Безумная ведьма
Шрифт:
– Ладно, вернёмся к стационарным вопросам и, если всё пойдёт хорошо, то я устрою тебе сюрприз.
Фраза действует как по заказу, Эсфирь с живым интересом смотрит в его глаза. Сюрприз? Для неё-убийцы? Здесь точно больна она?
Гидеон с напускным равнодушием пожимает плечами. На самом деле он устал доказывать главному врачу о важности одного фактора в лечении пациентки, а именно – социализации. Не особо буйные подопечные допускались к прогулкам. Гидеон считал, что Эсфирь они пойдут только на пользу. Конечно, исключительно под его личным присмотром и присмотром нескольких медбратьев. Доктор Штайнер, хотя и мялся, всё же разрешил
Гидеон прячет хитрую улыбку, делая вид, что увлечён бумагами.
– Так, на каком вопросе мы остановились? А… ага… На что похожа обстановка, окружающая тебя?
– На замок ненависти.
Брови Гидеона удивлённо взлетают. Где-то он уже слышал это:
– Объяснишься?
– Здесь везде сквозит ненависть, буквально с ног сбивает, – Эсфирь чуть прикрывает глаза, чтобы не видеть, как ошалело пялится врач. – Здесь есть иерархия. Свой король, свои пешки, как в замках. Все они ненавидят меня.
– Ты, действительно, считаешь, что все?
В ответ Эсфирь как-то безумно хмыкает, закатывая рукава хлопковой рубашки. В области вен, синеющими букетами, расцветают гематомы-гортензии. Гидеон сразу понимает из-за чего – медсёстры специально не попадали в вены, когда ставили капельницы.
– Почему ты не сказала мне? – на лбу появляется несколько морщин.
Глупый вопрос, он же прекрасно знает – в ней нет доверия к нему.
– Вы не король этого замка.
– Ты уверенна в этом?
Гидеон не может понять две вещи: почему он снова перестал записывать и почему сердце так больно кольнуло? Будто она странным предложением задела за живое.
– Будь Вы им, поданные вряд ли бы ослушивались приказов. Вы отгородили от меня всех, наказав тех идиотов за проступок. Но те, кто остались, продолжают игнорировать Ваши законы. Значит, король этого замка кто-то другой. Тот, кто хочет ненавидеть меня сильнее.
Гидеон делает несколько штрихов, отмечая образность мышления.
– Как ты считаешь, тебе нужна помощь?
– Нет… Да, – она резко качает головой из стороны в сторону. – Мне не нужна ничья помощь, ясно?
«Вспышка агрессии». Ручка скользит к следующему вопросу. Но, признаться, продолжать не хочется. Жизненно важно послушать про воображаемый Замок Ненависти.
– Помнишь ли ты, что происходило вокруг тебя во время первого и второго инцидентов?
– Убийств, – резко выдаёт Эсфирь.
– Инцидентов.
Эффи сильно жмурится. Пытается изо всех сил держаться за его голос и эту реальность. Только для чего? Ледяной голос изнутри скребётся, напевая жуткие вещи, рассказывая кровожадные сказки и во всех она – главная героиня.
«Прислушайся к темноте внутри себя…»
– Крики. Огонь. Чья-то сильная боль. Ломала меня. Я не хотела причинять страданий. Я всё исправила. Не думала. Он убедил. Это ошибка. Клянусь во имя… Клянусь…
«Туманные бессвязные формулировки во время начала приступов». Гидеон кладёт ручку, медленно поднимаясь с кресла. Сократить меж ними расстояние он старается аккуратно, чтобы не вспугнуть.
Эсфирь с силой сжимает ладошками несчастные прутья кровати, будто они служат границей между реальностью и приступом. Она чувствует ежевичный парфюм врача и запах ментоловой жвачки вперемешку с вишней совсем близко и не понимает, куда делось ощущения железа из ладоней. Еле поднимает взгляд, фокусируясь на яркой синеве глаз. Врач сидит перед ней на корточках, аккуратно массируя нежную кожу ладошек
круговыми движениями.– Останься со мной, и я кое-что тебе покажу, – тихо произносит он, когда понимает, что Эсфирь внимательно изучает лицо.
