Беззвучная нота

Мои глаза расширяются.

— Когда?

— Некоторое время назад.

— Я не могу представить, чтобы мама отказалась от своего статуса только ради того, чтобы держать нас врозь.

— Вот как сильно она тебя любит. — Зейн проводит пальцем по моим губам. — Ты не думала о том, чтобы… может быть… поговорить с ней?

Я напрягаюсь и отворачиваюсь.

Он наклоняет мое лицо к своему.

— Это было просто предложение.

— Мама никогда не примет нас.

— Грейс, — Зейн опускает коробку и прижимает меня к себе, — я люблю тебя. Я люблю тебя всем своим существом. Это значит, что я хочу, чтобы у тебя было все, чего ты только можешь пожелать. Все. Это не должен быть я или она. Это не та жизнь, которую я хочу для тебя.

— Но сейчас меня устраивает именно такая жизнь. — Я улыбаюсь. — Правда.

— Сначала якудза, теперь твоя мама. Я боюсь, как ты удивишь меня дальше.

— Приготовься.

— О-о-о.

— Забудь об этом.

— Расскажи мне.

— Это, как сказали бы мои ученики, «кричаще».

— Теперь я действительно заинтригован. — Он кладет обе руки по обе стороны от меня. — Грейс Элизабет Кросс, либо ты сейчас же скажешь мне, чего ты хочешь, либо я положу тебя на этот стол и использую вон ту линейку, чтобы преподать тебе урок.

Я дрожу от восторга.

— Не искушай меня. — Он смеется. — Я бы хотела хотя бы раз почувствовать, каково это, если бы я не была твоим учителем, сводной сестрой или кем-то еще. Если бы я была просто девушкой, которую ты встретил в школе, и я была влюблена в тебя, и ты тоже был влюблен в меня.

— И все?

Мои брови взлетают вверх. Почему он говорит об этом так просто?

— Пойдем, — говорит Зейн.

Он тянет меня за собой и ведет в зону находок, где велит мне надеть школьную форму.

Я чувствую себя крайне неловко, снова надевая школьную форму после шести лет учебы…пока Зейн не снимает с меня юбку и не показывает мне, что в мире есть гораздо лучшие чувства, чем неловкость.

Взявшись за руки, мы идем в библиотеку, где Зейн кладет руки на книжную полку над моей головой и целует меня.

Он ведет меня на футбольное поле, где снова целует.

Наконец я захожу в печально известную комнату для частных тренировок «The Kings», где Зейн усаживает меня к себе на колени и…

— Вот что значит встречаться в восемнадцать лет? Просто… — Я выдыхаю, когда он покусывает мое ухо и проводит руками по моим бедрам. — Целоваться?

— Мы не просто целовались в разделе романтики, — говорит он, посасывая палец, чтобы доказать свою точку зрения.

По моему позвоночнику пробегает электрический разряд.

Зейн хихикает — темный и грязный звук, который напоминает мне о книжных шкафах, давящих мне на спину.

Я убираю локоны с шеи, чувствуя жар и покраснение.

Зейн прижимается к моим губам еще одним крепким поцелуем, а затем опускает меня на колени.

— Скоро начнутся занятия в школе. Тебе стоит проверить, в кабинете ли сейчас директор.

— Да.

Я тяжело вздыхаю и ухожу, чтобы выполнить последнее задание.

Разговор с заместителем директора оказывается таким же напряженным, как я и ожидала.

Он с суровым выражением лица протягивает мне через стол мое заявление об уходе.

— Спасибо, что…поступили как лучше.

Наблюдая за его неодобрительным взглядом, чувствую, что если бы я не подала заявление об уходе до начала занятий сегодня утром, меня бы уволили в обычное рабочее время.

— Я оформлю заявление об уходе немедленно.

Он отряхивает край документа, словно тот грязный.

— Понятно.

Я киваю.

— Мисс Джеймисон, — лицо заместителя директора серьезное, — я не люблю конфронтации, а теперь, когда вы еще и замужем за представителем семьи Кросс, у меня еще больше причин тщательно подбирать слова. Однако я вынужден попросить вас ради безопасности всех учеников Redwood Prep и ради нашего внутреннего отчета… — Я затаила дыхание, ожидая. — Вы и мистер Зейн Кросс…были связаны до того, как ему исполнилось восемнадцать? — На его лице проступает румянец. — И что-нибудь из ваших…отношений происходило в этой школе?

— Нет, ему было восемнадцать, когда мы… — я прочищаю горло. — А что касается второго вопроса, то я не буду на него отвечать.

— Даже если вы не ответите мне, вам, возможно, придется ответить полиции, если петиция родителей наберет достаточно подписей. — Моя спина напрягается, но я готова и к такому. — Понятно, что родители и персонал в ужасе, узнав, что вы не только встречались с учеником, пока он учился в Redwood Prep, но и вышли за него замуж. Они считают, что вы переступили черту закона.

— Зейну восемнадцать, так что никакие законы не были нарушены.

Вице-директор поджимает губы.

— Мисс Джеймисон, если ваша единственная защита заключается в том, что ваш поступок технически законен, насколько сильна эта защита? — Он качает головой. — Если бы вы были учителем-мужчиной, который сделал бы это с ученицей, независимо от того, было ей восемнадцать или нет, возмущение было бы немедленным и яростным. Вы бы не стояли здесь, такой спокойной и незатронутой. И мир…мир не провозгласил бы вас героем, потому что вы отомстили за свою погибшую подругу. — Его слова заставляют меня задуматься. — Я просто не понимаю, — продолжает он. — Восемнадцатилетние — взрослые в глазах закона, но я работаю педагогом уже сорок лет, и одно остается верным. Достижение восемнадцатилетия не превращает восемнадцатилетнего в зрелого взрослого. Эти дети еще не сформировались, и им еще предстоит огромный рост. Зейн Кросс, в частности, известен даже среди персонала тем, что его не мотивирует ничего, кроме как иметь как можно больше девочек.

— Похоже, вы теперь беспокоитесь обо мне, вице-директор.

— Вы принадлежите к семье Кросс. Вы находитесь здесь. — Он указывает на потолок. — А я там, внизу. Как я могу вас жалеть, если мы оба знаем, что из этого скандала ничего не выйдет? Эти мальчики не дадут вам страдать.

— Вы выглядите разочарованным.

— Разве я могу быть не разочарован тем, что коллега-учитель позорит профессию, которой я отдал всю свою жизнь?

Выражение моего лица не меняется, но внутри я вздрагиваю.

— Сколько бы денег они ни выделили, как бы семья ни пыталась скрыть твои недостатки, это не сможет полностью замять скандал. Он будет преследовать вас до конца жизни. Один выбор, один студент — и вы уничтожена.

Я поджимаю губы, но не потому, что у меня нет аргументов, а потому, что это бессмысленно. Ничто из того, что я скажу, не убедит его в моей невиновности. Никакие доказательства не докажут, что я заслуживаю его уважения. Мир предположит самое худшее, так что он прав. Моя репутация под угрозой.