Безбашенный
Шрифт:
— Боже… — дрожащей рукой пытаюсь прикоснуться к его совсем разбитому лицу. В наш прошлый разговор все не выглядело настолько ужасно.
Не обращаю внимания на его потемневший взгляд и стиснутую челюсть. Он будто прожигает меня ненавистью, но это сейчас не важно…
— Тебе нужно к врачу, — бормочу совсем севшим голосом, сама практически себя не слыша. — Антон!
Мне стократ больнее от его боли, чем даже ему самому!
Он будто на миг становится прежним. Прикрывает глаза, позволяя мне коснуться, провести пальцами по набухшей скуле, вниз. А после, судорожно выдохнув сквозь зубы,
— Я сходил бы, Мира. Если бы врач смог вырезать тебя из меня, как злокачественную опухоль. Но это не поможет.
Поневоле улыбаюсь, но тут же прикусываю губу. Все-таки он меня любит, иначе не говорил бы сейчас так! Пусть каждое его слово и будто плетью меня хлещет!
Отворачивается, уходя от меня к окну. А я с замиранием сердца смотрю на то, как рвано вздымается его грудь под футболкой.
— Антон… — бормочу, не в силах себя заставить оторвать от него взгляда. Ему не все равно! Это ведь — главное! Значит, у нас есть еще хоть самый маленький, но все же шанс! Но… Преграда и угроза в виде Асколова никуда не делась.
— Это сделал Вадим? Где он? — я должна спросить, хоть губы и становятся деревянными. Хочется кричать ему о своей любви, но… Я не представляю даже, на что способен тот, кто должен был стать моим мужем! И какую опасность это все несет в себе для любимого!
— Тебя так сильно волнует, где твой жених? — его губы болезненно кривятся, и мне в грудь отдает этой болью. — Жалеешь о том, что перешла к другому? — его слова и вспыхнувший недобрым взгляд снова бьет меня наотмашь.
— Антон… — я просто опускаюсь на стул, чувствуя, как ноги становятся ватными. Как мне пробить эту непробиваемую стену? Как?
— Я просто волнуюсь. За тебя. Вадим страшный человек, и…
— И все же ты предпочла его, — он резко разворачивается, прожигая меня тяжелым взглядом. — Я нашел твою записку, Мира. Только сейчас. Ты попрощалась со мной ради того, чтобы остаться с ним.
Лишь опускаю голову. Что я могу ему сейчас сказать?
— Скажи мне только одно, Мира, — теперь его голос звучит надтреснуто. — Ты хоть когда-нибудь, хотя бы тогда, на Побережье, что-то чувствовала? Ты вообще способна любить? В принципе?
До крови закусываю губы, чтобы прямо сейчас не расплакаться. Только не при нем. Он больше мне не верит и не поверит никогда. Стоит ли унижаться напоследок?
Глава 65
— А ты? — не сдерживаюсь. В конце концов, разве он вправе бросать мне в лицо такие слова? После всего, что между нами было? Как он может настолько мне не верить?!
— Ты сам, Антон? Пришел и поставил перед фактом, что купил меня! Как ты мог? Ты ничего мне не объяснил и даже теперь не объясняешь! Запер в номере, приставил охрану, которая и шага отсюда не позволяет сделать! Я по твоему мнению разговора даже не заслужила? Чего ты ждешь? Что я буду просто ждать тебя теперь с утра до ночи и стану твоей персональной игрушкой, да? Буду сбрасывать одежду и раздвигать ноги по твоему щелчку? Вот так?
Сама не понимая, что делаю, я резко сбрасываю с себя новое платье, которое принес Дэн вместе с ворохом другой одежды.
— Считаешь, что я теперь твоя собственность, твоя забава? Сексуальная
игрушка, с которой даже не стоит разговаривать?— Твою мать, Мира! — Антон оказывается рядом в долю секунды.
Глаза полыхают, а рука вдруг крепко сжимает мою шею.
Я шумно, судорожно сглатываю, поражаясь ему — такому незнакомому, такому… Одержимому яростью. Неужели и он окажется таким же, как Вадим? Чужим и незнакомым, от которого даже не представляешь, чего ждать?
— Ты с ним была такой же? — рука на моей шее сжимается сильнее, а губы склоняются над лицом, обжигая меня своим дыханием.
— Такой, да, Мира?!
Мне должно быть страшно, жутко страшно, но почему-то я этого не чувствую. Только ловлю его рваное сбившееся дыхание. И голос, сорвавшийся на хрип.
— Сбрасывала одежду по первому щелчку пальцев? Ублажала в любой момент, когда ему хотелось? Да?
— Да! — выкрикиваю прямо ему в лицо, замахнувшись для пощечины.
Но мою руку он легко перехватывает, впиваясь мне в губы с такой жадностью, что меня начинает колотить.
Это не поцелуй. Это что-то совершенно другое. Его язык разбивает сопротивление моих губ, вбиваясь в самое горло.
Он будто пожирает меня, прикусывая губы до пьянящего вкуса крови. Наши зубы стучат, сбиваясь в какой-то безумно яростной борьбе.
И я сдаюсь. Просто не могу не сдаться. Каким бы он ни был, какие бы слова мне жестокие не бросал, а он — мой самый любимый. Тот, кто всегда будет в моем сердце. Даже если мы расстанемся навсегда.
— Антон… — тихо выдыхаю, на последних остатках воздуха. — Я же люблю тебя… Одного тебя…
Сама не замечаю, как мои руки опускаются ему на плечи, оплетая их.
— Ему ты тоже это говорила? — рычит, глаза полны бешенства, а сам уже целует мою шею, спускаясь вниз, — лихорадочно, бешено, прикусывая, оставляя на коже свои отметины.
— Нет! — ору в его губы, оттягивая от себя за волосы.
Задыхаясь, лихорадочно пытаясь вырваться из его поистине стальной хватки. Сопротивляясь изо всех сил той неуемной дрожи, которая пронзает меня от его, даже таких грубых, таких жестоких, прикосновений.
— Не говорила! Слышишь! Я никогда не была с ним! Ни разу! Я была только твоей!
— Как мне тебе верить? — на миг ярость в его глазах сменяется такой безумной болью, что у меня холодеет все внутри. Но очень быстро снова возвращается обратно, опаляя меня новой волной. — Как, Мира? Я ведь ни одному твоему слову не могу теперь верить! Ни одному! Но сейчас — да, сейчас ты будешь моей! Только моей, Мира! Я заставлю тебя забыть обо всех остальных!
Вскрикиваю, когда он подхватывает меня на руки, до боли сжимая ягодицы, впиваясь в губы этим новым, пожирающим поцелуем.
Я должна его оттолкнуть, должна набраться сил для этого, ведь все, что происходит, — так неправильно. Но вместо этого из моего рта вылетает судорожный стон, а пальцы сами по себе зарываются в его волосы.
И я отвечаю на его поцелуй, — так же жадно, так же сумасшедше-отчаянно, втягивая в себя таранящий мой рот язык, отдаваясь этому яростному напору.
Он же почти насилует меня. Как вещь. Как свою игрушку, — стучит в голове, но внутри меня все безумно откликается даже на такую ненормальную страсть.