Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)
Шрифт:

Подписи на записке не было. Однако старик Вано от напряжения весь затрясся, вытер кулаком слезы. И скомкав клочок бумаги, спрятал ее в брючный карман. На старом морщинистом лице отразилась боль.

— Наркому ни слова о записке! — приказал он. — Ты мне ничего не читала. Иначе обоим будет плохо.

Сеанс одновременной игры

В Куйбышеве я жила уже неделю. Однако письмо матери мне отослать не разрешили. С почты пришла пожилая женщина в форме и сказала:

— Никаких писем и никаких гостей, ты под домашним арестом, — и показала мне служебное удостоверение.

Лишь через полтора месяца старший лейтенант НКВД привез мне из Свердловска

паспорт и трудовую книжку. На вопрос: «Как там мама?» ни слова не ответил. Даже взглядом не удостоил. До слез было обидно: что за высокомерие! Хотя и сам нарком, Лаврентий Павлович, который спал со мной, ни разу не спросил даже, как меня зовут.

Я попыталась поступить на оборонный завод, который был поблизости, но мне вежливо отказали, хотя рабочих рук не хватало. Больше того, на заводе нужна была медсестра. Что же это? Чей-то приказ не брать меня? Или просто случайность? Объяснить себе это я не могла. Тогда я стала тайком ездить по утрам в тыловой госпиталь, расположенный в старинном здании в центре города. Пропадала там сутками, делала перевязки, убиралась в забитых битком палатах. Надо сказать, что среди таких добровольных чернорабочих госпиталя я была не одинока. Не последнюю роль играло бесплатное питание при госпитале и крыша над головой. Многие вдовые женщины и девушки здесь жили. И в конце концов меня официально зачислили в штат. Никто никаких претензий к моему оформлению на работу не имел.

Шли месяцы. Казалось, органы НКВД обо мне забыли. Дома никто не тревожил, ко мне никого не подселяли, хотя жила я довольно просторно, в двух комнатах с отдельной кухней.

Соседки по дому судачили:

— Раньше-то жилье пустовало, опечатывалось. Теперь туда уборщицу нашли…

Такие разговоры меня устраивали.

Но однажды вдруг снова заявилась начальница почты со своим особым удостоверением:

— До меня дошли слухи, что ты работаешь?..

Однако теперь я была уже посмелей.

— Вас кто прикрепил ко мне? — сердито спросила я. — Майор Самсонов?

— Да, — призналась она.

Это мне и нужно было.

— Идите вы вместе с Самсоновым, знаете куда?! И чтобы духу вашего…

— Хорошо, я доложу! — постращала она.

— Доложите… Только назовите вашу фамилию? — Я достала из сумочки блокнот и карандаш.

Начальница почты не ответила, но поторопилась уйти. После этого я стала еще смелей, пальца в рот не клади. А в госпитале у меня появились тайные подруги, с которыми мы в свободную минуту пили морковный чай. Но о себе: кто я и зачем в Куйбышеве, конечно же, не рассказывала. Не только потому, что был устный приказ полковника Саркисова «молчать как рыба», но и потому, что стыдно было кого-то посвящать в свои интимные связи. Кто я после всего, что со мной случилось? Обыкновенная «прости господи» — хотя и не по своей вине.

Лишь через четыре с половиной месяца за мной приехала в госпиталь знакомая черная легковушка, в которой находился полковник Саркисов. Он заметно отъелся на тыловых харчах. Меня сняли с дежурства и повезли домой.

— Тебе кто разрешил работать?! — сразу же напал на меня полковник.

— Я сама.

— Но тебя предупреждали?

— Нарком не предупреждал.

— Это что же… Ты палагаешь, нарком будет табой заниматься?! — от волнения его кавказский акцент стал еще заметнее…

— Пока занимается.

— Слушай… Ты маладец! Больше сказать ничего не магу! — развел он картинно руками. Шофер от души хохотал за рулем.

