«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии
Шрифт:
В общем, длиннющая, аж до 1574 года, каденция Левана была для Кахети золотым веком. Зато картлийской линии досталась страсть к активной политике, и ничего больше. Константин был давно мертв, но его потомкам тоже хотелось величия. В 1535-м, присоединившись к тестю, царь Симон атаковал Южную Грузию, по итогам кампании разжившись самцхийской Джавахети. Мудрые современные грузинские историки пишут, что «к сожалению, другие грузинские князья и цари их не поддержали», и я их понимаю. Но еще больше понимаю этих «других», в первую очередь атабага Самцхе, запросившего о спасении не только прямого шефа, шаха Тахмаспа, но и враждебных шаху соседей-турок. В 1541-м шах пришел и занял Тбилиси, вынудив Симона, похоже, никак не ждавшего, что за беспредел можно и ответить, переехать в Гори. В 1545 году в битве при Сохоиста тесть и зять были биты атабагом, которому слегка помогли турки, после чего имеретский царь потерял Самцхе и, погоревав, смирился, Луарсаб же уперся рогом. Видимо, южные земли ему очень нравились. И пошло-поехало. Три раза он ходил походом на юга, три раза вслед за тем приходили персы и делали справедливость, порой достаточно жестокими методами. А в 1554-м шаху эти кошки-мышки надоели и он, явившись в очередной, четвертый по счету раз, прошелся по Картли из конца в конец, взяв и Гори, и крепость Атени, где укрывалась мать царя. Самому Луарсабу, правда, удалось спрятаться и на сей раз.
А потом наступил год 1555-й. После заключения временного, как все понимали, но все-таки мира между Турцией и Ираном персы сосредоточились и операция «Принуждение к миру» пошла всерьез. В 1556-м у села Гариси войско даже не шаха, а всего-навсего карабахского наместника, пришедшего вразумить старого царя, столкнулось с армией Картли. Уж что там было, не знаю, грузинские историки утверждают, что «враг был разбит и обращен в бегство»,
А вот на Дауд-хана Картлийского, без сопротивления сдавшего туркам Тбилиси, рассердились так сильно, что ему пришлось просить вид на жительство в Стамбуле, где он и прославился как лучший врач столицы, автор классического учебника «Йадигар Дауди». Картли, в отличие от Кахети, стала пашалыком, а сил на дополнительный фронт выделить было неоткуда. В такой ситуации было решено освободить царя Симона, у которого на турок был зуб за Самцхе, и тот, вернувшись в Картли, организовал очень успешную герилью. Правда, Тбилиси отнять у оккупантов не смог, потому что параллельно с освободительной борьбой еще и пытался завоевать Имерети, как раз в тот момент плохо лежавшую. Тем не менее около десяти лет турки контролировали в Картли только города, а заняться партизанами всерьез не могли, поскольку персы дрались отчаянно. Однако в 1590 году молоденький шах Аббас, нуждавшийся в передышке для укрепления на престоле, подписал с османами крайне похабный мир, отдавший им весь Южный Кавказ. Знай в Стамбуле, что вырастет из этого мальчика в ближайшем будущем, никаких переговоров, скорее всего, не было бы, но грядущее ведомо только Аллаху, так что Симон, нежданно-негаданно переставший быть вассалом Ирана, перестал и получать оттуда помощь. Оставшись с янычарами один на один, он (слава героям!) сумел еще взять Гори, но пришла новая турецкая армия, и царь, проиграв тяжелейший бой у села Парцхиси, попал в плен, где и умер, а правителем царства стал его сын Георгий X, короновавшийся лишь через десять лет после смерти отца.
