Безжизненно стучат не любящих два сердца

Это меня и насторожило. Я огляделась по сторонам, пытаясь рассмотреть скрывающееся нечто, наводящее на меня ужас. Подняв голову, ощутив явное касание чего-то липкого к лицу, чуть не заорала.

Трепет в груди нарастал с каждой минутой. Тяжело сглотнув, замерла и подумала, что в моих пепельных цвета волосах, скорей всего, появилась седина. И сейчас эту седину явно кто-то пытается найти, запустив коготки в прическу.

— Кыш, твари! — не вытерпев жути, крикнула, сразу замахав по сторонам ридикюлем.

Хозяева заведения растерянно смотрели на меня во все глаза.

А я размахивая дамской сумочкой пробиралась к ним. Остановившись, с удивлением поняла, что в этом месте дышится намного легче, да и нет восприятия неприятных прикосновений.

— Странное у вас здесь что-то творится. Вы разве ничего не чувствуете? — спросила и поняла, что лучше бы не спрашивала. На меня теперь смотрели еще и с опаской. — Ладно, с этим потом разберемся. У меня дельное предложение к хозяину лавки.

Со стула поднялся крепкого телосложения, среднего роста мужчина. Пройдясь рукой по своим русым волосам, поджав губы, отчужденным взглядом посмотрел на меня.

— Что, даже разговаривать не хотите? А я решила с вами обговорить образцы золотых украшений, пока не имеющие нигде аналогов.

— Леди изволит шутить? Все в Сарвасе знают, что Сиарим Лигнивкий разорен. Вы первая леди за последний год, вошедшая в нашу лавку, — грудь Сиарима поднялась и резко опустилась от тяжкого вздоха.

— А я всего пару месяцев живу в столице, да и сплетнями не интересуюсь, — высказалась и вновь осмотрелась, теперь понимая, что меня так смутило в первое мгновение. На витринах отсутствовали золотые украшения. Вот не горела желанием восстанавливать разоренное предприятие, но разобраться хотелось. — Так какая оказия с вами приключилась? Ваш торговый дом находится в богатом районе. Покупателей должно быть много.

— Молодая леди очень любопытна.

В глазах ювелира мелькнула злоба. В его руку тотчас вцепилась, по всей видимости, жена, проговорив взволнованным голосом:

— Сиарим… Прошу тебя, не злись. Разве леди виновата в наших страданиях? Она такая молоденькая, прямо как наша Леа, — по щекам женщины скатились крупные слезинки. Быстро смахнув их, дама отвела лицо в сторону, не желая показывать наболевшее внутри.

При упоминании дочери мужские плечи сразу поникли. Сиарим уставшим виноватым взглядом посмотрел на меня.

— Прости, леди…

— Графиня Киара Барванская, — перебила я его, уже понимая, что выясню все обстоятельства до конца.

— Простите меня, леди Киара. Дочь сильно больна. Вот и сорвался. Целители отказываются лечить бесплатно. Вы не подумайте, пока были деньги, мы делали все возможное.

— А можно познакомиться с вашей дочерью?

Отец семейства был сильно изумлен, но, махнув рукой, развернувшись, побрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Я последовала за ним и вновь почувствовала мерзкие прикосновения, выворачивающие душу.

Сиарим привел меня в небольшую, плохо освещенную комнату. Единственное окно было плотно закрыто шторами из сукна. И если бы не время, слегка потрепавшее их от стирок, то разглядеть, что и кто находится в комнате, было бы сложно.

Привыкнув к полумраку, разглядела сидевшего на краю кровати молодого человека. Голова девушки, лежащей на подушке, едва виднелась из-под вороха одеял, наброшенных на нее сверху. Не раздумывая, я ринулась к окну, в желании открыть занавески, но тонкий болезненный голосок остановил мой порыв.

— Не открывайте шторы. Глазам от света больно.

Молодой человек мгновенно подхватил руку девушки, поднеся к губам, посмотрел на Леа с обреченностью в глазах.

— Вот заразы… достали, — в очередной раз махнув ридикюлем у себя над головой, сообразила, что ляпнула. Увидев ошеломление в глазах мужчин, поняла, что мне все это уже изрядно утомило. — Простите… в моменты нервозности у меня вылетают иногда неопределенные словечки.

Невидимые коготки и лапки меня изрядно достали, и я не понимала, почему их не чувствуют жильцы дома? И меня неожиданно привлек жест сидевшего на кровати молодого человека.

— Простите за бестактный вопрос. А вы кем приходитесь семейству Лигнивских?

Встав с кровати, молодой человек представился.

— Барон Арно Дингильский. Я жених Леа.

Если честно, я была изрядно удивлена, опомнившись, спросила:

— Арно. А вам комфортно находиться в этом помещении?

— Что вы имеете в виду?

Мой вопрос явно взбесил парня.

— Ой, простите. Кажется, неправильно задала вопрос. Понимаете… Я постоянно чувствую прикосновение чего-то непонятного к своим плечам и волосам. Вот опять. Кыш. Нечисть поганая, — зло повторяла я, разгоняя сумочкой невидимого приставалу.

— После знакомства с Леа я пришел к ней в дом для знакомства с родителями. Не стал говорить о моих странных ощущениях. Нанял мага для осмотра помещений, но он ничего не обнаружил. А через некоторое время Леа заболела.

— Вот что, мои хорошие. Оставаться в этом доме вам больше нельзя. Арно, бери на руки свою девушку и дуй на улицу. Господин Сиарим, собирайте свое семейство и тоже на выход.

Мужчина хотел что-то возразить. Но я быстро пресекла его попытки, у меня было еще полно дел, поэтому с нотками раздражения приказала:

— Хотите жить?! Тогда поторапливайтесь! Я на улицу, найму двуколки.

Видно, от безысходности мужчина все-таки решился и вышел из дома со своим семейством.

Для того, чтобы рассадить всех Лигнивских, пришлось нанять три повозки. Указав извозчикам, куда нас следует везти, подсела в двуколку к старшей дочери Сиарима и призадумалась.

«И на кой ляд, спрашивается, ты влипла в очередное приключение?! Не могла поискать другой ларек. Тьфу ты… лавку. Вечно находишь на свою пятую точку приключения. Зачем тебе все это?».

И я внутренне рычу от понимания, что делаю что-то не то. Бросаюсь в какие-то крайности. Время убегает, а убийцы еще не отмщены. Начинаю копаться в себе. Ругаю. Вновь вспоминаю пережитые события, когда оказалась в этом мире и в этом теле. Обдумываю, как стоило поступить? Смахнув сбежавшую по щеке слезу, отдаюсь во власть песни. Она в очередной раз, как спасительная соломинка, всплывает из памяти. Охлаждает мой внутренний мир, наполняя разум спокойствием и холодной отчужденностью от окружающей меня действительности: