Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
— Я не пропадаю, — строго сказал Якушев. — Это у вас сознание пропадает и зрение отказывает, потому что нервы, боюсь, повреждены. Примите поздравления, Павел Викторович, у вас в голове дырка.
— Не может быть, вы, наверное, шутите, доктор…
— Сидите смирно, постараемся ее заделать, чтобы последние мозги не вытекли. Вы просто уникум, милейший. То ребра вам лечим, то плечо вправляем, а теперь прикажете голову латать? Ладно, не шевелитесь и не вздумайте заснуть, очень вас прошу. Клара Георгиевна, вы сюда понаблюдать пришли? Несите все, то нужно, не мне вас учить, будете помогать.
Гремели миски, струилась на голову теплая вода. Опасное место обеззаразили, доктор накладывал шов. Обезболивающий укол почти не действовал, но Павлу было плевать. Медики
Медсестра закончила свое дело и удалилась с гордо поднятой головой.
— Живы? — осведомился Якушев. — Пообещайте, Павел Викторович, что больше так делать не будете.
— Доктор, как я могу пообещать?
— Действительно, — улыбнулся врач, — наивная просьба. В вашем ведомстве все такие вредные? То Константин Юрьевич, который вел себя подчас просто вызывающе, игнорируя процедуры, то вы… Простите, — смутился доктор, — ляпнул, не подумав. Сожалею о том, что случилось с товарищем Микульчиным. Когда сказали — не поверил. Прийти на похороны не смог, не моя вина — полдня проводил сложную операцию, после которой был буквально выжат. На следующий день приехал на могилу, положил цветы. Хороший был человек, если забыть его наплевательское отношение к собственному здоровью… Надеюсь, к вам это не относится? Очень жаль, Павел Викторович, но отпустить вас не могу. Совесть советского врача не позволит. Нужно провести обследование, сделать рентген, просто понаблюдать вас в течение пары дней. И это даже не обсуждается. С головой не шутят. Мне жаль, но примите реальность во всей ее безжалостности. Сейчас сестра проводит вас в палату, получите белье, больничную одежду — и давайте не выделываться, ладно? Завтра утром я позвоню вашему начальству, сообщу неприятные известия.
Крепкая медсестра довела его до палаты на втором этаже. Больница уже спала, горело дежурное освещение. Палата была одноместная, чем-то напоминала одиночную камеру.
— Снимайте куртку, вешайте в этот шкаф, — распорядилась медработница. — Можете посидеть пока на кровати. Через десять минут я принесу все необходимое.
Она удалилась, прикрыла за собой дверь. Павел сидел в одиночестве, кружилась голова. В здании было тихо, по коридору никто не бегал. Тишина звенела в ушах. Наваливалась какая-то зыбь, затаенные страхи забирались в душу. Стыдно признаться, но пять минут спустя он начал дрожать от страха и не мог ничего с этим сделать. Расплывалась стена, на которую он смотрел, старая краска обрастала барельефом, в ней что-то шевелилось, появлялись лица, фигуры…
Он сбросил оцепенение, добрел до окна, оперся о подоконник, стал всматриваться в темноту. За окном покачивались деревья, тянулись ветки. Далеко за оградой горел фонарь, разбрызгивал тусклый свет. Страх не проходил, делался объемнее и, вполне вероятно, уже не был иррациональным…
Оставаться в больнице было невозможно. То же самое, что дать себя живым закопать в могилу. Он извлек из шкафа верхнюю одежду, отворил дверь. Коридор был пуст. Через минуту-другую вернется медсестра, и тогда придется вступать в схватку.
Павел выскользнул из палаты, прошел по коридору, держась за стену, выбрался на лестницу. Ноги не слушались, картинка дрожала перед глазами. Он шел по ступеням, как по зыбучим пескам. Снова коридор, столик дежурной медсестры, которая куда-то отлучилась, поворот, еще один, раскрытая дверь, за которой чернела ночь. Послышались шаги, кто-то поворачивал из-за угла. Павел побежал на улицу…
К девяти утра стало легче, даже удалось немного поспать. Уже не шатало, голова прояснилась. Павел пешком добрался до улицы Планировочной, втекающей под углом в Пролетарскую, передохнул у трансформаторной будки. Скалился нарисованный черепок, угрожал открытым текстом: «Не влезай, убьет».
Двинулся дальше. Частные дома на этой улице соседствовали с добротными двухэтажками на четыре квартиры. Калитка напротив дома под номером 16 была не заперта, воровать, видимо, нечего. Он вошел на участок, поднялся на крыльцо. На стук отозвались довольно быстро, отворилась дверь.