С видом на море
Что касается Запада (добрались, наконец), то там ситуация была не то, что проще, но иначе. Формально Александру II, наследнику развалившего Сакартвело Баграта, подчинялась вся Колхида. Но очень условно. В новой обстановке вдруг нарисовались почти сгладившиеся за четыре века этнические границы. Огромное княжество Одиши (просто мегрелы, населявшие Мегрелию, а также и мегрелы с добротной адыгской приправой, обитавшие в Абхазии), остро ощущая свою «самость», хотя и не спорило с тем, что хозяин Кутаиси как бы его сюзерен, однако навытяжку не стояло. Гурия, хоть и была послабее, тоже. Прочность их верности определялась, в основном, невмешательством царя в их суверенные дела. А сюзерену хотелось быть могучим. Он даже попытался слегка ущемить коллегу Давида, в трудный для того час заявившись в Картли и заняв аж Гори, но радости у населения это не вызвало никакой, а к тому же еще объявились турки. Причем абсолютно нежданно: поскольку на их пути лежала Самцхе, где, как планировали кутаисские штабисты, османы завязнут надолго. Однако атабаг Мзечабук, получив от паши гарантию неприкосновенности в случае нейтралитета, пришельцев пропустил без боя. Нынешние грузинские историки осуждают его, «думавшего только о собственном спасении», но, если откровенно, мне кажется, что подданные князя были довольны. На счастье Имерети, в этот, первый раз турки пришли не завоевывать, а слегка пощупать и немножко пограбить. Но, поскольку царя не было на месте, янычарам удалось взять столицу и еще пару крупных городов, обобрать их до нитки, а перед уходом еще и сжечь. От такой печали Александр вскоре и отдал Богу душу, а престол Имерети занял его сын Баграт III, мужик очень активный, а по части гордыни точная копия деда, в честь которого был назван. Он, как уже говорилось, помог зятю Луарсабу I воцариться в Картли, взамен разжившись несколькими важными городами, а затем, опьяненный успехом, решил, что богатая Самцхе, где очень к случаю дрались за власть наследники хитрого Мзечабука, в независимости не очень-то и нуждается. Благо сил было достаточно: вассалы царя не слишком жаловали, но сходить под его знаменами в поход на предмет добычи были всегда рады.
Так что в 1535 году объединенное колхидское войско, войдя в Самцхе, легко обнулило атабага Кваркваре при Мурджахети, вслед за чем Баграт объявил княжество коронной землей Имерети, а вассалам предложил брать все, что хотят, кроме земли. Вассалы обиделись, особенно самый крутой, мегрел Леван Дадиани, и у царя возникли серьезные сложности, еще более неприятные оттого, что знать новой «коронной земли» вовсе не горела желанием подчиняться незваному господину, ко всему еще и раздающему чужие земли непонятно кому. В итоге серьезный человек по имени Отар Шаликашвили вывез из оккупированной страны малыша-наследника Кайхосро, явился с ним к султану Сулейману и на коленях молил быть сиротке отцом родным. Сулейман не отказал. Напуганный Баграт кинулся к шаху Тахмаспу, умоляя прислать войска, тем паче что ведь все равно Иран с турками воюет. Однако идея иметь еще один фронт шаху никак не улыбалась, а своих сил, учитывая ссору с Дадиани, у царя хватило разве что на отражение первой, довольно ограниченной по масштабам карательной экспедиции. Повторить успех спустя полтора года не получилось: потеряв почти всю армию под Сохоиста, до предела взбешенный Баграт вполне справедливо обвинил в этом подлого Дадиани, пригласил его в гости и закрыл в крепости. В ответ встала на уши вся знать Колхиды, вплоть до обычно лояльного престолу владетеля Гурии. Потому что, сами понимаете, ежели этот крутой перец из Кутаиси вот так вот с самим Дадиани, так это что же с нами станет, если мы сейчас это ему спустим с рук?
