Бежала по полю девчонка
Шрифт:
Ну и какие-такие товары можно было купить на эти боны? В нашем селе магазин «Золотоскупка» размещался в обычном деревенском доме, в тесноватом помещении. На полках товары, что сумели привезти из города: неказистые женские туфли, валенки, дешёвые ткани, какая-то одежда, кухонная посуда. На отдельном стеллаже – буханки чёрного хлеба, консервные банки, бутылки вина. Если вдруг привозили липкие конфеты-подушечки, они вмиг раскупались. И над всем этим убожеством – портреты Сталина и Калинина. Скука в магазине для нас, ребятни!
А во время войны была введена карточная система оплаты труда. Я помню талончики с надписями «мука», «жиры», «сахар», «крупа», которые приносила мама. На них и приобретались указанные продукты. После войны, в 1947 году, была проведена денежная реформа –
Жарким летом особо притягательна для нас была речка. Купались до посинения и дрожи! Потом, стуча зубами, согревались на мягкой травке на берегу и снова ныряли и плавали.
Зимой же чаще ходили кататься на санках с горки. Но и помню, что как-то с санками мы, ребятня, пришли на речку, укрытую льдом. По гладкому льду мела снежная позёмка. Я поскользнулась, растянулась во весь рост на льду, и мне стало интересно: а что там подо льдом. Разгребла снег варежками, расчистила лёд. Он отливал синевой и был прозрачным. Но не как стекло. В его толще виднелись то пузырьки, то веточки и палки. Напрягая зрение, я всё же пыталась разглядеть – что там в этой таинственной воде подо льдом? И увидела – честное слово! – большую рыбину (щуку?), медленно шевелящую плавниками!
Летней порой мужчины иногда объединялись в небольшую группу, перегораживали реку неводом, а потом пойманную рыбу раскладывали кучками «по справедливости» и по справедливости делили её. Делалось это так: кто-нибудь из них отворачивался, прикрывая рукавом глаза, а кто-нибудь, указывая на кучку рыбы, спрашивал: «Это – кому?» Ответ, предположим, такой: «Это – Андрею Алексеевичу», то есть моему папке; означало, что эта кучка рыбы – наша. Я как-то присутствовала при дележе пойманной рыбы. Заметила в нашей кучке небольшую щуку. Она лежала неподвижно, словно мёртвая, и такая была красивая в серебристой чешуе! И мне захотелось потрогать её. Указательным пальцем я прикоснулась к «щучьему носику», а она – ам! – сомкнула челюсти на моём указательном пальце. Испуганно я отдёрнула руку. Лучше бы я не делала этого – щучка была небольшая, отпустила бы мой палец. А так её острые зубы содрали кожу на моём пальце, показалась кровь. Дома, показывая травмированный палец, я жаловалась бабке и братцам:
– А меня щу-у-ка укусила!
И чтобы вызвать сочувствие, надулась и изобразила плаксивую физиономию. Вместо сочувствия братец Женька легонько щёлкнул меня по макушке и сказал:
– Какая ты дура, Люська! Эх ты!
Несколько раз в погожий день взрослые брали меня на озеро Малое Миассово, из которого вытекала наша речка. Берега этого озера вообще были безлюдными, лесистыми. Вдали в синей дымке виднелась зелёная гряда невысоких гор. Озеро находится в охранной зоне Ильменского заповедника. Повсюду запрещающие надписи с угрозой штрафов: дескать, не пугайте диких зверей, не разоряйте птичьих гнёзд, не собирайте грибы, ягоды. В общем: туда не ходить, сюда не ходить. Вместе с тем в заповеднике существовали секретные и полусекретные объекты разного назначения. Так, с «нашего» берега озера, начиная от деревни Малое Куйсарино, куда свободный доступ народу ещё был разрешён, – можно было разглядеть далеко-далеко на другом берегу несколько бревенчатых строений. Отец говорил непонятно для меня:
– Там кордон.
А моя бабка как-то сказала, что туда нельзя ходить, там работают немцы. Это испугало меня. Война прогремела недавно. Немцы – это враги наши, страшные люди, напавшие на нашу страну. Видела в кино и слышала от взрослых.
