Битва колдуньи. Сага о мечах

Одд, встав перед ней, заслонил всех – и убитого, и убийц. Поначалу он не вмешивался, убежденный, что таким людям, как Фрейвид и Стюр, пристало решать свой спор между собой. А когда оказалось, что Грим думает иначе, уже было поздно. Помочь Фрейвиду он не успел, но умереть раньше госпожи, у которой больше нет иной защиты, ему не помешают и все великаны Йотунхейма. Его по-змеиному острый и страшный взгляд не отрывался от Стюра и Грима, стоявших над телом Фрейвида. И Одд был уверен, что в случае надобности сумеет отправить в Нифльхель их обоих прежде, чем они доберутся до Ингвиль.

Стюр конунг опомнился первым. Ему было неприятно, что разговор в святилище кончился пролитием крови, но он был готов к этому, если другой возможности усмирить мятежного хёвдинга не найдется, и заранее предупредил Грима, чтобы тот в случае чего не растерялся и поддержал его.

– Фрейвид Огниво был очень смел и умен, – сказал Стюр, как будто говорил на поминальном пиру. – Он только забыл пословицу, что ложь сама дает лжецу по шее.

– А нам не стоит забывать о мести! – поспешно сказал Грим ярл и посмотрел на Ингвиль. – У него осталась дочь. И я не думаю, что она нас простит. Она заставит своих детей мстить.

– Я же обещал ее в жены Аслаку Облако, если вы докажете мне вашу верность, – сказал Стюр, тоже поглядев на Ингвиль. Ее бледное от ужаса лицо не наводило на мысли о мести. – Она выйдет за него, и ее дети не будут мстить своей же родне.

– Я не хотел бы брать ее в род! – Грим беспокойно тряхнул головой. – Я готов доказывать тебе мою верность, конунг, как ты захочешь. Но эта женщина не нужна нам в доме! Я знаю этих, из Кремнистого Склона. Все их женщины – ведьмы! Это сейчас она такая тихая! А потом она опомнится и как-нибудь ночью зарежет Аслака и подожжет нашу усадьбу! Хорошо еще, если перед этим она не накормит его сердцами их собственных детей! [37]

37

Намек на миф о Гудрун, которая отомстила подобным образом своему мужу Атли за убийство ее братьев.

Стюр конунг с презрением покосился на Грима: напасть сзади на Фрейвида он не побоялся, но перед угрозой женской мести струсил. Впрочем, Грим всегда был трусоват. Все эти Лейринги таковы – горазды только кричать, будто чайки над отбросами. А как дойдет до честного звона мечей – разлетаются в мгновение ока. Потому-то Виги и не был отдан на воспитание в их род – Стюр надеялся, что Фрейвид Огниво сумеет передать воспитаннику часть своей твердости. Но, увы, властолюбивый хёвдинг предпочел воспитать послушного исполнителя своих замыслов. – Я вижу, тебе не знать покоя, пока она жива, – обронил Стюр.

Грим опять тряхнул головой. Фрейвид так подчеркнуто выставлял законную дочь своим единственным ребенком, что о существовании еще троих его детей не вспомнил даже Грим, неоднократно видевший и Хёрдис, и Асольва, и Хара. В его глазах Ингвиль была последней, но очень опасной неприятностью, оставшейся от Фрейвида Огниво.

– Не пачкайте ваше оружие еще раз, – сказал вдруг Сиггейр. С самого начала он впервые напомнил о себе, и конунг с ярлом повернулись к нему. – Не берите на себя еще одного убийства. Перед людьми ты можешь объяснять это как хочешь, конунг, но Однорукого Аса не обманешь – это было убийство. И убийство в доме бога. Конечно, Тюрсхейм не роща Бальдра, где вражда запрещена, но Однорукому это не понравится. Ты послал Фрейвида в палаты Одина, но можешь искупить свою вину перед Тюром, если отдашь девушку ему.

– Ты хочешь, чтобы я принес его дочь в жертву Тюру? – переспросил Стюр.