При всех симпатиях к институту монархии и почтении к вассальному долгу, вынужден признать, что во всех своих дальнейших сложностях Баграту III следовало винить только себя самого. Дадиани в камере оказался чем-то типа медведя в охапке, а угостить его грибками царь то ли не сообразил, то ли поостерегся, опасаясь раздразнить гусей до предела. А поскольку вне стен тюрьмы работа велась серьезная, мегрельский князь довольно скоро, хотя и с великими приключениями, достойными пера не ниже Дюма, оказался на воле, «этнические» же княжества на ближайшие три века ушли в свободное плавание. Итогом суетливых попыток человека из Кутаиси как-то исправить ситуацию оказалось только огромное количество пленных у всех выясняющих отношения сторон, и тотчас выяснилось, что эти самые пленные – весьма востребованный, можно сказать, стратегический товар. Стамбульские гаремы и галеры требовали постоянного пополнения, так что турки закупали всех оптом, сколько ни пригони, и просили еще, и с этого времени войны князей с царем и царя с князьями обрели экономический смысл. На первых порах, правда, кое-кто, в первую очередь Церковь (христиане все-таки), пытался кое-как это дело ограничить, но, как всем известно, при 400 % прибыли капитал идет решительно на все, хотя бы под страхом виселицы, а работорговля приносила дивиденды и поболее, так что сами понимаете.
Между тем, напомню, по Амасийскому миру 1555 года ранее спорная Западная и Южная Грузия вошли в зону неограниченного влияния Стамбула, – и все стало куда серьезнее, чем раньше. Прежде всего для Самцхе. Она османам давно уже очень нравилась. И теперь турки начали ее осваивать, не обращая внимания ни на совсем ручного, но уже на фиг не нужного атабага Кайхосро, ни тем паче на слабые протесты Имерети, где Георгий II, сын наконец умершего в 1565-м Баграта, а вслед за ним и его сын Леван I все еще пытались хоть как-то прижать к ногтю по факту уже бывших вассалов. Получалось плохо. Называя кошку кошкой, совсем не получалось. А когда что-то вдруг складывалось, мегрелам (самыми упрямыми были именно они) совсем слегка помогали турки, и этого вполне хватало. Ко всем радостям, очень действовал на нервы и картлиец Симон, которому, если помните, проблем с турками дома
более чем хватало, но хотелось и прибрать Имерети; правда, на два фронта воевать трудно кому угодно, поэтому картлийцы из Кутаиси вскоре убрались, а Леван вернулся. Но ненадолго и на свою же голову. Очень скоро его поймали, увезли в Зугдиди и там, похоже, втихую удавили мегрелы, назначив на вакантное место некоего Ростома, кузена усопшего царя, тут же признавшего независимость Мегрелии, а себя чуть ли не вассалом Дома Дадиани. Что, безусловно, не понравилось ни Симону Картлийскому (такое непочтение к Багратионам!), ни гурийцам, ни абхазам (типа, а мы чем хуже?!), – и колесо завертелось с таким свистом, какого раньше не случалось. Все сцепились со всеми. И никто не обратил особого внимания на то, что турки, окончательно прогнав последнего атабага Манучара, оккупировали Самцхе, – и на сей раз надолго, аж до прихода русских войск. Впрочем, в такой нервной обстановке людям было не до пустяков…Глава X. Буйный терек
Перезагрузка