После, в годах 60-х, я прочитала книгу Даниила Гранина «Зубр» – о выдающемся учёном-биологе, легендарной личности со сложной судьбой Николае Владимировиче Тимофееве-Ресовском. «Зубр» – так прозвали его коллеги. Из этой книги я узнала, что на озере Миассово, начиная с 1948 года, то есть как раз в период, когда я жила в Верхних Карасях, находилась биологическая станция. Но писатель Гранин не уточнил, на каком озере была она. А озёр Миассово существуют два: Большое и Малое. Они соединены широкой протокой. Какие-то
слухи о немцах ходили в народе, и связано это было с личностью Тимофеева-Ресовского и его некоторых коллег.Но он никакой не немец, а русский из перерусских. По материнской линии род идёт от князей Всеволожских, по отцу – от донских казаков.
Во время Первой Мировой войны, будучи молоденьким 16-летним солдатиком успел повоевать. С началом революции русская армия развалилась. Тимофеев-Ресовский поступил в Московский университет. Учился у великих учителей Кольцова и Четверикова. Занятия то и дело прерывались – шла Гражданская война, студентов призывали воевать. Слава Богу, способный парень уцелел. В университете познакомился с умненькой студенткой – оба стали биологами-генетиками. В 1925 году их командировали в Германию для продолжения работ по генетике. Тимофеев-Ресовский быстро достиг большого научного опыта. И тут наступил 1934 год. В СССР развернулся террор, а в Германии в 1933 году к власти пришли фашисты. Тимофеев-Ресовский рвался домой, но учитель его Кольцов передал ему через коллег-учёных: «Не возвращайся – погибнешь». Шли травля и аресты учёных, многие на родине сгинули в ГУЛАГе.
Тимофеев-Ресовский остался в Германии, работал в институте все годы военного времени, сохраняя российское гражданство. Нацисты его не трогали.
В 1945 году он с женой поспешил в Россию. Вроде бы его власти даже пригласили возглавить исследования по генетике. И оборудование из его немецкой лаборатории вывезли. Дело в том, что в это время по указанию Сталина был принят Атомный проект. Главная задача ставилась перед учёными-атомщиками – разработка атомной бомбы, но в проект входили многие попутные и не менее важные проблемы. В частности, исследования воздействия излучений на живые организмы. Имя и опыт мирового учёного вполне подходили для руководства исследованиями. Но вместо этого, словно бы «по ошибке», Тимофеев-Ресовский был арестован, и след его поначалу затерялся в лабиринтах ГУЛАГа. Там он чуть не погиб от голода и болезней.
И вдруг его находят, направляют на Урал для создания биологической станции на берегу Большого Миассова озера. Это спасло его от дальнейших преследований – ведь в стране началась травля генетиков. Наука эта была объявлена реакционно-буржуазной, в то же время набирал вес и авторитет «народный академик» Лысенко.
Сейчас даже странно думать, что многие учёные – и не только они – сложили головы в годы репрессий. Тимофеева-Ресовского не трогали, потому что он был нужен Сталину и Атомному проекту. Где надо было, власть закрывала глаза на всякие «реакционные» теории и анкету с «пятнами». И в некоторых закрытых научных заведениях работали и немецкие специалисты, вывезенные из поверженной Германии.
Поистине целебная природа Ильменского заповедника с его прекрасными лесами и множеством озёр помогла «Зубру» восстановить своё здоровье. Имея независимый характер, старую интеллигентскую закваску добропорядочности, широко эрудированный во всех областях науки и культуры, он быстро стал своеобразным магнитом для многих молодых учёных. После смерти Сталина станция продолжала работать и при Хрущёве. Строгая секретность с работ была снята, и на Урал зачастили учёные на знаменитые семинары, проводимые «Зубром».
К чему я всё это рассказываю? И какое отношение имеет этот рассказ к истории конкретно моей жизни? Говорю с сожалением, что, мечтая о каких-то дальних горизонтах, я проходила мимо многих прекрасных и выдающихся людей. Вины моей в этом не было.
В 1957–1962 годах я была студенткой Уральского университета в Свердловске (ныне Екатеринбурге), а в 1962-м на нашем биофаке читал лекции студентам Тимофеев-Ресовский, и его сын учился на биофаке. Но я знать не ведала об этом.
Тогда не было принято распространяться о «тёмных» пятнах в биографии многих и многих наших сограждан. Даже полностью реабилитированные и выпущенные на волю гулаговцы помалкивали о лагерной жизни, тем более о жизни при немцах в оккупации. Вроде бы культ личности Сталина был развенчан Хрущёвым, но все опасались, что преследования могут вернуться. Доносительство среди отдельных людей и шпионство КГБэшников никуда не делось.