– Сюрпризов за зря не существует. За всё нужно платить.
– И ты заплатишь. Тем, что удержишь себя здесь, – касания служат чем-то волшебным, успокаивающим. – Представь, что твои мысли – огромное глубокое озеро. Ты находишься в самом центре, на поверхности…
– Я не умею плавать, – тихо шепчет Эсфирь.
Она вдруг понимает: его глаза – то самое озеро, в котором запросто можно захлебнуться. Зачем он смотрит с такой заботой? Она лишь – работа, эксперимент, как говорит весь персонал.
– И не нужно. Просто перевернись на спину, вытяни ноги, расслабь тело. Ты находишься в воде – да, но разум расслаблен, держит тело на тонкой грани между поверхностью и толщей, ведущей ко дну. Полюби воду, глубину, себя. Позволь себе отдохнуть на поверхности и начни держать ситуацию под контролем…
– А если не получится? Если…
– Я не дам тебе утонуть.
Как только взгляд Эсфирь становится осознанным, он убирает руки, растирая собственные ладони, словно она обожгла его.
Эффи моргает, пытаясь почувствовать страх, панику, но ничего из этого нет. Будто врач использовал какой-то гипноз и с оглушительном успехом погасил надвигающийся приступ.
– Умница, кажется, ты заслужила сюрприз, – Гидеон поднимается, отбрасывает полы медицинского халата и разглаживает брюки. – Ну, чего сидишь? Пойдём?
– Сдаёте в утиль?
– Ах, если бы! – задорно хмыкает врач, и Эсфирь совершенно не нравится его настрой.
Она покорно вытягивает руки. Наручники – неотъемлемая часть существования здесь. Но Эсфирь почему-то кажется, что она носила их всю жизнь – так привычно они обнимают кожу. Пальцы врача ласково скользят подушечками по запястью и задерживаются на коже, чтобы одарить её ожогом четвёртой степени.
Эффи заворожённо смотрит на свои руки в его руках. Красиво. Длинные аристократичные пальцы поверх серебристого металла на тонких исхудавших запястьях. Две татуировки-кольца на безымянном пальце приковывают внимание. И до вопля в грудине хочется взять руку и приложить тыльной стороной ладони ко лбу. Зачем-то.
– Идти собираемся? – Эсфирь нервно поджимает губы, пряча пальцы в кулаках.
Он усмехается, отпускает руки, а затем отходит к двери.
Выходить страшно. Ещё ничего хорошего не произошло в этих стенах. А, чёрт с ним, может, обольстительный врач и вовсе ведёт её на электрический стул! Вокруг загадочного злодея доктора Тейта столько слухов, что того и гляди – он припрятал средство казни в подвале. Но в подвал они не идут, равно как и на заходят ни в один из кабинетов. Лифт, пара коридоров, миллиард косящихся взглядов – и даже дышать страшно – они в саду. В самом настоящем саду на заднем дворе клиники.
Эсфирь настороженно озирается по сторонам. Снова приступ? Даже если так, то это лучшие галлюцинации из всех! Свежий весенний воздух облюбовал каждый закоулок лёгких, листья растений убаюкивающее покачивались, стопы, сквозь тонкую подошву больничной обуви, чувствовали гравий.
В углу, рядом с ограждением, сидит пациент на лавочке, задумчиво вглядываясь в горизонт. Чуть поодаль – медбрат. Так вот оказывается, как относятся к угодным королю пациентам? Им позволяют дышать.
Эсфирь несмело протягивает руку к веточке небольшой пихты. Надо же, настоящая! Не вымысел, не воображение! Самая настоящая веточка с изумрудными иголками.