Беззаветные охотники

В антракте наследник неожиданно проскользнул в ложу королевы. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ним и встать у занавески рядом с вездесущим Гудсоном. Мы обменялись взглядами и стали прислушиваться к беседе в ложе. Виктория и Александр говорили не переставая. О литературе, искусстве, политике.

«Да она его клеит!» — поразился я внезапно пришедшей в голову мысли.

Конечно, у меня не было никаких очевидных доказательств. «Очевидных» — в прямом смысле этого слова. Я только слышал цесаревича и Викторию. Не видел их взглядов, жестов. Только мог дорисовывать в воображении, реагируя на шорох, легкий шум. Да даже на движение воздуха, заставлявшее чуть-чуть, еле-еле колыхаться портьеру, за которой мы с Гудсоном стояли. И тем не менее, я был уверен в своей догадке. В большей степени из-за поведения Виктории, конечно. Её смех, пробивавшийся через немного зажатое от волнения горло. Смех нервный, часто невпопад. И часто преувеличенный. Лишь бы угодить Цесаревичу, оценить его юмор, блистательную речь, манеры. Хотя юмор, судя по доносившемся до меня обрывкам разговора, не был настолько впечатляющим, чтобы заслужить такую реакцию и такой смех Виктории. Какие-то обычные милые замечания, которые в любой другой обстановке, при любых других отношениях вызвали бы лишь короткую, мягкую улыбку. Не более. Но Виктория смеялась так, будто являлась свидетелем блестящих острот и верха остроумия собеседника. Я представлял себе, как она сидит с прямой спиной, боясь пошевелиться, вся в напряжении. И все равно, судя по шороху, её руки, не слушаясь хозяйки, сами поднимались вверх, поправляя прическу, чуть выбившийся локон. Конечно, я не мог увидеть неосознанного движения рук. Хватало двух фактов — преувеличенного смеха и напряженного дыхания, — чтобы увериться в моей правоте. Виктории нравился Цесаревич. И она, может,пока не конца понимая, лишь следуя женскому наитию, делала все, чтобы понравиться ему. И еще указывала на то, что и он ей симпатичен.

Когда я осознал все это, еще не веря своим ушам, еще не способный до конца уместить в голове такой факт, резко обернулся к Гудсону. Он так же, как и я, внимательно прислушивался к тому, что происходит в ложе. И, я это видел, так же, как и я, уже сделал выводы. Он почувствовал мой взгляд. Посмотрел на меня. И судя по его улыбке, его выводы совпадали с моими. Мы оба присутствовали при зарождении совсем необычной любви. Такая любовь двух таких персонажей мировой истории могла с легкостью всю эту историю перевернуть с ног на голову.

[1] «В строю» — это те, кто участвовал в боевых действиях. В любом отряде было множество и нестроевых — врачей, маркитантов, возчиков-чарводаров с вьючными лошадьми, обозников и прочих. Соотношение составляло примерно 60 на 40.

[2] Здесь и далее в значении — укреплённая стоянка обоза.

[3] В 1841 году в Петербурге на первой Большом балу сезона было отмечено новшество: нетанцующим военным было дозволено явиться в сапогах!

Глава 11

Вася. Суук-Булак и аул Аргвани, конец мая- начало июня 1839 года.

Потеряв аул Бурунтай, Шамиль не был расстроен. Да, он рассчитывал задержать русских подольше. Пустить им изрядно кровушки. Не вышло. Слишком стремительной вышла атака. Кто они, эти солдаты в белых фуражках? Шайтаны? Они умеют летать? Перенеслись, как по воздуху, через Терингул. Вот люди и растерялись.

Он не винил своих воинов. Они такие, как есть. Сила привычки неискоренима. Если отнять у них шанс на отступление, они тут же бегут. В бою они как барсы. Сражаются до последнего, не думая о смерти. Кидаются на штыки с желанием увидеть кровь врага. Но маневр не их конек. Значит, нужно их учить. Война будет долгой. Солдат у белого царя не счесть. А пока нужно попробовать засадить воинов в крепость, чтобы им некуда было бежать. И тогда они себя покажут. Вся их ярость и мужество выплеснется на атакующих кипящей лавой. Война с каждым годом все более приобретала характер непримиримой и истребительной.

В созданной имамом системе обороны таких крепостей не одна, а две. Самая мощная, самая неприступная — это аул Ахульго, который тщательно укрепляли. Вторая — это Аргвани, стерегущее земли гумбетовцев. Селение, в котором также возводили фортификационные строения, хотя казалось, сама природа его хранила. К аулу вели не дороги — узкие тропы, открытые с фланга выстрелам защитников. Русским, если они не испугаются, не отступят, придется взбираться под шквальным огнем из каменных саклей, амфитеатром восходящих к верхней точке Аргвани. Лезгинские аулы не чета ичкерийским. Не мазанки, но прочные каменные строения, часто в несколько этажей. Иногда и с башнями. Их плоские крыши образовывали уступы. Проходы — тесные, часто крытые, узкие длинные коридоры. Не деревни, а настоящие замки!

