Безбашенный

Пусть. Пусть это произойдет. Пусть даже в последний раз. Но я до боли хочу быть с ним, даже вот так, — не нежно, не ощущая ни малейшей ласки. Пусть даже так… Пусть… Лишь бы снова ощущать его.

— Антон…

Я задыхаюсь, когда он бросает меня на постель, придавливая тяжестью своего тела.

Рву ногтями его спину, мечусь на постели под его безумными ласками.

До искр из глаз он сжимает и прикусывает мои уже разбухшие, окаменевшие соски, выкручивает так, что я кричу, уже ничего не помня.

Сама распахиваю ноги, раскрываясь для его каменного члена. Притягиваю к себе за плечи, снова и снова выкрикивая его имя. Только его. Всегда.

— Что же ты со мной делаешь, — хрипит Антон, упираясь пульсирующей головкой прямо в мое лоно. — Блядь, что ты со мной делаешь, Мира?!

— Люблю, — выдыхаю истерзанными губами, скользя по его губам, толкаясь вперед, не в силах сопротивляться этой сжигающей меня потребности отдаться в его власть, слиться с его напором — полностью, без остатка, до капли. — Я люблю тебя, Антон!

— Блядь, — он с рычанием разрывает мои тончайшие трусики, одним движением руки и тут же вколачивается, — на полную длину, до упора. Вколачивается резко, бешено, будто ненавидя, наказывая и одновременно клеймя. На бешенной скорости, без ласки, просто обхватив мои скулы пальцами, второй рукой выкручивая сосок.

А я обхватываю его бедра ногами, обвиваюсь вокруг них, прижимая к себе сильнее, так же яростно толкаюсь в ответ, с оглушительными хлопками сливаясь с ним, втягивая и кусая его пальцы.

Он не останавливается, только наращивает темп, еще крепче сжимая челюсти, даже когда я начинаю сжиматься в бешеных судорогах оргазма, выкрикивая только одно, единственное имя, само по себе слетающее с губ. Перед глазами — пелена, я ничего не вижу, в ушах только звон. Обмякаю, распластываясь под ним, продолжая ощущать в себе его жесткие толчки, пронзающие меня насквозь.

— Антон, — выдыхаю на грани слышимости, но он все равно не останавливается, а я уже проваливаюсь в вязкую темноту.

И почти провалившись, чувствую, как он буквально падает на меня, прижимаясь лбом, как глухо стонет мое имя, содрогаясь резкими рывками внутри меня.

— Блядь, я же люблю тебя, Мира, — глухой голос бьет по оголенным нервам.

Он думает, что я совсем отключилась, не слышу, не чувствую. Гладит меня по щекам, опускается самыми нежными в мире прикосновением на губы, с шумом втягивает запах волос прежде, чем повалиться рядом, прижав меня к себе стальной хваткой. Из которой никак не выбраться. Но я в этих тисках уже давно. И мне не выбраться из любви к тебе, мой самый любимый. Только бы не отпускал… Никогда…

Глава 66

АНТОН

Я просыпаюсь и не верю.

Мира спит, прижавшись ко мне всем телом, в крепком кольце моих рук.

Даже головой приходится потрясти, чтобы понять, что это — не мираж, не очередной обрывок сна, за который я так часто хватался в последнее время, даже просыпаясь.

И ведет. От ее близости, от аромата ее одуряющего по-прежнему так, что сердце начинает бешено стучать в каком-то совершенно сумасшедшем рваном ритме.

От того, как она расслаблена. Как доверчиво прижалась ко мне во сне, уложив свою нежную руку мне на грудь. От припухших полураскрытых губ, которые хочется зацеловывать, теряя самого себя…

Вчерашние события возвращаются по осколкам, вышвыривая меня в реальность.

Член сам по себе дергается, ненасытно запульсировав, и я вжимаюсь в ее податливые складочки с тихим стоном.

Блядь.

Мы ведь вчера так и не поговорили, так ничего и не выяснили.

Меня сорвало, как сумасшедшего наркомана, все вышибло из головы, все до капли, — сразу же, как только оказался с ней наедине, хватило единственного вдоха рядом с ней.

А она? Она понимает, с кем спит рядом? Или сейчас очнется и дернется от меня подальше, жалея, что в этот раз уже не сможет сбежать так просто?

— Мира… — как ненормальный, перекатываю в пальцах ее волосы, опускаясь на нежную кожу шеи.

Я становлюсь безумным с ней рядом. Совершенно, напрочь. Кем бы она ни была, продалась и врала или нет, способна любить или все было ложью, а снова понимаю, — всеми силами готов привязать ее к себе. Любыми кандалами. И больше никуда не отпускать. Пусть даже и насильно. Пусть даже и без ее любви.

— Антон?

Видно, сжал ее слишком сильно, поддавшись этим мыслям. Мира просыпается и вздрагивает. И, блядь, от ее голоса, от того, как произносит мое имя, внутри расползается жар, вся кровь кипеть начинает.

— Прости, — хочу отпустить, но вместо этого сжимаю еще крепче. — Я вчера…

Блядь. А ведь по факту я таки взял ее силой. Чем я лучше мудака, которого вчера отметелил? Не надо было вовсе приезжать к ней. Но иначе ведь просто слетел бы с катушек. Хоть и сейчас ни хрена не легче.

— Не надо, — ее пальцы накрывают мои губы, и я, как ненормальный, впитываю это ощущение ее такой тихой ласки, ее нежного прикосновения.

— Нам надо поговорить, — с шумом выдыхаю воздух, понимая, что пока мы в постели, а мой член прижимается к ее уже сочащимся влагой лепесткам, пронзая меня своим одурительным жаром, разговор просто невозможен. Но вместо этого вжимаюсь в нее еще сильнее.

— Надо, — ее голос больше напоминает стон и мне приходится собрать все силы, чтобы не перевернуть ее сейчас на спину.

Но все остатки самообладания улетучиваются, как только Мира забрасывает ногу мне на бедро.

— Что ты делаешь, — не могу удержаться, резко толкаю ее на себя, обхватив за ягодицы. — Мира, блядь, я ведь сейчас сорвусь.

У меня даже голоса уже нет. Один оголенный нерв и глухое рычание. Наркоман, которому дали дозу, прямо в руки всунули.

— Ты мой единственный мужчина, Антон, — и, хоть перед глазами все уже плывет туманом, я продолжая жадно, до одури напряженно всматриваться в ее глаза.

Только там я смогу прочесть настоящую правду.

Не в словах, — ее или того ублюдка. Не в записках ее. Только в них.

И, блядь, — там нет ни капли неприятия, страха или еще чего-нибудь такого, что мне сказало бы о том, что ей неприятно быть сейчас со мной! Все, как тогда, в те наши безумные ночи на Побережье! Ее глаза светятся, сияют той же любовью, которая бьется сейчас в каждом ударе моего собственного сердца.

— Всегда. Единственный. — ее дыхание слишком близко, ложится на мои губы. Сдержаться невозможно, но я все еще пытаюсь.