Безликий

Тяжело вздохнув и мысленно перекрестившись, Гермиона легонько постучала в дверь. На часах уже было ровно десять, но она не опоздала — и то хорошо. Шеф ужасно не любил опоздания, особенно, когда было такое-ужасно-важное-ты-что-не-понимаешь дело. Вообще, Истеричка был довольно хорошим человеком — со своими странностями, но терпеть можно было. Особенно если учесть, что каждый день ему приходилось работать с припадочным Малфоем и еще одним ненормальным из авроров-киллеров; не увольнял он их, потому что оба хорошо знали свое дело, а заменить было некем. А если уж говорить отдельно про Малфоя, то этого параноика не так-то и просто выгнать с работы.

Девушка еще раз постучала, на этот раз — сильнее.

— Да заходи уже, Грейнджер! Не капай на мои и без того расшатанные нервы! — послышался крик из кабинета.

Девушка, скрыв улыбку и смешок, отворила дверь, проходя вовнутрь. Кабинет у шефа был раза в два больше, чем у нее, но зачем его было делать таким огромным, она не знала. Комната сама по себе не имела больших окон, поэтому к потолку была приделана огромная люстра с крупными камнями. Выглядело это по-дурацки, учитывая то, что по бокам стояли старинные шкафы с деревянной резьбой, на одной из стен висела картина с изображением шефа в полный рост. У небольших окон, которые, ко всему прочему, были увешаны черными шторами, стоял длинный стол. Это был единственный красивый предмет, сделанный итальянскими рабочими из какого-то специального материала, который придавал гладкость и, местами, сияние. За ним восседал — именно восседал, как король на троне — главный по руководству всех авроров, авроров-киллеров и Главных авроров-киллеров.

— Здравствуйте, мистер Спрендбери.

Это был низкий мужчина (даже ниже того старичка из лифта), худощавого строения, с длинной черной бородой, которая в конце закручивалась к верху. На нем всегда была черная мантия — он считал, что она прекрасно подходит к его идеальному лицу, — которая каждый раз, как он шел, волочилась следом, подметая полы в Министерстве. Однако над ним никто смеяться не смел, как это делали с мистером Оуэном (все тот же старичок из лифта, который работал в отделе мелких нарушений). То ли он казался для работников грозным, то ли его подчиненные — мракоборцы— не вызывали у них теплых чувств. Скорее, второе, потому что Карл Спрендбери мог напугать только ребенка — и то, вряд ли.

— Угу, — он оторвался от «Пророка» и указал на удобное кресло рядом с его столом, — присаживайся.

Обычно Карл отшучивался, расспрашивал, как прошел день, что нового произошло. Еще его очень подбадривали какие-то веселые истории про курьезные случаи из других отделов (курьезные случаи, которые происходили с аврорами, его не подбадривали). Затем Карл, как бы, приступал к делу — быстро вводил в курс дела насчет того или иного преступника и шустро выгонял ее из кабинета.

Но в этот раз что-то пошло не по плану. Истеричка лишь хмуро посмотрел на Гермиону и достал какие-то папки из нижней тумбочки своего стола.

— Где этот чертов Малфой, не знаешь? — поинтересовался он, разлаживая бумаги по ровной поверхности.

— Нет, а зачем он нам? Разве я работаю не сама?

Ее встретили темные глаза и выгнутая бровь, а после:

— Если я спросил, значит, ты должна ответить. Не задавай мне лишних вопросов, Грейнджер, — отмахнулся он от нее, вновь опуская взгляд в стопки бумаг.

— Нет, я не знаю.

Что ж, и без того прекрасный день становится еще более чудесным — а если обнаружится, что ей действительно нужно будет выполнять работу с Драко, так это вообще можно будет помереть от радости. Она даже представила, как кто-нибудь из них убьет другого на службе, забыв про преступника. В прошлый раз, между прочим, этим могло окончиться, но ситуацию спас Марк; теперь Малфой ненавидит и его.

— Если этот придурок сейчас же не явится, я пристрелю его. Ты будешь свидетелем, — он на секунду грозно посмотрел на девушку, а затем снова уткнулся в бумаги.

