Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

— А помнишь, в мае сидели возле озер, рыбку жарили? — неприятным басом спросил тот, что был в шлемофоне.

— Мы с тобой каждую неделю к озерам шастаем. Чего же я буду помнить? — откликнулся здоровяк.

— Не-е… мы тогда планы на осень строили. На юга собирались. Забыл, что ли?

— А, ты про это… Помню. Не срослось у нас разжиться агрегатом. Пробовали ж.

— Это да. Еле ноги от той падлы унесли. Не стрелять же посередке города.

— Кто ж знал, что он не спит и в окно бдит, сучара… Ты это, Игнат, возьми левее, а то в дорогу упремся. Слышишь, грузовик справа прогудел.

Игнат подвернул влево и, пройдя с десяток метров, остановился.

— Ты чего? — прошептал здоровяк.

— Гляди-ка, Паша, — указал Игнат на темневшее впереди пятно.

Шагах в двадцати в зарослях орешника и в самом деле виднелось что-то странное. С месяц назад или чуть раньше они проходили тут и не заметили ничего необычного. А теперь…

Осторожно приблизившись, Игнат отодвинул в сторону сломанную ветку с высохшей листвой.

— Машина, — выдохнул он. — Машина, Паша! Провалиться мне на этом месте!

Вдвоем они принялись раскидывать маскирующие автомобиль ветви. Скоро перед их взорами предстал немецкий красавец — черный «Хорьх 830».

Обоим настолько не верилось в свалившуюся удачу, что несколько секунд они стояли и воровато оглядывались по сторонам. Казалось, прямо сейчас из-за деревьев появятся хозяева машины и, направив на них ружья, попросят отойти подальше.

Но вокруг было тихо. Никто не вышел, даже не шевельнулся ни один кустик.

Первым опомнился здоровяк Павел.

— Давненько стоит, — уверенно заявил он. — Недели три, а то и месяц. Видал, как ветки усохли?

Игнат, прищурившись и скребя пятерней грязные волосы, вдруг припомнил:

— Слухай, Паша! А не та ли это колымага, что стояла в Михалковских тупиках, когда мы грузина чистили?

Кореш задумался, оглядывая сбоку «Хорьх».

— Может, и та. Темно тогда было. Не запомнил…

Разошлись по кустам. Один заглянул в кабину, второй полез в багажник.

— Живем, Паша! — донеслось из-под открытой крышки.

— Чего там?

— А иди, глянь…

Сбоку в багажнике стояла канистра с бензином. Рядом — два набитых под завязку вещмешка. В одном аккуратной стопкой лежали мужские теплые вещи, офицерская форма с погонами капитана и длинный темный плащ, в другом — рыбные и мясные консервы, три бутылки водки, сухари, две плитки шоколада, чай, сахар. В глубине просторного багажника нашлись две пары новых ботинок.

— Даже скафандр [86] имеется! — возрадовался Игнат.

— Пригодится. Похоже, кто-то ноги делать собирался, да не вышло, — резонно заметил здоровяк. — Ну-ка, погодь…

86

Скафандр — военная форма.

Сев за руль, он поискал ключ зажигания. Не найдя, полез под приборную панель.

— Дай-ка скобу [87] , а то мой свинокол [88] здесь не помещается.

Игнат подал ему свой небольшой нож.

Через некоторое время Паша чертыхнулся, выскочил из кабины, поднял капот моторного отсека…

Когда он подключил к аккумулятору клеммы, электросистема и стартер ожили. Мощный восьмицилиндровый мотор заработал ровно и тихо.

— Деловитый у него был хозяин! Рябушник [89] или по жизни маклевый [90] ! — Показав в широкой улыбке два золотых зуба, Паша включил заднюю передачу. — Чего рот раззявил? Занимай место — билеты куплены!

87

Скоба — нож.

88

Свинокол — кинжал или нож большого размера.

89

Рябушник — таксист.

90

Маклевый — сообразительный, умелый, мастеровой человек.

Игнат запрыгнул на правое сиденье, захлопнул длинную дверцу.

— Куда мы?

— За реку [91] , а может, и дальше. Одно знаю, что мечта наша стала ближе. На этом агрегате и ювелирку зараз обнесем, и на юга с добытым рыжьем смотаемся. Держись крепче!.

«Хорьх» выбрался задним ходом из зарослей орешника, развернулся и, пробираясь между деревьев, неспешно покатил к шумевшей неподалеку дороге…

Валерий Шарапов Человек в безлюдной арке

91

За реку — далеко от дома, другой конец страны.

Пролог

Москва; 16 сентября 1933 года

В будние дни большая квартира семьи Протасовых пустовала: Егор Савельевич трудился на оборонном предприятии, его супруга Лидия Николаевна преподавала в музыкальном училище. Дети, Анна и Михаил, посещали занятия в раздельных школах.

К вечеру в квартиру постепенно возвращалась жизнь. Правда, к позднему часу брат с сестрой успевали растратить излишки энергии и вели себя спокойно.

Зато в выходные и праздники все менялось: занятий в школах не было, и дети либо отправлялись во двор, либо носились по квартире. Во второй половине дня съезжались гости, квартира тотчас наполнялась шумом, смехом, весельем…

В субботу 16 сентября шумно стало с самого утра – Анне в этот день исполнялось тринадцать лет. Егор Савельевич отправился на рынок за продуктами, Лидия Николаевна суетилась на кухне. Именинница надела самое красивое платье и порхала между кухней и гостиной в приподнятом настроении.

Десятилетний брат Михаил ее веселья не разделял и, насупившись, сидел в своей комнате за столом. Он привык находиться в центре всеобщего внимания, быть объектом обожания и любви, а сегодня внимание, обожание и любовь были адресованы ненавистной старшей сестре.

Рисовать совсем не хотелось, тем не менее Мишка изобразил на листе бумаги фигурку с длинными распущенными волосами и стал энергично чиркать по ней карандашом.

– Вот тебе, Анка! Вот тебе! Получай!.. – твердил он.

Фигурка, конечно же, олицетворяла сестру Анну. Их отношения не заладились с момента Мишкиного осознания бытия на этом свете. При всем желании он не сумел бы припомнить случая, когда мысли о сестре вызвали бы у него прилив нежности и тепла. Только ненависть и желание причинить боль. Родители любили обоих, но младшему, как водится, любви доставалось больше. Однако ему все равно казалось, будто от него что-то скрывают, будто старшая Анька всегда на шаг ближе к отцу и к матери. Переборщив со злостью, Мишка порвал карандашом бумагу, отчего на деревянной столешнице остался длинный грифельный след. Это добавило еще одну порцию ненависти к сестре. И когда она заглянула к нему в комнату, он, не раздумывая, пульнул в нее карандашом. Фыркнув, Анна демонстративно развернулась и исчезла в коридоре…

* * *

Глава семьи – инженер Егор Савельевич Протасов – был потомком русского дворянина, действительного тайного советника, сенатора, масона Александра Павловича Протасова, жившего в Москве в первой половине девятнадцатого века. Предок Егора Савельевича слыл человеком знатным, влиятельным и богатым. Было бы странно, если бы карательные органы молодой Советской власти упустили бы из виду одного из представителей известного дворянского рода, странным образом уцелевшего и дожившего до 30-х годов двадцатого века.