Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
– Так всегда бывает, – вставил мистер Браун. – Помню мой первый удар. Я…
– А у меня, не поверите… – подхватил мистер Деленси.
– С этой минуты, – продолжал Родни, – я захотел только одного. Но ничего не получалось. После того удара…
Он замолчал. Уильям смущенно закашлялся.
– Хорошо, – сказал он, – но почему моя сестра пришла в это, простите, логово?
– Очень просто, – отвечал Родни. – Только она одна может все ясно и умно объяснить. Таких девушек больше нет, ни единой. Я обошел всех профессионалов, и никто не помог мне. Им не понять артистической души. Ты для них – какой-то полудурок. Они щелкают языком. Они говорят: «Ай-я-яй!» Словом, я не мог выдержать. И тут эта
Уильям заговорил не сразу. Он медленно мыслил.
– Вот что, – сказал он, – слушайте внимательно. Я задам очень важный вопрос. Вы готовы жениться на моей сестре?
– Жениться? – чуть не в ужасе воскликнул Родни. – Да я недостоин коснуться ее клюшки! У меня гандикап больше тридцати, а она вышла в полуфинал Открытого чемпионата. Нет, Бейтс, я пишу белые стихи, но все-таки не утратил совесть. Конечно, я люблю вашу сестру. Я ее так люблю, что у меня бывает бессонница. Но я не посмею просить ее руки.
Энестейзия весело засмеялась.
– Нет, какой кретин! – сказала она. – Значит, вот в чем дело? А я-то гадала… Да я люблю вас! Мы сейчас же поженимся.
Родни покачнулся.
– Не может быть!
– Может-может.
– Энестейзия!
– Родни!
Он сжал ее в объятиях.
– Бог знает что! – сказал Уильям. – Столько шума… Прости меня, Джейн.
– Я сама виновата.
– Нет-нет!
– Да-да!
– Джейн!
– Уильям!
Он сжал ее в объятиях. Сыщики, записав, что надо, посмотрели друг на друга мокрыми глазами.
– Сирил!
– Реджи!
И они пожали друг другу руки.
– Словом, – закончил старейшина, – все завершилось хорошо. Гости на свадьбе восхищались полным набором для гольфа, включая двенадцать новых мячей, кепку и ботинки с шипами. То был подарок Джейн и Уильяма.
Родни и Энестейзия сняли домик рядом с Бейтсами. У этой четы гандикап – по десять, у Родни – восемнадцать, Энестейзия обходится без него. Для матча лучше не придумаешь.
– Чего не придумаешь?
– Вот этого.
– А именно?
– Я вижу, – сказал старейшина, – что заботы отвлекли вас от моего повествования. Ничего, я расскажу еще раз.
История, которую вы сейчас узнаете, – сказал старейшина, – началась, когда…
ВОСПЕР ПРИНИМАЕТСЯ ЗА ДЕЛО
Молодой человек в пестрых брюках нетерпеливо расхаживал по террасе гольф-клуба, словно ягуар в клетке. Наконец, сел в кресло, откинулся на спинку и возмущенно фыркнул.
– Женщины, – сказал он, – выведут из себя кого угодно.
Старейшина клуба, всегда готовый посочувствовать молодежи, вежливо обратился к нему.
– Какую шутку, – спросил он, – сыграл с вами прекрасный пол?
– У меня лучшая в мире жена…
– Охотно верю.
– Но сейчас, – продолжил молодой человек, – я с удовольствием огрел бы ее чем-нибудь тяжелым. Она сама предложила сыграть раунд. Я сказал, что мы должны начать пораньше, потому что теперь рано темнеет. И что же? Она оделась, решила вдруг, что на ней что-то не так сидит, и принялась переодеваться. Потом минут десять пудрила нос. А когда часом позже мне наконец удалось вытащить ее к первой лунке, захотела позвонить портнихе и ушла. Да мы и шести лунок не пройдем до темноты! Будь моя воля, все гольф-клубы строго запрещали бы женам играть с мужьями.
Старейшина понимающе кивнул.
– Без такого правила, – согласился он, – тысячелетнее царство [39]
действительно откладывается на неопределенный срок. Вне всяких сомнений, самым тяжким испытанием Иова [40] была жена-гольфистка, хоть это и не подтверждено документально. Мне, кстати, вспомнилась одна история.– Нет у меня времени на истории.
– Если ваша жена разговаривает с портнихой, времени у вас предостаточно, – ответил мудрец, – я расскажу вам о Бредбери Фишере…
39
См., например, Откровение 20:4–6. Тысячелетний период царствования, о котором говорится в этих стихах книги Откровения, истолковывался по-разному. В частности, было распространено мнение, согласно которому тысячелетнее царство – это период блаженства на небесах или на земле.
40
Иов – честный богобоязненный человек, потерявший детей и имение, а также пораженный проказой. О жене Иова Библия говорит только в стихах 2:9–10.
– Это вы уже рассказывали.
– Не думаю.
– Точно. Бредбери Фишер был миллионером, и у него служил английский дворецкий Близзард, который до этого провел пятнадцать лет в графском доме. Другой миллионер хотел заполучить Близзарда, они с Фишером разыграли дворецкого в гольф, и Фишер проиграл. Пока он обдумывал, как объяснить все жене, которая дорожила Близзардом, та вернулась из Англии с другим дворецким, Воспером. Воспер двадцать лет прослужил у герцога и был еще лучше Близзарда. Все кончилось хорошо.
– Да, – сказал старейшина, – факты вы изложили верно. Однако я хочу рассказать, что было дальше, и, с вашего позволения, начну:
Вот вы говорите, все хорошо кончилось. Так думал и сам Бредбери Фишер. Как только Воспер появился в доме, Бредбери подумал, что сама судьба решила наконец вознаградить его по заслугам. Погода стояла прекрасная. Гандикап, не менявшийся уже несколько лет, начал уменьшаться. Старый друг Руперт Ворпл наконец вышел из Синг-Синг (судя по сроку, с ученой степенью) и приехал в Голденвиль навестить Бредбери.
Безмятежному спокойствию Бредбери мешало лишь одно – жена сообщила, что ее мать, миссис Лора Смит Мейплбери, грозится погостить у них некоторое время.
Тещи никогда не нравились Бредбери. У первой жены, вспоминал он, была совершенно несносная мать. Впрочем, и у второй, и у третьей, и у четвертой. Однако все они и в подметки не годились нынешней теще. Была у нее привычка многозначительно фыркать при виде Бредбери, а это вряд ли способствует дружеским отношениям между мужчиной и женщиной. Будь его воля, Бредбери привязал бы ей на шею камень и бросил в водную преграду на второй лунке. Однако он понимал, что это несбыточные мечты, и благоразумно ограничивался тем, что выпрыгивал в окно всякий раз, когда теща входила в комнату.
Итак, одним прекрасным вечером Бредбери как ни в чем не бывало сидел в библиотеке, отделанной в стиле эпохи Людовика XV. В дверь постучали. Вошел Воспер. В эту минуту Бредбери и представить не мог, что размеренное течение его жизни вот-вот будет нарушено.
– Могу я поговорить с вами, сэр?
– Конечно, Воспер, в чем дело?
Бредбери Фишер доброжелательно улыбнулся дворецкому. В который раз, мысленно сравнивая его с Близзардом, он отмечал неоспоримое превосходство Воспера. Близзард пятнадцать лет служил у графа. Спору нет, графы по-своему хороши, но до герцогов им далеко. Дворецкого, который служил у герцога, видно за версту, с ним никогда не сравнится тот, кто прошел школу в менее благородном окружении.