Безумные дамочки

— Секундочку, черт подери! Я просил вас прийти сюда. И что же вы делаете?

Роберт остановился, не снимая руки с дверной ручки.

— Должен признать, что обязан был встретиться с вами лично, мистер Дей. Я часто смотрю ваше шоу, и оно мне очень нравится. Честно говоря, мне было бы лестно лично встретиться со знаменитостью. Но, с другой стороны, я не пришел бы сюда в прекрасный воскресный день, чтобы выслушивать всякий бред ни от знаменитости, ни от любого другого. Так что, если вы все сказали, я пойду.

— Нет, не пойдете.

Роберт улыбнулся.

— Я еще вот что скажу, мистер Дей. В таких условиях я бы не встретился и со статуей Свободы.

Выражение гнева исчезло с лица Билли Дея, но оно по-прежнему было озабоченным.

— Ладно, ладно, — спокойнее сказал он. — Извините за несдержанность. Надо было придержать язык, но когда ты так далеко отсюда узнаешь о том, что делается за твоей спиной, то можешь немного огорчиться.

Роберт сочувственно кивнул.

— Это понятно, но вопли и истерики не помогут. Давайте присядем, и я попробую ответить на ваши вопросы.

Билли Дей посмотрел на Дакворта, следившего за происходящей переменой с видом человека, который отчаянно хочет мира, но не верит в его возможность. Роберт понимал, что прежде всего он переживает из-за совета директоров.

— Извините за несдержанность, — сказал Дей им обоим.

Лицо у Дакворта расслабилось.

— Бывает, — заметил он. — Со всеми бывает. Может, пройдете с мистером Фингерхудом в мой кабинет и поговорите? Это вот здесь.

Кабинет примыкал к гостиной. Он был маленьким и уютным. На ореховом комоде размещалась прекрасная коллекция китайского фарфора. Роберт Фингерхуд сел за письменный стол, а Билли Дей разместился напротив.

— Давайте сразу проясним, — начал Роберт, — что никто не считает вашего ребенка сумасшедшим, никто не считает, что у него серьезные проблемы с психикой. Мы думаем, что у него есть проблема, с которой сам он не справится, а родители при всех их добрых намерениях не могут ему помочь. Рассмотрим эту проблему с нескольких точек зрения. Поговорим о счастье и несчастье вашего сына, о его периодических буйствах. Обсудим разрыв между его прекрасным умом и удручающе низкой успеваемостью.

— Хорошие отметки мало что значат, — отрезал Дей. — В школе у меня были плохие оценки, а я, как видите, не посуду мою.

— Согласен. Хорошие оценки мало что значат, но, говоря по совести, меня гораздо больше волнуют несчастье вашего сына и эмоциональные всплески, то, к чему они приведут очень скоро. Но в нашей ситуации, когда мы плохо знаем друг друга и ограничены во времени, нам проще поговорить о более простых и понятных вещах типа успеваемости в школе.

— Вы говорите о несчастьях, об эмоциональных всплесках, но когда я учился в школе, то не был образцом послушания, мне нелегко приходилось там. А у других детей не так? У детей есть свои невзгоды, но они все равно потом нормально живут. Посмотрите на меня. Я не хочу хвастаться, но разве у меня не все в порядке?

— С точки зрения профессии, более чем в порядке, — сказал Роберт.

Билли Дей подозрительно глянул на него. Роберт удивился, что в жизни тот выглядел гораздо лучше, чем на телеэкране.

— Вы о чем? — спросил Дей.

— О том, что я мало знаю вашу личную жизнь, мистер Дей, поэтому говорю только о том, что читал в газетах, о сути вашей профессии. И могу поспорить, что ваша взрослая жизнь не похожа на веселую карусель, как бы вы ни выглядели на экране. Могу поспорить, что вы страдаете от сердечных приступов и депрессии.

Вид у комика был такой, будто он попал в капкан.

— Ладно, — сказал он, — может, и так. Ну и что?

— Я могу подытожить, что если вы желаете нормальной жизни вашему сыну, а я в этом убежден, то вы хотите, чтобы у него не было хорошо вам известных сердечных приступов. Я считаю, что вы можете помочь ему…

Губы Дея искривились в легкой восхищенной усмешке.

— А вы не зря получаете свои деньги, верно?

Аните понравился фильм «На последнем дыхании», Симона была в ярости.

— В розовых бигуди он выглядит лучше, — пояснила она свою позицию и продолжила рассказ о странных процессах в ее влагалище.

Они сидели в автобусе, едущем через город в Ист Сайд. Влагалище у нее горело, а беловатые выделения пачкали трусики.

— У меня горит и в эту минуту, — прошептала Симона, когда они проезжали через Центральный парк.

Они не занимались любовью уже целую неделю, и в глубине души она понимала, что ее состояние — прямой результат того, что ее не любят и не желают, но она не могла сказать об этом Аните, которая считала, что Симона вне себя от счастья.

— Надо бы пойти к врачу, — сказала Анита. — Может, это что-то серьезное.

— И лечь в унизительное гинекологическое кресло? Я и подумать о нем не могу. Да я и не в восторге от своего гинеколога. А как тебе твой? Нравится?

— Нормальный, — буркнула Анита, не простившая того, что врач увеличил размер противозачаточного колпачка. — Старый и безобидный.

— И что в этом хорошего?

— Ты же не хочешь, чтобы молодой и красивый парень ковырялся там холодными инструментами, верно?

— А почему нет?

— Тебя не смущает, если врач молодой и красивый?

— Нет, наоборот. Приятно.

— Ты с ума сошла.

— Если так долго хочешь достичь оргазма, как я, — сухо сказала Симона, — то ни от чего не откажешься, что бы это ни было.

— Полная идиотка.

Они вышли на Лексингтон авеню, чтобы пересесть на другой автобус. Каждая из них в этот момент удивлялась, почему они дружат. В витрине рядом с автобусной остановкой был плакат: «БОГ ЖИВ И ЖДЕТ ВАС В МЕКСИКО-СИТИ».

Свет в гостиной горел, и утомленный Роберт ждал Симону с бокалом в руке.

— Привет, — сказала она. — Как все прошло?

— Уладилось, — кивнул он.

Симона взглянула на манекен и с облегчением увидела, что фен выключен.

— Спасибо, что спас парик, — сказала она.

— Ради Бога…

Она внимательно посмотрела на Роберта: не издевается ли он. Тот сидел в костюме с распущенным галстуком и был слишком утомлен, чтобы издеваться.

— Как тебе Билли Дей? — спросила она.