Тем временем не идеально было и на севере. После распада Большой Орды народы Северного Кавказа понемногу усиливались. На западе возникла конфедерация мелких черкесских (адыгских) княжеств, собирательно именуемых Кабардой. Княжества были сильные, богатые, достаточно культурные (правда, в основном языческие, однако христианство там знали и уважали еще со времен Византии), так что борьбу с наследниками Орды – Крымом и ногайцами – вели довольно успешно. На востоке, в Дагестане, также выстроилась целая пирамида племенных княжеств, а наиболее сильными оказались Аварское ханство и – в первую очередь – кумыкский Шамхалат, претендовавший на роль нового гегемона. Шамхалы вели завоевательные походы под знаменем ислама, в чем немало преуспели, а во внешней политике ориентировались на Османскую Порту, во всем подражая крымским ханам, – и точно так же, как крымские ханы, обеспечивая турок важнейшим для тех стратегическим товаром, живой силой, необходимой для пополнения гаремов, экипажей галерного флота и янычарского корпуса. К концу первой трети XVI века, когда все соседи были успешно исламизированы, шамхалы понесли знамя «священной войны» в «языческую Кабарду», после чего адыги решили делать ставку на Россию, аккурат в это время, взяв Астрахань, вышедшую к предгорьям Северного Кавказа. Отношения с русскими у «черкасов», надо отметить, были традиционно очень приличными, адыгская знать издавна считалась на Москве ровней, так что, в итоге, черкесская княжна Идархэ Гуашеней стала в 1561-м царицей Марией Темрюковной. Уже в 1560-м, аккурат в период сватовства, в качестве одолжения будущим родственникам, царь направил на Тарки войско под командованием Ивана Черемисинова, который, с минимальными потерями разгромив дружины шамхала Чупана, сжег его равнинную столицу и с победой вернулся в Терский городок. Урок пошел впрок, помощь продолжалась и далее, тем паче что отрезать шамхалат от Крыма для Москвы было очень желательно. Уже в 1567-м на слиянии Терека и Сунжи встала крепость Терки, крайне неприятно удивив шамхала, – и это стало дополнительным аргументом в пользу знаменитого похода турок на Астрахань в 1569-м. Однако после фиаско 1569 года Порта предложила Москве мир, отказываясь от Астрахани и обязуясь «не велети тому шевкалу обиду черкасам чинити», но категорически требуя снести все русские крепости на Тереке и Сунже. На чем и поладили – к полному удовлетворению кабардинских Идаровичей. Шамхалу же, которому без рабов был полный зарез, пришлось отныне уделять больше внимания другим соседям, в связи с чем очень скоро Москву посетило очередное экзотическое посольство…
Христа ради…
Необходимое отступление. Возникающие иногда разговоры о том, что Грузия, дескать, никогда из себя ничего не представляла, будучи вечным халявщиком, истине ни в коей мере не соответствуют. Феодальное ничуть не меньше, чем какая-нибудь Франция, развитое и культурное православное государство, объединившее в XI веке родственные племена эгров, чанов и картвелов, она знавала блестящие времена, когда по праву считалась региональной сверхдержавой. Бывали, конечно, и – как после нашествия татар, а позже семи походов Тимура – периоды падения и разрухи, вслед за которыми начинались феодальные усобицы. В конце концов, когда выяснилось, что война всех со всеми поставила на грань гибели уже не страну, а народ, сработал инстинкт то ли этнического, то ли социального самосохранения. В 1494 году Великий Дарбази (Верховный Совет) страны официально постановил расформировать государство по границам входящих в него и никак не способных договориться племен «до тех пор, пока Господь нас, безумных, не вразумит». Единая Грузия распалась на три царства и пять княжеств, и в таком состоянии вступила в XVI век – век борьбы за господство над Кавказом двух великих империй, Порты и только что, после тысячи лет небытия, возрожденного Ирана, быстро поделивших сферы влияния.