На квартире Лаврентия Павловича не было. Но черноглазый кавказец-повар уже приготовил обед. На плите дымился ароматный плов, бормотал в кастрюле жирный

рассольник и густо пахло компотом.

— Какой же у нас сегодня праздник? — спросила я. Мне хотелось увидеть старика Вано. Я соскучилась только по нему, доброму и, скорее всего, несчастному, как и я, человеку. Но Вано не было. И мне никто не мог сказать, где он.

В дальней комнате, за проходным залом, где я все эти месяцы спала, сидела очень красивая светловолосая девушка лет двадцати. Лицо ее было курносым, с большими зеленоватыми глазами. Она заметно нервничала, ходила из угла в угол и хрустела пальцами рук. Одежда ее была неброской, но черная юбчонка подчеркивала ее ладную фигурку, а белая блузка и розовая кофточка фабричной вязки делали лицо девушки строгим и умным. Ее большие испуганные глаза глянули на меня с надеждой.

— Ты-кто? — спросила она.

— Катя Репнева, — ответила я как можно дружелюбнее.

— Ты здесь живешь?

— Да.

Она подошла к окну, глянула вниз. Там толпились красноармейцы охраны. Девушка заметно напряглась.

— А ты кто? — спросила я.

— Я Вера Локоткова. С топливного завода. Не знаю, за что-то арестовали и привезли сюда.

— Ничего, узнаешь! — горько улыбнулась я.

Был какой-то тревожный день. Военное лето сорок второго вообще выдалось трудным. Немцы ломились на Кавказ. Над Куйбышевом постоянно появлялись ночные самолеты-разведчики. Ходили слухи, что на топливном заводе ЧП — сгорела емкость с горючим. Однако не только по этой причине прибыл сюда нарком НКВД. Приезд, вероятно, был связан с окончанием строительства бункера для товарища Сталина. Я догадывалась, что там имелась резиденция и для наркома Берия.

Однако при всей своей занятости Лаврентий Павлович не мог обойтись без женщин. У меня было нехорошее предчувствие. И мучил вопрос: зачем нас двое?

Откровенного разговора с Верой не получилось. Меня уже научили не доверять людям, и потому я осторожничала.

Лаврентий Павлович приехал вечером. Как обычно с наркомом был полковник Саркисов. Лаврентий Павлович таскал его за собой, как хвост. Одеты они были в этот приезд неряшливо, хотя Берия любил опрятную, порой щегольскую одежду. Большое московское начальство сопровождали два местных мордастых майора. В званиях я уже научилась разбираться. Мы с Верой стояли у окна и, конечно, обе нервничали.

— Ну вот, — грустно сказала я. — И для нас наступил праздник.

— Какой?! — испуганно спросила Вера, инстинктивно запахнув кофточку. — Что будет?

Я не ответила. Не хотелось говорить…

Естественно, за стол нас не пригласили. У кавказцев не принято делить трапезу с женщинами. Тем более с наложницами. А нас, арестованных ни за что ни про что девчонок, Лаврентий Павлович и не считал за людей.

На этот раз пир был не долгим и не шумным. Напряженная обстановка на фронтах не позволяла расслабляться и крупным начальникам. На окнах — светомаскировка, над заводами — аэростаты заграждения. И Лаврентий Павлович обреченным голосом протянул:

— Довоевались!

Затем разговор касался лишь работы НКВД. О нас, пленницах, никто не произнес ни слова.

— Как топливный завод? — спросил нарком.

— Шумит.

— Все арестованные подписали признание?..

— Нет, никак не выбьем, — отозвался один из майоров. — Этот начальник заводской охраны — железный старик.

— Как вы работаете! — Лаврентий Павлович зазвенел вилкой. — Нада бистрей, а вы церемонитесь…

За столом стало тихо.

— Люди-то разные, товарищ нарком, — выдавил из себя тот же майор. — Все руки отбил о черепа. Зубов только с сотню выбил.

Поделиться с друзьями: