Библиотека географа
Шрифт:
— Вы от Нейта?
— Извините?
— Вы пришли сюда из гаража Нейта?
— А кто это, Нейт?
Он рассмеялся.
— Похоже, вы и в самом деле ничего не знаете. Рядом с этим заведением находится гараж, который называется «Кузовная мастерская Нейта». Там хорошо чинят машины — и по вполне приемлемым ценам. Нейт не раз предлагал своим клиентам посидеть здесь, дожидаясь окончания ремонта.
— А я думал, чтобы посидеть здесь, нужно быть членом.
Мой собеседник одним глотком прикончил свое пиво и сделал знак бармену.
— Наш хозяин своего не упустит. Хотя, конечно, новичку с ним приходится трудно. Но будьте уверены: вволю потешившись, он в конце концов
Бармен что-то проворчал себе под нос и цыкнул, коснувшись кончиком языка передних зубов, большинство которых были золотыми. Затем налил костлявому парню пива (сорта «Шлитц», баночного).
— Скажите, — обратился ко мне паренье глазами-монетками, — почему такой симпатичный молодой человек, как вы, тратит погожий день середины недели на общение с кучкой пьяниц в Клоугхеме?
При этих словах сидевший на диване жирный парень поднял над головой стакан и воскликнул:
— Слушайте, слушайте, это он о нас!
И все рассмеялись, словно избавляясь от некоего комплекса, связанного с самоидентификацией.
— Один мой приятель имел обыкновение здесь выпивать. И рекомендовал мне посетить это место, если я когда-нибудь окажусь поблизости. Я проезжал мимо, и поскольку у меня образовалась пара свободных часов, решил завернуть сюда и собственными глазами взглянуть, что здесь происходит.
Бармен перестал протирать свои захватанные стаканы и поднял на меня глаза.
— Ваш приятель должен был сообщить, что для посещения этого бара требуется членство в местном клубе. Кто он, собственно, такой?
— Мой старый университетский профессор, — солгал я. Они уже считали меня подозрительным, так что я не много терял, признавая тот факт, что ходил в колледж. — Зовут Ян.
— Э, да я его знаю, — заявил толстый парень, сидевший на диване. Он повернул ко мне голову, и я увидел на его бейсболке надпись: «Корма и семена Чарли Рида». — Пожилой мужик, не слишком аккуратный, с большой бородой. Бывал здесь несколько раз в неделю. Говорил, впрочем, мало.
Бармен вернулся к своим стаканам — он дышал на них и без конца полировал полотенцем, хотя, судя по состоянию моего стакана, это был напрасный труд.
— У него еще такое забавное произношение? И черные очки? И галстук он всегда носил жутко старомодный, так? — спросил сидевший рядом со мной парень. «Корма и семена» согласно кивнул. — Да, я тоже обращал на него внимание. Очень тихий и необщительный тип. Я и не знал, что он профессор. Выходит, у нас бывают люди из общества? — «Корма и семена» рассмеялся. Бармен продолжал заниматься своими стаканами. — И что же он вам рассказал об этом месте?
— Так, ничего особенного. Как это ни печально, но он умер, — сказал я. При этих словах бармен едва удостоил меня взглядом, зато сидевший в дальнем конце бара человек с седой бородой уставился немигающими ястребиными глазами. Костлявый парень в очках тоже повернулся ко мне. — Да, скончался позавчера ночью. Я работаю репортером в газете Линкольна, где он жил, и пытаюсь собрать о нем информацию, чтобы написать некролог. Я заезжал к нему домой и в университет, где узнал, что он иногда выпивал здесь. Вот я и подумал: вдруг вы сообщите мне о нем хоть что-нибудь. Хотя бы сведения самого общего характера. — Я покачал головой и поднял руки в знак того, что пришел с миром и опасаться меня нечего.
— Черт! — сказал костлявый. — Стыдно, что мы узнали об этом от вас. Но он действительно был очень скрытным человеком. И лично я почти ничего о нем не знаю. Эй, Эдди, налей нам по стаканчику! Помянем Яна — ты не против?
