Бездомыш. Предземье

— Что за дар? — опередил своего старшину Брант.

— Ну, один мой, — ухмыльнулся бес. — Я ведь тоже на Фат иду. Ватагу свою собрать думаю.

И вот тут пришло время мне удивляться. На последних словах беса фатои дружно прыснули в бороды. Тумен, что же? Даже про мой дар им не успел рассказать? Чего они ржут?

— Что смешного? — нахмурился Ло.

— Извини, Китар, — прокашлялся Рабаня. — Ты, может, и смерть, но смерть больно юная. Как бы ты хорош в бою не был, какой бы сильный дар не имел, из наших никто за тобой не пойдёт. Фатои — слишком гордый народ. Каюсь, самый последний охотник у нас и тот нос задирает. Ты впредь лучше про собственную ватагу молчи. Засмеют.

Подвинься, Ло! Надо мной тут смеются!

— Ну, то мы ещё посмотрим, — изгнав беса, процедил я сквозь зубы. — На Фате, поди, каждый старшина, и хозяев леса охотой брал, и вождей клановых голыми руками убивал в поединках, и старых хортов десятками резал. Куда мне до вас-героев былинных, мальчишке сопливому.

Примолкшие фатои переглянулись. Не верят. Ну ничего. У них ещё будет время поспрашивать про меня.

— А дар… Увы, показать не могу. То на самый верх идти надо. Кабы не глухое место здесь, срубил бы вам сейчас без топора пару сосенок. Мне, хоть дерево, хоть камень, хоть человек али зверь — всё едино. От моих незримых клинков самый крепкий щит не спасёт. Боевой дар. Сильнее не видел ещё.

Ну что? Теперь не смешно уже? То-то же. Интересно послушать, чем сам волосатик владеет. Небось, ерунда какая-нибудь. Но сначала добью их.

— А второй одарённый наш — лекарь.

И на кой мне Ло? Виноват, ошибся — разве же это сложные переговоры? Вон у дядек как глаза вспыхнули. Лекари везде нужны. Фат — не исключение.

— И чего время тратил? — расплылся в довольной улыбке Рабаня. — Надо было с Лекаря и начинать. В лучшем виде устроим. И дом найдём, и цену собьём. Теперь бы только до моря добраться. Каюсь, шибко мы по дому соскучились. Сходили в поход до нашествия называется. В одной лодке теперь мы с тобой, Китар-смерть. И застряли здесь, и ватагу потом предстоит набирать, как неведомо.

— Ты о чём? — не понял последнего я. — Вождь сказал, что ты — на весь Фат старшина знаменитый. Уж за тобой-то народ, небось, точно пойдёт.

— За тем, кто из похода вместо двадцати человек, одного приводит, никто не пойдёт, — тяжело вздохнул Рабаня. — От всей нашей ватаги только мы с Брантом остались. Отводил я своё.

Так вот оно что… Мог бы и догадаться. Но только его беда — мне подмога. Вижу выгоду, какую можно извлечь из горя Рабани.

— Соболезную, — начал я осторожно. — Хорты?

— А то, кто же ещё?

— Не твоя вина. Слишком рано явились. Слишком силой большой. Вон, форты имперские — и те устоять не смогли. Что вернёшься домой — уже подвиг. Поймут ваши.

— Не поймут, — замотал гривастой башкой охотник.

— А, коли двух одарённых с собой приведёшь? — быстро продолжил я. — Из которых один лекарь, а второй тебя своим старшим признает?

Правильные слова. Вон, как сразу оживился мужик.

— А своя ватага как же? — прищурился Рабаня. — Передумал?

— Мне не звание старшины нужно. Хорошая доля с добычи важнее. Половина твоей — в самый раз.

Клюнет?

— Можно подумать.

Клюнул. Когда меня в деле увидит, сомнения вмиг отпадут. Не продешевил ли я часом? Впрочем, это мы пока шкуру неубитого медведя делим. Где мы и где Фат? Нам бы сначала добраться до острова. Йоковы хорты. И когда уже уберутся обратно?

— Не торопимся. Думай. Ну а пока, расскажите хоть, как так долго вообще продержались. Горы хортами кишат скоро месяц как. Мы вот сами еле-еле к оргарам успели. Но то, когда ещё было. Прямо чудо, что вы прорвались.

Рабаня снова нахмурился.

