Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
По ногам ночных гостей должны были стрелять находящиеся на первой позиции, вторая позиция открывала огонь если Протасову всё же удастся прорваться к дырявому забору - такова была изначальная задумка. Но гостей оказалось двое, это несколько усложняло задачу, приходилось перестраиваться на ходу.
– Возвращается!
– первым заметил движение Егоров.
***
Из тёмного оконного прямоугольника, с распахнутыми створками, высунулась голова, второй подал ему знак – «всё спокойно». Грабитель выскользнул наружу, оба, пригнувшись побежали к забору.
–
– крикнул из темноты Старцев и пальнул в воздух.
Гости шарахнулись в другую сторону - один поскользнулся на сырой траве, упал, но тотчас вскочил и бросился бежать. Почти одновременно бывшие офицеры разведчики произвели по одному выстрелу, дело было сделано - оба налётчика катались по траве и поднывали от боли, держась за простреленные ноги.
– Ну вы даёте уголька, ребята!
– восхитился Егоров, поднимаясь из высокой травы.
– Не хотел бы я стреляться с кем-нибудь из вас на дуэли.
Первый, так называемый, горячий опрос всегда был самым ценным элементом в оперативно-следственной работе. Если провести его правильно, то от задержанного можно услышать намного больше, чем на всех последующих этапах следствия.
– Кто из вас Протасов?
– с металлом в голосе начал Старцев, стоя над поверженными бандитами.
Горшеня с Баранцом обыскивали карманы, Ким побежал звонить дежурному по управлению, Бойко, с пистолетом в руке, поглядывал по сторонам, Егоров с Васильковым топтались рядом, готовые оказать раненым первую помощь.
Задержанные отвечать на вопросы не спешили, боль одолевала - одному пуля перебила кость ниже колена, второму прошила бедро.
Егоров медленно распаковывал перевязочный пакет и будто в пустоту рассуждал:
– Можете молчать, тогда и мы не поторопимся с первой помощью. Кровь-то вон как хлещет, чуть припозднишься жгутом и - здравствуй саквояж. (саквояж – гроб). Сейчас ночь, склад на выселках, когда ещё «карета скорой» приедет.
– Ладно начальник, - сдался светловолосый.
– Нет среди нас Мишки Протасова.
Иван нахмурился:
– А кто же вы, соколики? Ну ка назовитесь!
– Стёпка Свисток.
– Я Чуваш, - буркнул здоровяк с фиксами из белого металла.
– Не знаю таких. Под кем ходили?
– Под Амбалом. Помоги начальник, потом всё расскажем!
– умолял светловолосый.
Но тот был непреклонен:
– Где сам Амбал?
– С валыны Амбала продырявили, пол башки с несли.
– Кто?
– Протасов, больше некому.
– Протасова давно видели?
– Кончили мы его.
МУРовцы переглянулись.
– Как кончили? Когда?
– не поверил Старцев.
– Не пыли, начальник, сейчас скажу, - скривился от боли светловолосый.
– Выследили мы его, недалеко от Дорогомиловского рынка, он пришил своего корешка, а мы его.
– Убитого корешка я там видел, а где же труп Протасова?
– В канализацию сбросили, там же - на первой извозной. Поможешь - покажу где конкретно.
Тем временем закончили обыск. Ефим Баранец показал Старцеву и Василькову два ножа, небольшой браунинг, связку отмычек, удобную
фомку. Горшеня протянул бронзовый зажим для галстука.Старцев спросил:
– Откуда узнали про талисман?
– Амбал сказывал.
– Ладно поверю. Последний вопрос: где остальные части – спичечница, зеркало, заколка.
Помолчав Стёпка Свисток буркнул.
– На квартире у Зойки припрятаны. Малая Андроновская 7.
Эпилог
Первое августа 1945 года
Визит к Лидии Николаевне дался тяжело. Оба шли к ней как на эшафот, испытывая жалость и стыд, хотя к трагедии несчастной женщины не имели ни малейшего отношения. Но не исполнить своего долга перед ней они не имели права.
– Дело вашего мужа - Протасова Егора Васильевича в июне 1944 года было пересмотрено, - рассказывал Старцев.
– Все тяжкие обвинения с него сняли, 58 статья из обвинения убрана. За халатность при исполнении служебных обязанностей ему предстояло отбыть в заключении всего четыре года, три из которых он к этому моменту уже отбыл. При переводе из одного лагеря в другой, в августе того же года, он скончался от остановки сердца.
Плотно сжав бледные губы и глядя на угасавший день, вдова молчала. Васильков вынул из кармана клетчатый платок, шагнув к Лидии Николаевне, он развернул его - на ладони лежал бронзовый лев.
Заиграв в лучах заходящего солнца, талисман заставил женщину очнутся словно не веря в происходящее, она бережно приняла его, удивлённо осмотрела со всех сторон, затем нащупала на столе очки, надела их и медленно прочла, начертанный на льве, девиз старинного дворянского рода Протасовых: «Отечеству принесу славу и богатство, себе же оставлю только имя». Прижав талисман груди, она снова повернулась к окну - по лицу её текли слёзы.
Покинув барак, друзья шли по Хомутовскому в сторону Садового кольца.
– Эх, Ванька, давно хотел тебе сказать, - приобнял Старцева Васильков.
– Что?
– Если ты случаем помрёшь, мне будет очень скучно на этом свете.
– А мне будет скучно там!
– задрав голову Иван посмотрел в темнеющее небо.
– Но нам ещё рано об этом, потому что работы здесь, Саня, непочатый край.
Валерий Шарапов
Жестокое эхо войны
Пролог
Москва, площадь Коммуны; июль 1945 года
Вчерашний прогноз сбылся в точности: погода в этот июльский день была отвратительная. Две недели подряд голову пекло стоявшее в зените, посреди чистого голубого неба, солнце, а сегодня – здрасьте-пожалуйста – холодный северо-восточный ветер, тяжелая низкая облачность, мелкий моросящий дождь. Если бы вдобавок к этому с деревьев полетели желтые листья, горожане решили бы, что середина лета в одночасье сменилась серединой осени.