— Вы? —
изумился доктор Якушев. Он уже вернулся со смены, был одет в домашнюю рубашку, в какие-то мятые шаровары на резинке. Он поколебался. — Что это значит, Павел Викторович? Вы сбегаете из больницы, наплевав на собственное здоровье, потом являетесь сюда… В чем дело? Взять вас под белые рученьки и отвести в палату?— Только не это, доктор, — манерно ужаснулся Павел. — Впрочем, в больницу я, пожалуй, вернусь, но позднее. Это просто визит вежливости, не волнуйтесь. Я пройду?
— Вас, пожалуй, не пустишь, — проворчал Якушев, отступая в дом. — Проходите, можете не разуваться. Чай, кофе?
— Спасибо. Я здесь, на коврике постою, хорошо? — Павел с любопытством огляделся. Жил доктор в меру скромно, но чисто. Коврики на полу, приличный холодильник в прихожей, дальше — гостиная, выглядывал край камина, картина в рамке.
— Что вы хотите, Павел Викторович? — доктор изобразил любезную улыбку. — Признаться, я сильно устал, вернулся домой четверть часа назад. Смена длилась почти сутки, хочется просто по-человечески поспать.
— Тогда я быстро, Иван Денисович, — Павел тоже улыбнулся. — Видите, в чем дело… В общем, требуется объяснение компетентного человека, если так можно выразиться.
— Валяйте, я весь внимание, — кивнул доктор. — Но не увлекайтесь сегодня работой. Вы смотрели на себя в зеркало?
— Я учту. Странно, что вы не настояли с вопросом, как я вчера проломил голову… но ладно. Вы, конечно, слышали о событиях, происходящих в городе? Имеются в виду многочисленные убийства. Не отрицайте, слышали, весь город о них слышал. На меня напали, когда я возвращался из Смоленска, где, кстати, посетил городской архив. Меня интересовали документы и фотографии, относящиеся к периоду оккупации областного центра.
В глазах доктора мелькнуло беспокойство. Но обезоруживающая улыбка продолжала расцвечивать усталое лицо.
— Интересное дельце, — продолжал Павел. — Бобров и Таманский в годы войны служили в рядах вспомогательной полиции, участвовали в карательных акциях, расстреливали мирных жителей. Информация поступила из другого источника, но их фотографии в архиве я тоже видел. После освобождения города эти двое были схвачены, преданы суду и приговорены к длительным срокам заключения. Один получил 18, другой, если не ошибаюсь, 19 лет. Отбывали порознь — один в Мордовии, другой в Сибири. Несколько лет назад освободились. Про Герасимова сведений нет, но я рискну предположить, что и он служил в том же полицейском подразделении — возможно, под другой фамилией.
— Я должен это знать? — любезная улыбка постепенно угасала.
— А вы не знаете? — удивился Павел. — Так я прав, Иван Денисович? Герасимов тоже бывший полицай? Вы обязаны знать. Кстати, в архиве после долгих поисков я откопал любопытное фото. Оно изрядно выцвело, но изображенных на нем людей можно узнать. Сотрудница помогла, поместила фото в аппарат, улучшающий качество изображения. Фотограф запечатлел смеющихся полицаев на фоне виселицы. Последняя, разумеется, не пустовала. Служили три товарища, так, Иван Денисович? Или все-таки четыре? Таманского и Боброва можно узнать. Герасимова — не уверен. А вот четвертый… Вы сильно изменились, но улыбка все та же — она выдает вас с головой. Про это фото вы, естественно, не знали. И никто не обратил бы на него внимание, не прояви мы повышенный интерес…
В руке у доктора очутился пистолет — он выхватил его, как фокусник, из штанов, направил Павлу в живот. Значит, не был захвачен врасплох, подготовился к разным вариантам беседы.
— Не ожидали? — ухмылка перекосила лицо Якушева. — Не пытайтесь сохранить спокойствие, не получится.
— И все же я попробую… — Павел сглотнул. — Вы же не собираетесь стрелять прямо сейчас? У вас старый наган, полагаю, хорошо почищенный?
— Не сомневайтесь. Экспонат музейный, но пока рабочий. Как же вы меня утомили, Болдин… — доктор покачал головой. — И откуда вы свалились на мою голову? А теперь медленно, не делая резких движений, достаньте свое оружие, что находится у вас под пиджаком, и положите на холодильник.