Бич Божий

– Что же ты молчал, сиятельный Валериан? – возмутился патрикий. – Почему не разоблачил Плацидию?

– Тихо ты, – цыкнул в ужасе на расходившегося гостя хозяин. – Разоблачитель. Я потому и жив, что молчу. А от иных прочих уже и костей не осталось. Рутилия казнили, отца Себастиана отравили, доместика Корнелия зарезали как барана на глазах у императора, остальные сгнили на галерах.

– Ужас! – почти искренне простонал Маркиан.

– Паладию я верю, – твердо сказал Валериан. – Ему одному. Он не от ума вещает, а от Бога. Значит, быть по сему.

Маркиан покидал магистра двора в полном смятении чувств. В демонов он не верил. Во всяком случае, сомневался. Не говоря уже о том, что «пророчества» Паладия, которые так взволновали Валериана, были выдумкой Туррибия. Однако патрикия поразила решимость немолодого магистра двора. Этот чудак, похоже, действительно решил схлестнуться с демонами. И результатом его безумия могла стать смерть человека, который сильно мешал Маркиану. Дукс Марпиалий сегодня должен был навестить матрону Климентину, даже не подозревая, какую жуткую ловушку расставили ему враги. Какое счастье, что Маркиана не будет в эту ночь в Медиолане и охота на демонов начнется без него.

Комит схолы агентов Авит знал многое, но вмешиваться в ход событий не собирался. В его обязанности входило обеспечение безопасности жены и сестры императора Валентиниана, а остальным можно было пренебречь с немалой для себя пользой. Именно поэтому он расставил своих агентов и гвардейцев трибуна Публия так, чтобы они не мозолили глаза высокопоставленным особам.

Загородная усадьба матроны Стефании была столь обширна, что без труда вместила свиту и охрану сиятельной Евпраксии. Авит лично проверил запоры на воротах в присутствии трибуна и на прощанье сказал ему строго:

– Ворота и ограда – это твоя забота, Публий, и не дай тебе бог оплошать. Я лично сниму с тебя голову.

– А вилла? – напомнил трибун.

– Ее будут охранять мои агенты. Твоим гвардейцам нечего делать в доме. И скажи им, чтобы не шумели. Сиятельная Гонория любит тишину.

Присутствие Туррибия в покоях матроны Стефании Авита не удивило. Для него не было секретом, для чего прибыл в Медиолан старый негодяй и сводник. Конечно, он мог бы попенять супруге бывшего сенатора по поводу сомнительных знакомств, но побоялся нарваться на решительный отпор. У Стефании под уклон годов стал портиться характер, во всяком случае, более сварливой особы Авиту встречать еще не доводилось. Немудрено, что ее муж то ли сошел с ума, то ли притворился сумасшедшим, дабы хотя бы в безумии обрести покой. Сюрпризом для комита агентов стало появление коренастого мужчины, которого он в полумраке принял поначалу за вандала, но, к счастью, быстро опознал:

– Патрикий Маркиан?!

Авит, разумеется, знал о приезде византийского посольства, но никак не ожидал встретить одного из посланцев божественного Феодосия на пути из Медиолана в Верону.

– Это я его пригласил, – пояснил Туррибий. – Судя по всему, Рим откажет в помощи Константинополю, так почему бы византийцам не договориться с князем Вереном.

– Ты мог предупредить меня об этом заранее, – поморщился Авит.

– Моя вина, – охотно согласился посланец Гусирекса. – Но ведь Рим не понесет ущерба, если Маркиан перебросится парой слов с внуком Верена.

– Янрекс здесь?

– Голубки уже воркуют, – улыбнулась Стефания. – Не будем им мешать, патрикии.

