Битва колдуньи. Сага о мечах

Доброй женщине казалось, что судьбы мира решаются именно там, где сейчас находится ее муж.

– Йомфру Ингвиль владеет даром только наяву, а не во сне! – успокаивал женщин Одд. – Ее сон ничего не значит и не несет никому зла. Ложитесь спать, женщины. Она больше не будет кричать.

– Больше не буду! – мужественно подтвердила Ингвиль.

Она была уверена, что просто больше не заснет.

– Я сам буду охранять ее сон! – пообещал Одд. Взяв свой меч, лежавший в изголовье устроенной на полу постели, он вынул его из ножен и сел, прислонясь спиной к лежанке Ингвиль. – Я знаю заклятья, отгоняющие дурные сны! – прибавил он. – Больше злобные духи не подойдут ни к йомфру Ингвиль, ни к кому другому. Спите, женщины.

Обитательницы девичьей разошлись по своим скамьям и лежанкам. Ингвиль тоже легла, но пустила Бломму к стенке, а сама устроилась на краю, чтобы быть поближе к Одду. Натянув меховое одеяло до самого носа, она даже не пыталась закрыть глаза. Лучше не спать целых пять ночей подряд, чем снова увидеть то, что она увидела! В ее сон опять вторгся тот ужасный великан. Только теперь у нее не было даже спасительной пещерки за можжевеловыми кустами. Во сне она лежала у корней огромной сосны, а над ее головой, за спиной, со всех сторон бушевал великан. С грохотом били по земле огромные ноги, стволы сосен ломались и с оглушительным треском падали, а наверху с воем летала какая-то черная молния, несущая смерть. Стылый воздух в этом сне был наполнен давящим ощущением неизбежной гибели; тьма и огонь, холод, гром, треск не давали вздохнуть. Даже вспоминая этот сон, Ингвиль удивлялась, что ее сердце выдержало такое испытание.

– Далеко еще до утра? – шепнула она Одду.

– Нет, уже близко, – не поворачивая головы, шепотом ответил он. – Ты можешь попробовать опять заснуть. Эта мара не вернется. Я действительно знаю заклятье, отгоняющее дурные сны.

– Это не мара. Это опять был великан.

– Тот же самый? – Одд тихо повернулся, чтобы не тревожить засыпающих женщин.

– Я не знаю, но он был такой же страшный. Даже еще страшнее, – шептала ему Ингвиль в самое ухо, и от возможности поделиться с кем-то большим и сильным страх делался меньше и легче. – Он хотел меня растоптать. Я оказалась в каком-то лесу, там сосны и много кремневых утесов. Похоже на наш Сосновый лог возле Кремнистого Склона.

Одд помолчал.

– Ведь это не означает ничего плохого? – с надеждой спросила Ингвиль.

– Трудно сказать, – не сразу ответил Одд. – Я думал еще о том, первом твоем сне. Может быть, ты способна видеть вещие сны, только не умеешь их истолковать.

– Ты думаешь, что этот великан на самом деле охотится за кем-то? – тихо ужаснулась Ингвиль.

– Я этого не знаю. Но вспомни – ты уже довольно давно не видела никого из твоих близких. Попробуй позвать твою «новую луну». Может быть, с кем-то из тех, кто тебе дорог, происходит что-то… занимательное.

«Что-то ужасное!» – мысленно поправила его Ингвиль, снова улегшись и уставившись в темную кровлю. Она уже не боялась своего сна, но еще больше боялась его причины. Что там сны! Можно покричать во сне, можно даже свалиться от страха с лежанки – не так уж высоко, не смертельно. Но стоит только подумать, что с кем-то это происходило на самом деле! Ингвиль крепко зажмурила глаза и сосредоточилась, стараясь получше вспомнить свой сон – и грохот каменных шагов великана, и треск ломаемых сосен, и свой страх. Она хотела досмотреть до конца, узнать, с кем это было и чем кончилось.

Но, как видно, заклятья Одда были сплетены на славу: до утра Ингвиль так и не удалось заснуть. Дурные сны боялись и близко к ней подойти, а других боги ей не послали.