Туркам достались царство Имерети и все пять княжеств, персам – два восточных царства, Картли со столицей в Тбилиси и Кахети со столицей в Греми, но оказавшимся под персами повезло немного больше. Во-первых, «война зеленых и красных» протекала на первых порах с явным перевесом Турции, уже успевшей набрать обороты, так что кызылбаши старались не перегибать палку в отношении сателлитов. Во-вторых, хотя персы тоже брали дань людьми (а что еще взять с нищих?), в отличие от турок, меры не знавших, они, по крайней мере, устанавливали твердые квоты. К тому же, опять-таки не в пример туркам, девушек отдавали в гаремы не последним людям государства, не запрещая поддерживать связи с семьей, а мальчиков, обратив в ислам, либо направляли в офицерский корпус, либо посылали обратно домой, назначая на хорошие должности при вассальных царях. И тем не менее грузинам это сильно не нравилось. Да и не привыкли еще в те времена к тому, что православный на собственной земле должен терпеть указания мусульман. В связи с чем в «иранской сфере» (в отличие от «турецкой», где все стояли по струнке, тихо мирясь с тем, что жизнь сурова) время от времени проявлялось недовольство. В первую очередь в Кахети, где, в отличие от Картли, не было междоусобий, а престол с 1574 года занимал царь Александр II, резко выделявшийся на фоне довольно тусклых коллег. Очень толковый мужик, эффективный менеджер с амбициями, судя по всему, мечтавший стать новым Давидом Восстановителем. Но сил было мало. Очень. Приходилось искать нетрадиционные варианты. Взойдя на престол как, естественно, вассал Ирана и получив от Исфахана массу льгот, он очень скоро, как только Иран проиграл войну, объявил себя верным подданным Порты, прося подтвердить привилегии, данные персами. Увы, османы тут же наложили дань людьми, которая при персах считалась бы фантастикой, а ко всему еще и назначили «старшим по зоне» шамхала, получившего, таким образом, право и возможность резвиться в Кахети на законных основаниях.
Легко представить себе, с каким интересом воспринял его высочество, будучи еще престолонаследником, информацию о появлении в относительной близости от его страны русских войск. Которые мало того что дали грозным янычарам отлуп под Астраханью, а страшному крымскому хану под Молодеями, но еще и (что было куда актуальнее) по просьбе кабардинских князей поставили раком аж самого шамхала. Правда, в отличие от Идаровичей, такого козыря, как родственные связи с северными людьми, Багратиды в обозримом прошлом не имели, однако зачем козыря, если на руках джокер? Короче говоря, в 1586-м Москва с некоторым удивлением, но и удовольствием встречала посольство из далекой «Иверии», бившее челом «великому базилевсу православному, чтобы он, единственный православный государь, помиловал, принял их народ в свое подданство и спас их жизнь и душу, сделав тому богопротивному шевкалу великое утеснение». От имени царя Кахети послы присягнули совершенно не ожидавшему такого царю Федору «на верное служение православному Государю Московскому», получив взамен (а куда деваться?) согласие стать «старшим государем Иверийским и оберегать того князя Олександра от всех недругов его». Само по себе это ничего не значило, декларация о намерениях. Примерно такая же, что и за сто лет до того, когда другой кахетинский царь, тоже Александр, присылал посольство Ивану III, признавая себя «холопом» Москвы и прося вспомоществования. Тогда, однако, политических последствий не случилось, а теперь посольства пошли косяком, из года в год. В 1588-м приехал «княжич Каплан», в 1589-м «боярин великий Хуршит». Рассказывали, какой нехороший человек шамхал, как неправильно сделал Черемисинов, что «при прежнем государе покинул Терки», потому что тогда горцы вели себя хорошо, а нынче плохо. Короче, просили послать войска. Или хотя бы, ежели «базислевс, синклит его и патрикии» не верят, – посольство, чтобы северные братья убедились на месте, «каковые обиды иверскому люду честному православному басурмане безвинно чинят». Посольство съездило. Побывало в Греми, в Кумухе. Убедилось: да, чинят, но ссоры с Москвой шамхал очень не хочет и готов к разумным компромиссам. Однако информация о том, что «мочно шевкала миром потеснити, и он примет шерть и даст заложников, и тогда дорога через него будет чиста, без опаски», кахетинской стороной воспринята не была. Александр настаивал на том, что переговоры с шамхалом вести нельзя, ибо «сей собаке верить никак не мочно, что скажет, то соврет, а если и сына даст в заклад, и то ни во что, сынов у него много, что собак». Так что «во имя веры православной гнать его должно в Дербент, чтобы и след простыл».