.

— Тебе поручение от партийного бюро, — сказала она. — Собери деньги для Амирана.

— Сколько с человека? — спросил я.

— Не меньше десяти рублей. Но никого не заставляй. Только скажи, что путевка в санаторий стоит двести рублей. Составь список. Напротив каждой фамилии укажешь внесенную сумму. — Она протянула двадцатипятирублевую купюру. — Мой взнос. Деньги и список сдашь мне. Между прочим, Серго, ты, оказывается, порядочная свинья.

— Почему?

— Он еще спрашивает! Ты скрыл от меня, что встречаешься с этой рыжей девушкой из цирка. Я же тебя познакомила с ней!

Я развел руками.

— Извини, не знал, что следовало отчитаться.

— Напрасно! Я все-таки играю определенную роль в твоей жизни. Она все хромает?

— Уже почти не хромает.

— Я думаю! Она не хромать, порхать должна!

— Ты преувеличиваешь мои достоинства.

— Несомненно. Черт с тобой, приходи с ней в гости.

— С удовольствием, — сказал я и с рвением принялся выполнять поручение. Оно отвлекало от дурных мыслей.

Настал час, когда я мог позвонить Манане.

— Тариэл задерживается в Тбилиси еще на неделю. В министерстве он пока не был. Вы не должны расстраиваться. Вы обязаны относиться ко всему спокойно и мужественно. Слышите? Спокойно и мужественно.

— Да, спокойно и мужественно.

— У меня возникли кое-какие идеи. Когда освободитесь, приезжайте. До семи я в театре.