Утром Ингвиль чувствовала себя такой истомленной и разбитой, как будто в самом деле спасалась от великана среди поломанных сосен и раскрошенных нечеловеческой силой утесов. Она была бледна, под глазами залегли сероватые тени. Есть ей не хотелось, и она долго-долго расчесывала волосы, сидя в девичьей. Давно следовало взяться за шитье или прялку, а может, встать к ткацкому стану, но у Ингвиль ни к чему не лежала душа. Женщины посматривали на нее с опасливым любопытством, однако расспрашивать не смели.

Занятая своими мыслями, Ингвиль не заметила, как в гриднице и в мужских покоях перед полуднем поднялся шум. Туда-сюда забегали хирдманы, протопал, как тот великан, старший сын Адильса Гутхорм Длинный. Однажды донесся голос самого Стюра конунга. Но и на это Ингвиль не обратила внимания: со времени их поселения в усадьбе Железный Пирог Стюр конунг целиком предоставил ее заботам хозяек, а сам даже не справлялся о ней, обязав лишь своих людей следить за тем, чтобы она не сбежала.

Через порог девичьей шагнул Одд. Никто не удивился его вторжению: все домочадцы давно привыкли, что воспитатель Ингвиль, кем считали здесь Одда, проводит около нее большую часть всякого дня и ночью спит не в мужском покое, а на полу возле ее лежанки. Ингвиль повернула голову на звук его шагов и сразу поняла: что-то случилось. Глаза Одда, обычно полусонные, сейчас были широко раскрыты и возбужденно блестели, как у змеи, завидевшей добычу.

– Скорее, йомфру, одевайся! – воскликнул он, схватил ее за руку и поднял со скамьи. – Ты не зря видела свой сон! Корабли твоего отца идут по фьорду!

Женщины в покое дружно охнули, а Ингвиль от внезапного испуга и растерянности не нашла слов для ответа. Ей казалось, что она ждет отца целую вечность – даже отрезанная Стюром прядь волос у нее на виске снова стала отрастать. Она привыкла к своему ожиданию и уже не думала, что оно когда-нибудь кончится. Первоначальный ее страх притупился, она жила здесь в каком-то полусне, чувствуя себя всеми забытой и никому не нужной.

И вот Фрейвид хёвдинг приехал! Это известие было как удар грома, и хотя для нее оно могло оказаться спасительным, Ингвиль скорее испугалась, чем обрадовалась возвращению отца. Теперь все изменится, что-то неминуемо произойдет. Сумеет Фрейвид хёвдинг оправдаться перед конунгом или нет, новый взлет ее ждет или окончательное падение – все это решится в ближайшее время, еще до вечера!

– Оденься получше – сам конунг требует тебя! Он хочет, чтобы ты вместе с ним шла встречать Фрейвида хёвдинга! Конунг хочет, чтобы твой отец сразу увидел тебя живой! – тараторила возле нее фру Ботхильд.

Тут же в дверь постучали: присланные за дочерью Фрейвида хирдманы торопили. Опомнившись, Ингвиль бросилась надевать нарядное платье, запуталась в дорогих цепочках, застежках и обручьях, которых отец надарил ей после сговора, непослушными пальцами разбирала их, роняла одно и хватала другое, в то время как фру Торхалла пыталась заколоть ей застежку на груди, но, конечно, у нее ничего не выходило. Тем не менее вид у Ингвиль, в перепутанных золотых цепочках и скособоченном платье, был самый что ни есть торжественный! Даже Одд ухмыльнулся, глядя на эту красоту, но сама Ингвиль ничего не замечала. Ей не верилось, что через какие-то мгновения она увидит своего отца, которого привыкла считать чуть ли не обитателем Валхаллы.

– Ну что, хорошо? – волнуясь, словно девочка, которую впервые выпускают к гостям на большом пиру, спросила она наконец, встав перед Оддом.

Тот окинул ее невозмутимым взглядом и так же невозмутимо одобрил:

– Все отлично! Ты прекрасна, как невеста. Не считая того, что у тебя застежки от разных пар.

Ингвиль схватилась за грудь и ахнула. В последний момент приколов застежку от нужной пары, завернувшись в теплый плащ, вместе с Оддом и обеими хозяйками она вышла во двор. Стюр конунг уже был там с Адильсом хёльдом, его родичами и прочими своими людьми. Увидев Ингвиль, Стюр некоторое время разглядывал ее, а потом сказал: