Безумные дамочки

Симона не успела раскрыть рот, как Анита сама ответила:

— Он сказал: «А кто ищет?» Что эта шутка значит, я тебя спрашиваю?

— Может, он серьезно? — предположила Симона. — Он дважды разводился. Может, не хочет больше влюбляться? Слишком больно.

— Все хотят влюбиться.

— Женщины — да, а вот мужчины… — Она думала о Роберте. — У меня ощущение, будто мужчины сопротивляются любви так же неистово, как женщины ждут ее, иначе у нас не было бы стольких бед. Как тебе мои прозрения, мисс Норформс?

— Хватит дурачиться насчет мисс Норформс. Не до этого. А насчет прозрений скажу, что это болтовня, если ты только что сказала, будто Роберт не очень противится любви. Раз хочет сделать предложение.

Симона пожалела, что солгала насчет взаимоотношений с Робертом. Так всегда, когда лжешь. Надо быть крайне внимательным, чтобы тебя не уличили. К тому же, раз она знает, как несчастлива Анита, неплохо было бы выговориться и самой. Им обеим стало бы легче. Но она попалась в ловушку собственной лжи.

— Он может умолять меня о свадьбе, — сказала Симона, — а я все равно откажу, Замужество сейчас меня не интересует. Я хочу полететь в Лиму, как только расплачусь с «Бонвит».

— Когда мы жили вместе, ты хотела полететь в Хартум, — с иронией заметила Анита.

— А сейчас меня тянет в маленький Париж Южной Америки.

— Если б у тебя была хоть капля мозгов, ты бы вышла за Роберта, он оплатил бы твои счета, и вы отправились бы в Лиму в медовый месяц.

— У всех Раков отвратительный практический ум.

— Не понимаю, что плохого в планах. Подумай о будущем. Однажды ты проснешься, а тебе уже тридцать. И что тогда?

— Стану хиппи.

— Растеряха. Странно, что ты до сих пор этого не сделала.

— Стану в Лиме, столице Перу. Найду всех старых нацистов, которые там прячутся, накачаемся наркотиками и займемся любовью. Ами Таба Ом, Ами Таба Ом, Ами Таба Ом.

— Дурища, — сказала Анита и бросила трубку.

Симона любила дразнить доверчивую подругу, которая сейчас, наверное, сидит у себя дома и представляет, как босоногая Анита с венком на голове распевает индуистские гимны на площади Томкина. Их дружба (можно это так назвать?) носила странный характер. Они не одобряли образа жизни друг друга, и все же была какая-то чертовщинка, какая-то дружба-вражда, заставлявшая их поддерживать связь, отмечать успехи и неудачи. Соперничество, которое пряталось за благородным фасадом дружбы.

Симона припомнила день, когда они познакомились. Это было здесь, в демонстрационном зале «Мини-Ферс инкорпорейтид», больше двух лет тому назад. Анита зашла купить пальто из немецкого хорька, которое потом отдала Симоне в обмен на двубортный костюм из хомяка, очень надоевший Симоне. Двадцатитрехлетняя Анита излучала такую женскую уверенность, что Симона тут же ощутила себя бесполой, тощей, уродливой и старой. Она помнила мельчайшие детали знакомства. Анита была прекрасно одета. Стояла весна. Бело-розовое пальто подчеркивало крутизну бедер. У Симоны бедра узкие, поэтому она была потрясена, для нее бедра символизировали зрелую женственность, и она знала, что у нее такого никогда не будет.

Более того, пальто и платье Аниты так гармонировали, как Симона и не могла себе представить. Это был идеал женственности. Вот настоящая женщина, казалось, говорила эта гармония, без подделок. Симона же носила тусклые свитера и микро-мини юбки, цвета блеклые, ткань паршивая; жалкая одежонка, в которой она болталась по Нью-Йорку с разными придурками, пока не встретила Роберта. Когда они стали жить вместе, Симона поняла, что каждая женщина инстинктивно выбирает тот стиль, который позволяет ей чувствовать себя естественной, а не тот, который делает ее привлекательной или красивой. Она бы чувствовала себя полной идиоткой в одежде Аниты, но надо сказать, что и Анита чувствовала бы себя не лучше в одежде Симоны. Это не мешало им обеим тайно восхищаться одеяниями друг друга.

Когда в тот день Анита ушла, Дэвид Сверн восторженно сказал:

— Вот кого я назвал бы женщиной.

— А кем бы вы назвали меня? — спросила Симона. — Зеброй?

— Я видел, в какое барахло вы переодеваетесь после работы, когда у вас свидание. Будто вы сбежали с фермы.

Симона со смехом вспомнила эти слова через несколько месяцев, когда Дэвид Сверн связался с Лу Маррон, которая писала для журнала мод, специализировавшегося как раз на таком барахле, да еще и похуже. Ей хотелось бы спросить у Сверна, по-прежнему ли он думает, что у нее вид сбежавшей с фермы девчонки, но считалось, что она не знает о романе, как и все остальные работники (хотя знали все), так что приходилось держать рот на замке.

— Хороший был день? — спросила Симона у Роберта, когда вечером он пришел домой.

— Жуткий. Был на двух собраниях, разговаривал с матерью шизофреника, тестировал нового пациента. Диагноз: органические нарушения, которые следует проверить в неврологическом отделении. А у тебя?

— Обычная дребедень.

По дороге домой Симона думала, стоит ли рассказывать Роберту о звонке Аниты, и решила, что будет глупо, если он узнает, что у Аниты нет мужчины и она несчастна. Симона до сих пор помнила, как Роберта привлекла сияющая Анита на той самой вечеринке. И только когда она сказала, что Анита увлечена Джеком Бейли, Роберт переключился на нее.

— Я иду в ванну, — объявила Симона.

— Может, сходим поужинать в новый греческий ресторан?

— Давай.

Теперь они все чаще ужинали в ресторанах. Атмосфера общественного места помогала избегать болезненных тем в разговоре.

— Я буду в ванне пятнадцать минут. Если ты хочешь побриться…

— Не торопись. Мойся спокойно.

Они стали очень вежливыми. У Симоны перед глазами проплывали картинки того, как Роберт избавляется от нее и кормит Аниту жареным мясом, угощает шампанским, а потом они ныряют в постель, и Анита учит его тайнам Джека Бейли, после которых на нежной и гладкой коже остаются следы от щипчиков или пинцета.

У Симоны кожа была сухой, и на ночь ей приходилось смазываться кремом, который смягчал кожу и ароматизировал ее. Сидя в ванне, Симона постирала чулки. Она всегда стирала их в ванне, чтобы сэкономить время. Дважды в неделю тщательно стирала и пояс. Симона была очень чистоплотной благодаря матери, которая непрестанно купалась сама и мыла полы. В Порт-ан-Бессане не было душа, когда Симона жила там, она впервые увидела его в Нью-Йорке. Анита принимала душ, но Симона считала это негигиеничным, предпочитая купаться в ванне.

И подмывание. Выбравшись из ванны, Симона взяла чудный мятный дезодорант с гордой надписью на флаконе: «Вы не ошиблись!» Какую еще чудесную штуку придумают фармацевтические компании? Ей было интересно, как они смогли так изучить рынок, узнав, что большинство американских мужчин предпочитает запах мяты? Во Франции любят лакрицу. Но о чем она думает? Симона давно покинула родную страну, поэтому забыла, что там есть биде и спринцовка не нужна вовсе, хотя она и запатентована еще в 1899 году. Анита взвизгнула, когда Симона обрызгала ее.