Но ей почему-то от этого «грозного» взгляда захотелось рассмеяться. Плюс ко всему, не только ее бесил Малфой — он мог достать мертвого. Пик его хамства, безразличия и вознесения начался именно с того момента, как на его груди стал висеть значок «Главный аврор-киллер». В тот момент, Гермиона серьезно задумалась об убийстве, потому что такой же самый висел у нее.

Правда, каким бы заносчивым парень не был, и как бы сильно она и еще половина Министерства его не ненавидели, он изменился в некоторых вещах. Первое и самое главное было, конечно же, то, сколько денег он потратил на благотворительность — это могли быть больные дети, бедные семьи, умирающие старики. Он потратил, наверное, больше половины своего состояния и наследия — она даже предположить не могла, какая сумма из этого выплывала. Второе, что даже порадовало Гермиону, он перестал быть истеричкой (по крайне мере, на работе). Слез по поводу того, что он сломал руку, вывихнул ногу, или в него чуть ли не запустили Аваду, не было. Третье, что заметили все, кто когда-либо учился с Драко в школе, он стал еще хуже в плане агрессивности, холодности, безразличия и неуместных шуточек, переполненных сарказмом.

Слава Мерлину, ей не выпадала радость общаться с ним нигде, помимо работы (если не считать тот случай, когда им дали совместное задание, и они чуть не пробили друг другу головы). Поэтому знать, какой он на самом деле, она не могла. Все это были лишь догадки, но их вполне хватало, чтобы с точностью сказать — паршивый он человек. Ей иногда казалось, что в его самолюбии можно утонуть, в презрительном взгляде — захлебнуться, а в холодности — ну, если не замерзнуть насмерть, то подхватить воспаление легких точно.

Но и в сравнение не шла неприязнь Гермионы к нему, как его ненависть к ней. Она не могла понять, чем это вызвано — вроде бы, этап в его детской жизни, когда слово грязнокровка имело столь большое значение, прошел. Может быть, это было не так, но все же — за что? Или это было вызвано тем, что шеф любит ее больше, чем его? Хотя, посмотрев на взрослого Малфоя, можно было понять, что его не то, что не беспокоит отношение Карла к Гермионе, он вообще плевал на это с высокой башни.

Хотя, она может и преувеличивать — ей доводилось не от одного человека слышать, что взгляд Драко может заставить наложить на себя руки, причем наихудшим и болезненным способом. Что ж, это было в его стиле. Кажется, ему самому это даже нравилось. Только вот, правда, друзей у него не было — только один Блейз. Вроде бы, тот работал в отделе международного магического сотрудничества. Гермиона тоже туда бы пошла, если бы не стала аврором.

— Да что ж это такое? — вдруг рявкнул Карл, стукнув кулаком по столу.

Девушка подскочила на месте, испуганно переводя взгляд на него. Мужчина лишь отрицательно покачал головой на ее немой вопрос, накрутив на палец бороду.

– Нет, я его точно когда-нибудь убью, — прошептал тот, упираясь взглядом в какой-то текст.

— А мне обязательно сидеть здесь и ждать его? Может быть, вы расскажете мне, и я…

Но Истеричка выразительно глянул на девушку, что та решила промолчать — ждать, значит, ждать. На часах уже было двадцать минут одиннадцатого.

Примерно к половине дверь без стука отворилась, и, к разочарованию Гермионы, в кабинет прошел этот самовлюбленный индюк.

— Мистер Малфой! Собственной персоной! Да неужели? — истерически рассмеявшись, спросил шеф. Скрестив руки на груди, он качнулся на стуле, внимательно смотря на Драко.

Легкий сарказм на парня не действовал — он медленно подошел и без разрешения сел около Гермионы на соседнее кресло. Его выражение не изменилось — я скажу Вам, оно не меняется никогда. Холодно окинув девушку взглядом, он приподнял брови, уставившись на Карла. Гермиона мысленно обрадовалась, что смотрел он на нее не долго — от его взгляда и правда становилось не по душе.