Эдди пожал плечами, поставил на стойку пять порционных стаканчиков, наполнил их из бутылки без
этикетки и раздал нам, оставив один себе. Потом повернулся к «Кормам и семенам» и свистнул, предлагая тому подняться с дивана и взять свою порцию.Я поднес стаканчик к носу, но запах снадобья бил на добрых шесть дюймов, и я отшатнулся.
— Что это за штука? Пахнет, как растворитель для краски.
Эдди рассмеялся.
— Мне тоже так всегда казалось. И я никогда этого не пил. До сегодняшнего дня. Ян, впрочем, утверждал, что это что-то вроде бренди. Он сам гнал его у себя дома — из каких-то там фруктов, корешков и сахара. Давал настояться, снимал пробу, потом приносил сюда.
— Он что же — делал свою собственную выпивку и приносил ее в бар? Может, он за нее еще и платил?
— А то как же? У нас, знаете ли, существовала договоренность: я покупал его… хм… бренди, разлитое по бутылкам, а потом он покупал его у меня — но порциями. Один стаканчик, два стаканчика, три… ну и так далее. В общем, в конце концов все оставались при своих.
Странная договоренность, подумал я. Впрочем, в этом заведении мне все казалось странным — посетители, обстановка, аура, — зыбким, словно подвешенным в воздухе, преходящим, но при этом как бы и вневременным. Мне вдруг представилось, что если бы я отсюда уехал, а завтра вернулся, то «Одинокого волка» вполне могло бы на этом месте и не оказаться. С другой стороны, если бы я вернулся сюда, скажем, лет через тридцать, то нисколько бы не удивился, застав всех этих людей на своих местах и за прежним занятием. Я с сомнением оглядел стаканчик. Эдди ухмыльнулся, подмигнул мне и кивнул. Два верхних зуба у него были золотые. Я вдохнул, выдохнул и опрокинул стаканчик одним глотком. Бренди Пюхапэева прожгло в горле дыру и скатилось расплавленной лавой по пищеводу. Эффект был такой, что я едва не упал со стула. Эдди расхохотался. Три остальных парня тоже. Костлявый по некотором размышлении вернул свой стаканчик Эдди.
— Не сочти за неуважение, Алби, но я это пить не буду. Ничего крепкого до заката — вот мой лозунг. Такая у меня нынче линия поведения. До заката — только пиво.
Бармен пожал плечами и перелил бренди из стаканчика в бутылку.
— Кажется, вы только что назвали бармена Алби? — наклонился я поближе к костлявому, чтобы не услышал бармен.
— Ну и что? Это его имя, мы так его зовем.
— Мне представлялось, что вы называете его Эдди.
— Ну да. Албанец Эдди. Так его все здесь зовут. Иногда Эдди, иногда Алби, иногда Албанец — если уж мы переходим на официальные рельсы. Все это одно и то же, если разобраться.
Разговаривая со мной, костлявый парень все время повышал голос и снова привлек внимание бармена. Когда я в следующий раз поднял глаза, то увидел, что он стоит рядом с нами и протягивает мне руку, улыбаясь своей оправленной в золото улыбкой, показавшейся мне зловещей, как оскал черепа. Я пожал ему руку.
— Я — Эдди. И этот бар — мой. Может, вы хотите упомянуть о нем в своей газете? Мой вам совет: не делайте этого. У меня тихое заведение. — И он с силой сдавил мне ладонь, улыбаясь шире прежнего. — Нам не нужны неприятности. Людей, которые задают слишком много вопросов — к примеру, откуда вы родом, — мы не любим. «Трупы» — вот как мы их называем. — Я попытался было вытащить свою ладонь, но он схватил меня за запястье другой рукой и, продолжая улыбаться, наклонился так близко, что я почувствовал исходивший от него запах чеснока, пота и жидкости для мытья посуды. — Мы все тут подняли тост за Яна. Жаль, конечно, что он умер, но люди имеют обыкновение умирать. Вы за Яна выпили? Выпили. Ну а теперь проваливайте. И больше сюда не возвращайтесь.