Беззвучная нота

Папа стал первым политическим деятелем, который осмелился произносить речи с расстегнутой рубашкой и татуировками на груди. Его рейтинг одобрения взлетел в одночасье.

Все хвалили его за подлинность.

Политика — это цирк, и папа вписался в него.

— Прошу всех помолчать. — Ведущий кричит в микрофон. — Мы начинаем дебаты.

Папа пожимает руку губернатору Крису Мичилсу, своему главному конкуренту. Яркая улыбка на его лице выдает только профессионализм. Только я вижу острые зубы, скрытые под маской.

Впиваюсь пальцами в телефон, на который пять минут назад пришло сообщение от Финна.

Финн: Ты был прав. Фамилия была Мичилс.

Нервы сжимаются в животе.

Папа, похоже, догадался, потому что попросил меня переслать копию файлов, как только пришло сообщение от Финна. Если он объявит новость первым, мой план рухнет.

Я снова пишу Финну.

Я: Папа пойдет на убийство во время своей речи. Нам нужно поторопиться.

Руки слегка дрожат, отправляю еще одно сообщение.

Я: Грейс с тобой?

Финн: Да, она со мной. Но ты же знал об этом.

Я знал, но трекер не на сто процентов точен.

Перехожу на вкладку, показывающую местоположение Грейс. Следящий прибор мигает ровным красным цветом. У меня чуть не случился сердечный приступ, когда вчера приложение отключилось. Было ощущение, что я лишилась конечности.

Я: Все готово?

Финн: Датч и Каденс там с Вай. Сол попросил своего пса обзвонить все новостные станции. Это распространится.

Это официальное перерезание ленточки Грейс. Ничего не может пойти не так.

Финн: Я знаю.

Я: Никаких задержек, Финн. А то папа встанет в очередь.

Финн: Да, да. Перестань ворчать.

Я: И не говори ей, что я в этом замешан, иначе она тебя не послушает. Просто скажи ей, что все устроила Джинкс.

Финн не отвечает.

Я пишу ответ, но он игнорирует меня.

Ублюдок.

Чувствуя беспокойство, перехожу к номеру телефона Грейс. С тех пор как мы расстались, я миллион раз начинал и удалял сообщения, но у меня так и не хватило духу связаться с ней. Сокрушение в ее глазах, когда она сказала, что больше не хочет меня видеть, словно призрак преследует меня.

Знание того, что она ненавидит меня и не хочет, чтобы я был рядом, заставляет меня скучать по ней еще больше. Иногда я ловлю себя на том, что разговариваю с ней, прежде чем осознаю, что ее нет рядом.

Черт, однажды я пытался вызвать Слоан к себе. По крайней мере, тогда я мог бы спросить ее, как дела у Грейс.

Слоан не пришла.

Наверное, она тоже злится на меня.

После того как меня отвергли жена и призрак ее лучшей подруги, все, что у меня есть, — это мигающий красный огонек.

Мое самое ценное достояние.

Толчок в спину пробуждает меня от размышлений. Одна из папиных помощниц, брюнетка с кокетливой, практичной улыбкой, прижимает меня к себе.

— Твой отец, — произносит она и указывает на меня.

Я оборачиваюсь и вижу, что отец жестикулирует мне. Все камеры повернулись в эту сторону. Мое лицо заполняет большие телевизионные экраны по обе стороны сцены.

Я едва узнаю себя.

Что это за яппи на экране? Тот, что в голубой рубашке, заправленной в кремовые брюки и обут в оксфорды? Тот, на ком нет ни колец, ни кожаных браслетов, тот, кто скрывает все свои татуировки? Это не я. Это шоу собак и пони, которое заказал отец.

Я улыбаюсь толпе, машу рукой, как того ожидает отец. Его сторонники ликуют при виде меня, реагируя именно так, как и должны были, почти как будто это инсценировка.

Камера отъезжает в сторону, и отец продолжает свою речь, бросая в нее такие громкие слова, как «семьянин» и «традиционная мораль», как будто они ничего не значат. Я сидел в первом ряду на многих из них, и меня до сих пор тошнит от этого.

— Эта рубашка очень подчеркивает синеву твоих глаз, — говорит брюнетка, улыбаясь мне.

Я вздрагиваю. Я и забыл, что она здесь.

Ее ухмылка становится шире, и она хлопает густыми ресницами. Я видел, как она точно так же улыбается папе. Не уверен, кто из нас ей действительно интересен. Или, может быть, она хочет, чтобы мы оба поделились.

Я точно знаю, что в прошлом я был бы на ее стороне.

У нее на лице написано «большие проблемы с отцом». Находка для таких людей, как папа. Для таких, как я.

Но теперь единственное, что заставляет меня двигаться, — это мысли о моей жене. Мысли, которые я больше не позволяю себе допускать.

А это значит, что моя постель холодна и пуста.

Быть безбрачным — это…ново.

И некомфортно.

Засуха длится гораздо дольше, чем я мог предположить. Какая-то часть меня хотела бы снять напряжение, затащив эту женщину в пустую комнату и трахать ее до полусмерти, но я отстраняюсь.

Грейс не прислала документы на развод, так что технически мы все еще женаты.

Это что-то значит.

Даже если она меня ненавидит.

Даже если она больше никогда со мной не заговорит.

Я дал ей клятву.

Я выбрал ее.

Мои брюки остаются застегнутыми, пока у женщины передо мной нет кудрявых волос и моего кольца на пальце.

— Мораль? — раздается голос Михелса, создавая прекрасную возможность для того, чтобы я отошел от девушки и переместился ближе к занавескам в кулисах.

Свет яркий, и отец, и его противник потеют. Михелс — такой, каким я представляю себе политика. Высокомерный. Заносчивый. И слишком старый, чтобы снова баллотироваться.

— Не хочу переходить на личности, мистер Кросс, но откуда известной рок-звезде знать о морали? Разве «наркотики, секс и разврат» не являются смыслом вашего музыкального жанра?

В толпе раздаются охи.

Некоторые фанаты отца начинают освистывать его.

— И, — поднимает голову Мичилс, ухмыляясь папе в той снобистской, старомодной манере, которую многие члены маминой семьи использовали по отношению к нам во время наших семейных посиделок, — насколько я знаю, в традиционных семьях братья и сестры не женятся друг на друге.

В толпе воцаряется суровая тишина.

Отец усмехается и поправляет микрофон.

— Вы выдвигаете ложные обвинения, Мичилс. Никто в моей семье не сделал бы ничего подобного.