Без всяких полномочий
Шрифт:
— Ах, Серго, трудно вам придется в жизни. Санадзе с приспешниками арестован?
— Арестован. — Я поднялся.
— Все равно, будьте осторожны, Серго. Санадзе не исчезают и после смерти. Они пытаются владеть миром даже с того света. И прошу вас, Серго, не отчаивайтесь. Тариэл не мог улететь. Вот увидите, он возьмет пьесу в Киев. Позвоните мне вечером.
Вернувшись в редакцию, я узнал через справочную номер домашнего телефона Тариэла. Хотя я и звонил однажды Нате, номер позабылся.
— Алло! — услышал я ее голос.
—
— Серго? — удивилась она.
От волнения у меня пересохло в горле. А что я скажу, если Тариэл дома?
— Звоню по поручению редакции. Мы хотели взять интервью у твоего супруга о планах театра.
— Очень жаль, но час назад он улетел в Киев.
— Действительно очень жаль. Извини за беспокойство.
Я повесил трубку, не испытывая ничего. Я разом лишился всех ощущений.
— Юноша, ты хотел сделать материал для отдела культуры? — поинтересовался Гарри.
— Пойдем-ка лучше выпьем кофе, — сказал я.
Был душный вечер. Гурам предложил подняться на Святую гору. Нина сразу согласилась в надежде развеять мое дурное настроение. Через час мы сидели на веранде ресторана «Мтацминда».
— Что ты теперь собираешься делать? — спросил Гурам.
Внизу, в котловане, словно громадная карта электрификации, раскинулся Тбилиси. Повыше, справа от нас, в черном воздухе повисла белая церковь Мамадавити. В церкви светилось одно окно.
Я смотрел на черную стену за балюстрадой и молчал.
— Что ты там увидел, Сережа? — спросила Нина.
— Черную стену, — ответил я.
— Не валяй дурака! Какая еще черная стена? Что ты хочешь этим сказать? — Гурам даже привстал.
Может быть, я и хотел что-то сказать, но не знал, что именно. В голове была путаница.
— Сережа, нельзя же так. — Нина положила свою руку на мою.
— Ладно. — Я улыбнулся ей. — Гурам, Эдвин не звонил?
— Звонил.
— Теперь ты знаешь, где он работает?
— Какое это имеет значение?
— Наверняка он тогда искал Шота, и Шота у него под носом ходил.
— Так что ты собираешься делать?
— Не знаю, еще не решил.
— Уехать бы тебе надо на время.
— Вы что, сговорились?
— Мы с Ниной об этом вообще не говорили.
— Давай веселиться, — подхватила Нина. — Сережа, налей мне вина.
Веселья у нас не получалось.
— А я недавно была в церкви, — сказала Нина.
— Ты? Это еще зачем?
— Ставила свечку. Просила бога, чтобы он помог нам с пьесой.
У меня все оборвалось внутри. Что она испытывала, какие душевные муки ее терзали, если тайком ходила в церковь и за помощью обращалась к мифическому богу?! Я молча поднес ее руку к губам.
— Все будет хорошо, — еле слышно произнесла она.
Я очень сомневался в этом, но не возразил.
Мне опять снилась Нина на белом коне. Этот повторяющийся сон стал неотъемлемой
частью моей жизни, и когда я не видел его или видел что-то другое, то просыпался с таким чувством, будто меня обманули.Два часа я приводил в порядок свою комнату. Рукописи пьесы, черновики, наброски были собраны и перевязаны бечевкой. Теперь они будут пылиться на шкафу. Протертая пишущая машинка, несмотря на старость, блестела черным лаком. Я положил ее в футляр. Щелкнул замок.
Я оставил машинку в парикмахерской у Ашота, а в десять, когда Леван ушел на планерку, забрал и отвез в комиссионный магазин.
Прежде чем подняться в отдел, я зашел к Ашоту.
— Постричь и помыть голову, — сказал я.
— И все бесплатно? — сказал Ашот.
— Все за деньги!
— Извини. Я не знал, что ты не в духе. Думал, перекинемся шутками, — сказал Ашот и принялся за работу. — Серго-джан, этого бедолагу Карло освободили?
— Пока нет.
— Почему, Серго-джан?
— Не знаю.
— Есть надежда, Серго-джан?
— Надежда всегда есть.
Поднявшись в отдел, я сказал Левану, что уезжаю на три недели.
— Куда? — удивился он. Амиран был в санатории, Мераб еще не возвратился. С моим отъездом всю работу в отделе пришлось бы выполнять Левану и Гарри.
— В Цхалтубо.
Леван о многом догадывался и не стал ни о чем спрашивать.
— Хорошо, езжайте.
Лишь позже он спросил:
— Что с пьесой?
Я коротко рассказал.
— Что вы собираетесь делать?
В который раз мне задавали этот вопрос за последние дни!
— Еще не знаю.
Зазвонил телефон. Я взял трубку и услышал голос Дато:
— Как поживаешь, Серго?
— Твоими молитвами.
— В таком случае ты должен быть счастливейшим человеком. Я день и ночь молюсь…
Я перебил его.
— Извини, Дато, у меня полно дел. Завтра уезжаю в Цхалтубо. У тебя что-нибудь срочное?
— Неужели я стал бы беспокоить тебя иначе? Очень срочное. Через минуту буду у редакции. Поедем в тюрьму.
— В тюрьму? Зачем?
— Как зачем, Серго! Карло освобождают!
Я онемел от радости.
— Серго, слышишь? Карло освобождают! — крикнул Дато и засмеялся как безумный. — Ты сегодня должен быть с нами.
— Карло Торадзе освобождают, — сказал я Левану.
— Серго, ты слышишь меня? Ты должен быть с нами!
— Нет, Дато. Не буду вам мешать, — наотрез отказался я.
Получив гонорар, я поехал на вокзал за билетами, но по дороге велел шоферу такси развернуться.
— Сначала подъедем к тюрьме.
Метрах в двадцати от тюрьмы я попросил остановить машину. В тени зеленых ворот я увидел Дато с родней. Он поддерживал под руку пожилую женщину в черном, видимо, мать.
Не знаю почему, но я волновался и нетерпеливо глядел из такси на дверь в воротах.