Библиотекарист
Шрифт:
Итан и Эйлин приехали на тридцать минут раньше.
Боб одевался наверху, когда услышал звонок в дверь; спустившись, он увидел, что Конни и Эйлин обмениваются приветствиями, в то время как Итан, стоя где-то в сторонке, уже в другом, тоже на заказ сшитом костюме, смотрит прямо на Боба. Тут Итан жестом предложил выпить, а Боб жестом позвал его за собой, и они перешли в кухню, где Боб разлил виски по стаканам. Свой Итан осушил залпом, сказал: “Спасибо, то, что надо”, – и потянулся за добавкой, которую Боб ему предоставил, и он снова выпил и снова сказал: “Уф, то, что нужно”.
– Что случилось? – спросил Боб.
– Ничего. Нет, кое-что. Ну, трудно сказать. Признаюсь, я несколько дезориентирован,
– Хорошо, – сказал Боб. – Где ты так загорел и сколько у тебя костюмов?
– Я был в Акапулько, и у меня семь костюмов.
– Зачем ты был в Акапулько и зачем тебе семь костюмов?
– Я работал официантом там на курорте, а у семьи Эйлин свой портной.
– Зачем портной семьи Эйлин сшил тебе семь костюмов?
– Это была моя идея, что мне нужен костюм, на свадьбу. Но Эйлин сказала, что у каждого мужчины костюмов должно быть семь, и я не стал возражать, потому что с какой стати.
– Кто заплатил портному?
– Отец, наверное.
– Чем он занимается?
– Чем-то там с кораблями.
– Торговый флот?
– Ну, в кораблях я уверен. Может, он их строит. Но дальше я не лезу, потому что с папашей Эйлин говорить невозможно, отвратный тип.
– А что он думает о тебе?
– Да ничего такого, приятель. Но говорит, что я не особенно его беспокою, потому что видал он таких, как я, и все они кончили плохо. – Итан пожал плечами, как бы говоря: посмотрим, время покажет.
Боб закупорил бутылку виски, и они с Итаном, отправившись на поиски Конни и Эйлин, нашли тех за обеденным столом. Они пили красное вино, и Эйлин рассказывала:
– Итан обслуживал наш столик. И если как официант он был так себе, не запоминал, что мы там заказали, и не приносил вовремя то, чего нам хотелось, но соблазнить меня, безо всякого стыда и средь бела дня, ему удалось блестяще, да, Итан?
– Да, – подтвердил Итан.
– Подожди, – сказала Конни. – Я не все уловила. Как вообще вышло, что Итана занесло в официанты и в Акапулько?
Итан воздел палец.
– Однажды на площади ко мне подошел вербовщик, работающий в гостиничном бизнесе с заведениями по всей Мексике, и предложил поработать официантом на одном из местных курортов. Работа сезонная, и суть в том, что на трехмесячный срок туда привозят свежую группу молодых людей. За каждым закреплено по десять столиков, отдыхающих кормят три раза в день, и многие клиенты живут там по нескольку недель, так что в итоге ты с ними довольно тесно знакомишься. – Итан изобразил пальцами пистолет и выстрелил в Эйлин. – А то, что с работой я не освоился, это правда. Все эти поклоны и спешка. Можно подумать, остывшее яйцо всмятку – прямо конец света.
Конни спросила Эйлин:
– И как твои родители отнеслись к новости, что ты собралась замуж за официанта?
– Скандал был ужасный, – сказала Эйлин. – Мама мне прямо по физиономии заехала! Я упоминала об этом, да, Итан? О том, что мама ударила меня по лицу?
– Упоминала, да, – подтвердил Итан.
– А папа в гневе пнул ногой тележку с коктейлями и пошел себе по осколкам, и по всей веранде остались маленькие кровавые следы. Я рассказывала тебе про тележку с коктейлями, да, Итан? И про кровавые следы по веранде? – Итан долил совсем не пустой еще бокал Эйлин, сунул бокал ей в руку, и она выпила, не осознавая, что пьет. – Хотя мама потом призналась, – продолжила Эйлин, – что, будь она помоложе, сама побежала бы с Итаном в тростник. По-моему, это мило, да, Итан? Она отдает должное твоим мужским достоинствам. Зато папа слышать не может про Итана без того, чтобы не сплюнуть. Мама говорит, он лишил бы меня наследства, если б мог, но он не может, поздно, потому что я совершеннолетняя и большую часть
всего уже получила.– Уже строите какие-то планы? – спросила Конни.
