Безлюдье. Новая жизнь
Шрифт:
Петр недоуменно оглянулся вокруг. Яркое солнечное утро уже не казалось таким радостным, слишком много плохого сегодня успело произойти. Через пять минут из коттеджа вывались Корабельников и Пачин. Они молча вынесли из дома окровавленного человека, на него было страшно смотреть. Денис что-то яростно прокричал в рацию, вызывая медиков из Родников. Пачин также выглядел просто ужасно: потухший взгляд, посеревшее враз лицо. Он подошел в Петру и глухо приказал:
– Найди мне срочно видеокамеру.
Пришлось подниматься на второй этаж. Мосевский прошерстил несколько комнат и увидел искомое в углу дорогой итальянской
– Рустам, что с тобой? – Петр кинулся к другу.
– Эй, тебе чего? – охранник дернулся навстречу. – Не положено!
– Да иди ты на…й. Этот парень предупредил нас о налете.
– Точно?
– Кто его так?
– Мы в подвале таким нашли. В отдельной камере сидел, пока сюда до разборок перевели.
– Дай лучше воды и аптечка нужна.
Петр осторожно поднял друга и перенес на кровать. Жестом подозвал сидевшую ближе всех красивую молодую девушку и показал на подушки. Та молча принялась подкладывать их под Рустама. Охранник подал бутылку воды
– Помогите ему. Я сейчас.
Петр быстро добежал до Пачина и передал тому камеру, потом сбегал до машины и достал из нее свою аптечку, которую же сам и собрал перед боем. Опыт спортивных боев и драк сейчас здорово ему пригодился. Теперь он знал, как правильно лечить кровоподтеки и фингалы, чем немедленно и занялся. Вмазал в кожу друга нужные мази, перебинтовал голову. Вскоре Рустам немного пришел в себя и рассказал о произошедшем. Рано утром его разбудили взбешенные родственники. Он наотрез отказался участвовать в нападении, за это его прилюдно избили и бросили в камеру. Родичи пообещали разобраться с ним после нападения.
– Про меня спрашивали? – Петр с сожалением смотрел на припухшие губы Рустама.
– Нет. Они сильно на меня разозлились. Одно слово, звери! Всегда удивлялся, как люди быстро теряют свою цивилизованность, неужели века войн и разрушений ничему их не научили? Мне стыдно за свой род, в нем всегда были честные воины. А эти… Они – шакалы, всегда в шестерках ходили, только женщин и детей могут резать.
– Тебе придется уехать. Сам понимаешь, после такого …
– Я знаю, друг.
К ним в комнату вошел молчаливый охранник и бросил:
– Приказано всех вниз увести.
Женщины быстренько ускакали по лестнице. Петр же взял осторожно друга через мощное плечо и вынес во двор. Резкий звук выстрелов заставил его вздрогнуть. Солнце уже стояло высоко, было очень ярко и пришлось поначалу зажмуриться. Из-за угла дома вышло несколько мрачных мужиков во главе со Степаном Карповым, в руках они держали автоматы.
– А этот что делает тут? И его в расход надо! – зло выкрикнул Степан, показывая на Рустама. Его глаза были налиты бешенством, а на руках от злости аж жилы вздулись.
– Ты чего охренел в атаке? Это парень жизнь вам спас! – Мосевский загородил друга.
– Это тот самый? – рядом возник ниоткуда Пачин.
– Да, Эдуард Петрович. Вон как его избили родственники.
– Степан, успокойся, не трогай его. Если бы не этот парень, то в канаве сейчас
лежали бы мы. Но ему, Петр, придется уехать отсюда. Пускай забирает баб и детишек и валит подальше – Пачин махнул рукой Карпову и пошел к воротам.Там уже бурчал Вольксфаген-Транспортер. В него спешно загружалась оставшаяся в живых кавказская диаспора. Мужчин среди них не было совсем. Петр же стал быстро собирать вещи для друга, сунул в рюкзак свою аптечку, воду, нож, куртку. Стал ему объяснять, что и когда мазать, чтобы раны зажили, правда Рустам плохо соображал, но к ним подошла та самая молодая девушка и на хорошем русском пообещала Петру, что проследит за лечением его друга. К машине неожиданно подошел Кораблев. Он молча смотрел на сборы, лицо было смертельно бледным, глаза лихорадочно блестели. Также молча он подошел к молодому кавказцу и передал ему незаряженный Калашников и подсумок с магазинами.
– Ты что? На фига ему оружие даешь! – мужики, стоявшие в охране, заволновались и начали кричать.
– Молчать! Отошли отсюда! – вдруг заорал на них подошедший Карпов. – Если бы не эти два парня, вы бы сейчас с перерезанными горлами лежали. Его трофей, его право!
Недовольно бурча, люди разошлись. Микроавтобус уже был готов к движению, ворота раскрыты.
– Спасибо, брат, – Рустам пожал руку Денису, – мои предки были честными воинами. Я постараюсь не посрамить их памяти.
– Я знаю, – спокойно ответил бывший спецназовец, – удачи тебе, джигит!
– Прощай, друг. Видишь, как оно получилось… – друзья в последний раз крепко обнялись, потом Рустам сел в машину, которая быстро покинула проклятое место.
Петр смотрел вслед уезжающему микроавтобусу, и ему было ужасно грустно. Только теперь он понял, какого друга потерял: неунывающего, жизнерадостного, всегда готового подставить крепкое плечо.
– Не грусти, пацан, жизнь продолжается. Может, еще и свидитесь, – Кораблев похлопал его по плечу. – Пошли к машинам, сегодня будет длинный день. Но, вообще, это хорошо, что ты в любой ситуации за друзей вступаешься.
Жизнь продолжалась, штурмовая команда собрала трофеи, по скорому забросала убитых землей и строительным мусором. Было озвучено предложение: все здесь сжечь на хрен, но потом решили, что в нынешних обстоятельствах это опасно. Пожарных команд по близости как-то не оставалось.
На месте утренней засады уже наблюдалось подобие порядка. Убитых боевиков вывезли и закопали в мелиоративной канаве, используя для этого строительную технику. Все целое оружие и снаряжение собрали, сгоревшие и покореженные автомобили убрали с дороги. Итоги боя решили подводить завтра. Люди смертельно устали, полная накачка адреналином их городских организмов также не прошла бесследно. Многих уже трясло, кто-то стал вялым и сонливым, некоторые агрессивными без меры. Поэтому, оставив дежурный пост у дороги, люди разъехались по домам.
В коттедже Пачина было тихо. Обслуга ждала хозяина, ужин был готов. Эдуард Петрович прошел тяжелым шагом в гостиную и рухнул в кожаное кресло.
– Ну что, Петька, знатный у нас денек получился? Я столько адреналина с приснопамятных девяностых не хапал. Да и то, тогда в чем-то проще было. На крайняк мусорам можно было сдаться. После такого кипиша или бабу, или выпить. Ты что хочешь?
– Выпить, а потом бабу, – только и мог ответить Мосевский, подходя к столу, где стояла початая бутылка коньяка.