— Повезло, да, — грустно протянул он. — Брант, давай ты. Каюсь, на второй раз меня не хватит уже. Только что Тумену нашу историю сказывал. Не поверишь — хозяин неба нас спас.

* * *

Здоровяк-фатой оказался неплохим рассказчиком. Слушая Бранта, я, сам того не желая, ощущал испытанные охотниками чувства отчаяния, страха и безысходности. Да, что там эмоции. Своими словами фатой сумел передать даже холод и голод. Горы, где мы застряли сейчас — это так… холмы малые. Ватагу Рабани хорты загнали в те выси, где снег со льдом даже летом не тают.

Настырные твари. Как сели в предгорьях на хвост, так и бежали след в след, гоня выше и выше. И ведь бой не дашь. Два десятка охотников преследовала стая в три сотни голов. И вели хортов по-настоящему старые звери — огромные, с седым мехом, умные, словно люди. Все уловки раскусывали. Кабы не дар старшины, позволяющий плотный туман напускать на округу, в котором только сам Рабаня и видит, не уйти бы фатоям. Ну и бобы, коих взять на охоте успели изрядно, спасали.

Раз хорты настигли, другой, третий. Туман помогает сбежать, но, где двое, где трое охотников от ватаги отстанет. Да и сами горы не хуже зверей убивать умеют. Кто в пропасть сорвётся, кто на леднике в трещину провалится, кого сыпуном с тропы стащит. Большой поначалу отряд постепенно превратился в малую кучку оголодавших уставших людей.

Скоро в живых и вовсе осталось лишь два человека: сам Рабаня, да сильнейший из ватажников — Брант. Но хорты не бросали погоню. Разделившись на несколько групп, звери сетью растянулись по леднику и гнали свою добычу к двухглавой вершине Эдруса — запретной горы, на которой по преданиям снежников жили злобные духи. Надежд на спасение не было. Последние силы заканчивались.

И тут появился он. Огромный орёл — Брант с Рабаней клялись, что размах крыльев там был под десяток саженей — упал с неба на одну из групп хортов. Хозяин неба — так снежники звали настолько старых летучих зверей, стоящих в одном ряду с хозяевами леса и гор. У хортов не было шансов. Орёл даже не стал уносить трупы жертв — где убил, там и съел. Когда гигантская птица, летающая наверняка уже только благодаря дару, снова поднялась в воздух, на снегу остались лишь красные пятна.

Но, насытившись, хозяин неба не успокоился. Брант считал, что орёл запасался так мясом впрок, Рабаня же был уверен, что летучий зверь наказывал посмевших нарушить границы его владений. На леднике негде спрятаться. Пока утром облако висело на склоне, до скалистой седловины успели добраться лишь люди, и кучки хортов серели чужеродными пятнами на искрящемся под солнечными лучами ярко-белом снегу.

Гигантский орёл налетал на одну из звериных групп, и серый цвет в том месте вскоре сменялся на красный. Теперь уже птица не пожирала трупы убитых врагов, а оставляла валяться в растерзанном виде. Один перебитый отряд, второй, третий. Хорты больше не лезли наверх. Наоборот, со всех лап мчались по леднику вниз. Кучки распались на отдельных зверей, и хозяин неба, больше уже не садясь, на лету, по очереди подхватывал хорта за хортом когтистыми лапами, чтобы тут же уронить в снег новый разодранный труп.

Забившись в щель меж камней, люди с ужасом наблюдали за устроенной хозяином неба бойней. У хортов не было ни единого шанса. Всерьёз сражаться с такой огромной птицей невозможно, прятаться на голом снежном поле негде, а бежать некуда. Меньше, чем через час всё закончилось. Ни один зверь не смог уйти от орла-убийцы, и охотники прекрасно понимали, что стоит им выбраться из укрытия, как и их неминуемо постигнет участь растерзанных хортов.

Зрение хищной птицы — её главное оружие. Брант с Рабаней не осмелились выбраться из-под камней даже ночью, побоявшись, что хозяину неба хватит и света звёзд. Лишь дождавшись набежавших облаков, накрывших склон ледника, люди закинули в рты по последнему бобу и бросились вниз. Позже их спас только дар старшины. Сдувший облака ветер ничего не смог сделать колдовскому туману, и проскочившие снежные поля фатои забились в очередную дыру меж камней.