Авит Евпраксию не осуждал. Не может же дочь Феодосия лучшие годы своей жизни проводить в забвении! Правда, памятуя судьбу матери, изгнанной мужем за блуд, Евпраксии следовало вести себя осторожнее. Впрочем, молодая императрица могла рассчитывать на заступничество божественной Плацидии, которая в последние годы с большим подозрением относилась к взрослеющему сыну и имела на это веские основания. Валентиниан, по сути отстраненный матерью от власти, с возрастом стал проявлять признаки нетерпения, которые уже нельзя было списать на юношескую пылкость. В принципе императору можно было бы посочувствовать, если бы он выказал хотя бы капельку благоразумия. Увы, Валентиниан был вздорным и легкомысленным человеком, не способным управлять великой империей, доставшейся ему волею судьбы. Авит с ужасом ждал того момента, когда стареющая Плацидия уйдет в мир иной и Валентиниан обретет наконец неограниченную власть. Это обернется катастрофой для Рима, тем более в нынешней сложной обстановке, когда гунны Аттилы, уже похоронившие Византию, обратят свои взоры на запад.

Ночь прошла спокойно, зато утро принесло комиту агентов сюрприз, который поверг его сначала в недоумение, а потом в растерянность. Прискакавший из Медиолана гонец передал Авиту приказ божественной Плацидии – немедленно вернуться в Медиолан. Поначалу комит решил, что императрице стало известно о встрече Евпраксии с Янрексом, но, перебросившись несколькими словами с гонцом, он понял, что дело обстоит куда серьезнее.

– Я возвращаюсь в Медиолан, – сказал Авит Публию. – Ответственность за безопасность сиятельных Гонории и Евпраксии я возлагаю на тебя, трибун. Надеюсь, ты справишься со своими обязанностями и благополучно доставишь матрон в Верону.

Похоже, патрикию Маркиану удалось договориться с внуком Гусирекса, во всяком случае, в это солнечное летнее утро он выглядел едва ли не самым счастливым человеком на свете. Зато Туррибий, видимо, не выспался, а потому смотрелся помятым и желтым, словно выжатый лимон.

– Убит дукс Марпиалий, – бросил патрикиям Авит, спускаясь с крыльца.

– Как убит?! – ахнул Туррибий. – Быть того не может!

Комит агентов сам пребывал в растерянности. Конечно, посол Феодосия многим мешал в Медиолане. Божественная Плацидия была недовольна его настойчивостью. Слишком уж не вовремя Константинополь просил помощи у Рима. Но одно дело – выразить недовольство и совсем другое – убить посла, причем посла пусть и ослабевшей, но все же дружественной Византии.

– Я возвращаюсь в Медиолан, – обернулся Авит к Маркиану, – тебе, патрикий, лучше поехать со мной.

– Конечно, – развел руками Маркиан. – Я в твоем распоряжении, комит.

В Медиолан Авит с Маркианом прибыли уже под вечер. Доместик Петроний Максим, долговязый мужчина лет тридцати с вытянутым от изумления лицом, встретил комита и патрикия во дворе усадьбы сиятельного Валериана. Двор был забит спешенными гвардейцами, словно Петроний готовился к отражению атаки. Все рабы и приживалы Валериана крутились здесь же, боясь ступить на порог заколдованного дома.

– Даже не знаю, что сказать, высокородный Авит, – вздохнул доместик. – По-моему, сиятельный Валериан просто тронулся умом.

– Где он сейчас?

– В доме, – понизил голос почти до шепота Петроний. – Я не решился его потревожить, не имея на то приказа императора Валентиниана.

– А Марпиалий?

– Его тело мы перевезли в дом сенатора Пордаки. Не понимаю, как Валериану удалось нанести ему такой точный удар – прямо в сердце. Дукс умер мгновенно.

– Хорошо, – кивнул Авит. – Можешь уводить своих людей, доместик, я сам позабочусь о Валериане.

Увы, магистр двора в заботах комита уже не нуждался. Валериан лежал посредине атриума с окровавленным мечом в руке, лицо его было перекошено от ужаса и злобы. Если у него были помощники в этом страшном деле, то они успели скрыться раньше, чем к усадьбе подоспели гвардейцы Петрония. Но смертельный удар Марпиалию нанес, скорее всего, сам Валериан. А потом умер, не выдержав обрушившегося на его голову несчастья. Перепуганные рабы и клиенты в один голос твердили о демонах, напавших на патрикия, но никто воочию исчадий ада не видел. Кроме разве что благородной Климентины, но она потеряла дар речи после страшной ночи, и расспрашивать ее было бесполезно.