Сиггейр кивнул, и конунг задумался. На его памяти тоже не случалось человеческих жертвоприношений, к тому же дочь Фрейвида была молода, хороша собой и унаследовала огромное состояние. Он мог бы отдать ее кому-то из верных людей или даже взять побочной женой, вместе со всем имуществом убитого хёвдинга. Но он встретил ее взгляд и переменил решение. Из древности дошло немало страшных саг о том, как женщина мстила убийцам родичей, даже если сама была связана с их родом замужеством и детьми. А эта молчаливая красотка как раз из тех, кто способен повторить все подвиги Сигне и Гудрун! Нет уж, ночной покой тоже чего-то стоит. А ее богатства и так не уйдут.

А Одд тоже не терял времени.

– Сейчас не время плакать и взывать к богам! – жестко сказал он, склонившись к уху Ингвиль и крепко сжав свободной рукой ее плечо. Он видел, что девушка еще не опомнилась от потрясения, и хотел направить ее волю в нужное русло. – Твой отец убит, и у тебя нет иных защитников, кроме меня, а меня не хватит надолго. У тебя остался один только Хродмар сын Кари. Ты должна увидеть его. Прямо сейчас! Ты сможешь это сделать!

С трудом понимая, чего он от нее хочет, Ингвиль повернулась и слабо покачала головой. Сейчас она не могла ничего!

– Ты сможешь! – требовательно и злобно прошипел Одд, и змеиный взгляд его обычно спокойных глаз пронзил Ингвиль насквозь. – Ты сможешь! Куда ты денешься – ведь у тебя больше нет никого в целом мире! Тебе никто больше не поможет! Или он – или смерть! Зови его, ну! Вспомни о нем, думай о нем! Быстрее, ярче! Вспомни все самое-самое! Так нужно!

Взгляд его жег Ингвиль, словно близко поднесенный к глазам стальной клинок, угрожающий гибелью. Чтобы не видеть этого, она закрыла глаза, и мысли ее сами собой свернули на ту дорогу, куда Одд толкал ее, – к Хродмару.

Ей вспомнилось предыдущее видение, когда она разглядела Хродмара среди дружины фьяллей и раудов в Трехрогом фьорде. Она вспомнила серые холодные волны и инеистый камень с черным отпечатком ладони. Но это все было очень далеко и не могло ей помочь спрятаться от той страшной беды, которая сейчас нависала над ее головой, как пронзительно-холодная и тяжелая тень великана. Тогда она попыталась вспомнить живого Хродмара – такого, каким она его знала. Ах, как давно это было – больше полугода назад! Тогда только миновала Середина Лета, а теперь уже давно осталась позади Середина Зимы и влажный ветерок с запахом оттаявшей земли несет весть о скором начале весны и Празднике Дис…

Хродмар, такой, с каким она прощалась на берегу возле стоячего камня; он смотрел на нее с любовью и тоской, а в его глазах таилось предчувствие долгой разлуки. Ведь она знала, знала еще тогда, что они встретятся нескоро. «Я не ясновидящий и не знаю, когда мы теперь увидимся, – сказал он ей тогда. – Но я знаю: даже если это будет через год, через два года, я буду любить тебя так же сильно, как сейчас».

В сердце Ингвиль вспыхнуло чувство, пережитое тогда, в мгновение их прощания, чувство, что Хродмар ей ближе всех на свете, дороже отца и брата, что расстаться с ним так же невозможно, как потерять часть себя самой. И сильный поток невидимого ветра заструился где-то рядом, словно хотел пробиться к ней, но пока не мог. Такой ветер она ощущала, когда видела корабль Стюра, только тогда он был холодным.

А какая-то часть ее души оставалась на площадке Тюрсхейма перед Волчьим камнем, где на стылой земле алела кровь ее отца. И эта часть истошно кричала, что нужно торопиться, что у нее слишком мало времени. Но для того, что Ингвиль пыталась сделать, требовались покой и сосредоточенность.

Она снова вспоминала, как сидела рядом с Хродмаром возле землянки фьяллей на той отмели, где он впервые увидел свет после долгой болезни. Как радовалась она тогда, что он выжил… Как удивилась поначалу, увидев жизнь и чувство в его глазах, заново открывшихся на той страшной личине, каким стало его лицо… Могла ли она подумать, пока он болел, что это жуткое существо, покрытое гнойными язвами, не помнящее себя и родных от горячечных страданий, станет ее судьбой, ее любовью, ее жизнью?