– Ну, более-менее. Прежде всего свадьба. Мы хотим отделаться от этого прямо сейчас.
– Свадьба будет большая?
– О да. У меня масса родственников, и всем хочется получше рассмотреть подлеца, которому я отдалась. После свадьбы мы выберемся из конуры Итана – мы там ютимся сейчас, поверите ли, – и тут где-нибудь найдем себе дом. Ремонт успеют сделать за наш медовый месяц, а потом, когда мы вернемся, мы начнем создавать семью. Я хочу пятерых детей. – Итан снова долил ее бокал. – Да тут еще есть, Итан, спасибо. – Она откинула волосы, придерживая их сзади, и наклонила голову, чтобы отпить, не поднимая бокала, иначе бы вино пролилось. – Нам еще придется найти какое-нибудь занятие для этого бездельника, – сказала она, – но пока мы не можем придумать, что бы это могло быть. Ты уже думал об этом, Итан?
– Нет, – сказал Итан.
– Ты не думаешь, что следует подумать об этом? – спросила Эйлин.
– Думаю, что, наверное, да, – рассудительно ответствовал Итан и повернулся к Бобу: – Есть хочется.
– Еще рано. Придется соседей подождать.
Лишь недавно Боб и Конни установили контакт с носителями колоритных имен Ченс и Чики Битч.
Это были типичные genus Suburbiana, жители пригорода: веселые выпивохи, заядлые игроки в бридж, боулинг и крикет; они без продыху курили “Пэлл Мэлл” и почти каждый вечер либо были в гостях, либо сами принимали гостей. В последнем случае Чики служила барменшей и следила за чистотой пепельниц, в то время как Ченс стоял у плиты, разглагольствовал сквозь пелену табачного дыма и, прищурив глаз, готовил свое фирменное блюдо – щедро приперченное тушеное мясо.
Ченс был ветераном Второй мировой, и хотя он редко делился своими военными воспоминаниями, у Боба и Конни сложилось впечатление, что, навидавшись там всяких немыслимых ужасов, мирное время он решил посвятить исключительно досугу и развлечениям. Чики же посвятила себя Ченсу и не испытывала недовольства своим земным положением, но все ж и ее жалила мысль о возможностях, которые она упустила, мысль, знакомая многим из тех, кто сковал себя матримониальными узами.
Битчи прибыли с опозданием в пятнадцать минут и, звеня льдом в бокалах и дымя сигаретами, рассыпались в извинениях, расспрашивая, что они пропустили, будет ли им прощена их оплошность и, что важнее всего, заслуживают ли они прощения.
Их представили Итану, а затем Эйлин, которая немедля поинтересовалась, откуда у них такая фамилия. Усевшись, Ченс сказал:
– Моего деда звали Генрих Битшофбергер. Перед Первой мировой войной он иммигрировал в Штаты из Дрездена. Когда они прибыли в Сан-Франциско, таможенный клерк, якобы желая помочь, обрезал ему фамилию. Страшно жаль, что имя этого таможенника осталось нам неизвестно. Я знаю, что мой отец очень хотел с ним потолковать. Этот клерк сказал моему деду, что Битч – это отличное, звучное американское имя.
– Так вы что, полагаете, клерк нарочно схохмил? – спросила Эйлин.
– Я полагаю, он считал, что это он пошутил так, да.
– А вы не рассматривали возможность вернуть свою прежнюю фамилию?
– Рассматривал. Но когда доходит до дела, во мне вскипает протест, и я решаю оставить все как оно есть.
– Но почему?
Ченс помолчал немного в раздумье, как бы точней выразиться, и, посмотрев на жену, сказал:
– Мы – Битчи.
Чики принялась объяснять, что опоздали они из-за того, что она зачиталась статьей в “Тайм” про громкий скандал на факультете искусств одного из колледжей Восточного побережья. Статья разожгла в ней чувство, что все-таки она многого в жизни недобрала.