Чтобы точно перебить урусов, Шамиль кинул клич по горам. Собрал невиданную силу. К бойцам, которых он привел из Салатавии, присоединились все, кто был готов сражаться — гумбетовцы, аварцы, андийцы. Десять тысяч — вот сколько пришло горцев защищать Аргвани. Никогда прежде в Нагорном Дагестане, с начала Кавказской войны, не было столько людей под командованием одного человека, собранных для обороны одного укрепления.

Тем временем Чеченский отряд продолжал движение к Суук-Булак. На самой вершине, несмотря на лето, лежал снег. Облака плыли под ногами. На голых утесах — ни леса, ни травы для лошадей, ни воды в ручьях. По пути пришлось косить сено по глубоким балкам. Там же запасаться водой. Два дня поднимались, чтобы уткнуться в непроходимый спуск. Внизу лежала зеленая равнина, а на перевале шел дождь с градом. Все страдали от холода и сырости.

Отступившие горцы постарались. Максимально испортили старую тропу. Пришлось приступить к взрывным работам. Два дня рвали порохом скалы и вручную высекали ступеньки. Саперы работали, не покладая рук. Пробили спуск, назвав его Кирки, к небольшой площадке у подошвы южного склона. 27-го мая на нее сошла часть войск. Перед ними была крутая глубокая балка. Направо лежала долина, ведущая к Андии. Налево — постепенно сужающаяся дорога, переходящая в узкую тропу. Нависающие над ней вершины хребта были заняты горцами, приготовившими бревна и камни, чтобы славно «угостить» урусов.

(вот так примерно выглядело устройство военных дорог в Дагестане — рисунок Т. Горшельта)

Ни травы, ни топлива. Отряд разделили, отправив часть сил к ближайшим аулам, чтобы разобрать их на дрова. Что не смогли унести с собой, то разрушили. Для защиты спуска начали возводить укрепление, назвав его Удачное. Вася, услыхав название, похмыкал: ничего «удачного» вокруг не наблюдалось. Кирки был настолько трудным спуском, что войска сходили вниз еще день. Орудия и повозки спускали на руках. Было решено двигаться дальше налегке, оставив тяжелые повозки на вершине в вагенбурге и взяв с собой лишь восемь орудий. Охранять лагерь оставили 3-й батальон апшеронцев. Отряду Дорохова было приказано возвращаться к Хубарским высотам и действовать между ними и Внезапной, охраняя пути снабжения Чеченского отряда.

— Руфин Иванович! — обратился Вася к командиру. — Я тебя ранее ни о чем не просил. Все делал, как ты приказывал. Людей натаскивал для скрытых налетов. Сам чеченов резал. Богом заклинаю: отпусти меня с куринцами! Чую, на смерть идет полк. Не могу в стороне остаться.

Дорохов вздохнул. Ему и самому не хотелось возвращаться, когда впереди всех ждет невероятная слава! Но приказ есть приказ. Без надежного снабжения Чеченский отряд сгинет в горах.

— Черт с тобой! Отпущу! Смотри, не опозорь наш летучий отряд! Хотя кому я это говорю?! Сам не погибни! Чтоб грудь была в крестах, а не голова в кустах. Напишу письмо полковнику, отдашь ему.

«Александр Павлович! — написал в частном письме Руфин. — Возвращаю вам на время ваш удивительный штуцер и человека при нем. Унтер-офицер Девяткин — отличный солдат. Вам он пригодится больше, чем мне. Сберегите мне его, сделайте милость».

Неподалеку загрохотали пушки. Задрав под немыслимым углом единороги, артиллеристы пытались закинуть гранаты на вершины, с которых горцы скатывали вниз каменья.

Вася переоделся. Снова оказался в солдатском мундире и сапогах. Лишь папаху оставил. Ночевки на вершине многому научили. Отдал мешок с черкеской, буркой и чувяками командиру, внимательно следившему за работой артиллеристов.

— Хорошо положили! — восхитился Дорохов, когда несколько удачных выстрелов заставили горцев разбежаться. — Иди, братец! С богом! Береги колено.

Колено еще побаливало. Вася заковылял вслед куринцам, выглядывая полковника. А как его разглядеть? Тропа была настолько узка и извилиста, что отряд растянулся на шесть верст. Разразилась страшная гроза. Несколько лошадей и зарядных ящиков сорвались в пропасть. Лишь к ночи хвост колонны добрался до перевала через гору Шугу-Меер, где устроили бивуак. Дрова и воду доставили из разоренного аула Данух, оставленного жителями. Ночью же саперы и команды рабочих приступили к разработке спуска и далее дороги к Аргвани.