Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Битва пророков
Шрифт:

– Ха-ха-ха-ха-а-а-а-а-а! Как ты сказал, рус, расслабляются животы? Ха-ха-ха-ха-а-а-а-а! – ревел он. На завалинке ему заискивающе вторили скромные горцы. – Каган не смог, а я смо-о-ог!

– Да, да, победоносный Шамуил, Каган не смог добиться от меня ни слова! А тебе я скажу все, что ты захочешь, потому что разве кто-нибудь может под луной устоять перед яростным тигром Шамуилом?!

– А-ха-ха-ха-ха-а-а-а-а! Никто не сможе-е-ет! – заревел тот, схватил колоду, на которой сидел, и швырнул в коня. Лошадь свалилась как подкошенная и забила в конвульсиях копытами. – Видал?

– Пожалей меня, господин, не то я умру от страха, так и не успев рассказать тебе тайну, которую не смог выведать у меня сам Каган! Как же он тогда поверит тебе, что я готов был во всем сознаться, если я умру? Он скажет тебе: и даже ты не смог одолеть этого руса!

Великан задумался и велел снять с перекладины Беловского. Горцы бросились

исполнять, аккуратно сняли его и бережно посадили в траву. Шамуил сходил за колодой и опять уселся на нее перед Михаилом.

– Ну, говори свою тайну! – почти нежно сказал он.

– Я бежал от итильского купца Мордахея Рыжего.

– От Рыжего? Знаю я эту шельму…

– Редкостная шельма, мой господин, этот Мордахей!

– Да, да, правильно ты сказал – редкостная шельма!

– Грех служить такому хозяину, который заставляет раба участвовать в своих преступлениях, обманывая почтенных и уважаемых всеми господ! – почувствовав ситуацию, на ходу импровизировал Беловский.

– Да, да, рус! Хороший ты рус! – одобрительно ревел Шамуил.

– Убежал я от Мордахея, так как не в силах был больше помогать набивать ему мешки золотом, полученным обманом и хитростью! Грех обманывать почтенных господ!

– Правильно – грех!

– Я не хотел сознаться Кагану в том, что принадлежу этому недостойному человеку! Каган не смог вытащить из меня ни слова, так как для меня лучше смерть, чем служба Рыжему! Но, увидев тебя, затряслось мое сердце, подогнулись колени, о Великий Шамуил! И я признался тебе во всем…

– Ну и правильно сделал! Все равно бы у меня заговорил, – довольным львом проурчал Шамуил.

– Без сомнения, Великий Шамуил!

Гигант явно пришел в хорошее расположение духа. Он что-то крикнул в открытое окно избы, и из нее выбежали мальчики с блюдами и кувшинами. Они поставили еду прямо на траву перед Михаилом. Шамуил схватил кусок вареной конины, засунул в огромную пасть и жестом предложил сделать то же самое Беловскому. Тот с видом самой благодарности, рассыпаясь в комплиментах о беспримерной милости и великодушии Шамуила, с немалым удовольствием перекусил. Когда они закончили трапезу, один из сидевших в сторонке горцев, всячески угождая, как будто совсем недавно и не оскорблял, посадил Беловского в седло, а сам побежал пешком, держа повод. Они добежали до лагеря, где была яма, но его не спустили в нее, а завели в шатер, где грудами лежало разное награбленное барахло. Горец порылся в нем, выбрал расшитую шелком рубаху, красные атласные шаровары и дал их Беловскому, одежда которого после поездки по лугу превратилась в лохмотья грязно-зеленого цвета.

Приодевшись, Михаил, осознав свое положение, сел на большой сундук и приказал горцу подобрать ему сапоги. Горец с большой готовностью метнулся выбирать обувь, поднося разные пары для примерки. Он помогал Михаилу обуваться, разуваться, участливо советовал и был очень счастлив, когда Михаил выбрал наконец мягкие варяжские башмаки с косыми нахлестами, инкрустированные бронзовыми бляшками. Со стороны могло показаться, что они очень дружны и невозможно было даже представить, что этот разлюбезный человек еще совсем недавно глумился над Беловским. Когда горец ползал перед ним на коленях, помогая сдернуть тесный сапог, Михаила так и подмывало желание помочь ему, упершись в него другой ногой. Хотелось высказать ему тоже что-нибудь гадкое, обидное. Ведь Беловский искренне презирал этого двуличного и ничтожного человека. Презирал до брезгливости, до омерзения. Но он сдержался, не захотев уподобляться больному слепой злобой дикарю. Он не мог заставить себя полюбить этого человека, но в его силах было сдержать к нему ненависть и презрение. Не дать им вырваться из души, пережав ее как воду из рвущегося из рук шланга.

Беловского переправили в ставку на большой ладье с подарками от Шамуила. Каган встретил его милостиво, отругав, однако за скрытность. Он тоже в весьма обтекаемой и неконкретной форме одобрил побег от Рыжего, который, видимо, успел надуть не только простака Шамуила, но даже самого Кагана. Ему даже было весьма приятно досадить Мордахею, силой приобретя у него ученого раба. Он радостно предвкушал, как будет грызть и складывать в тряпицу свои желтые ногти от досады Мордахей, и эта радость была связана в сознании Кагана с Беловским.

Положение Михаила в ставке Кагана нельзя было назвать удручающим. Его даже расковывали днем, когда уплыть незамеченными с острова было невозможно, и надевали бронзовые браслеты только на ночь. Ему выделили старую палатку и позволили свободно ходить, правда, в сопровождении двух стражников. Иногда Каган вызывал Беловского к себе на беседу. Он хорошо угощал его и даже позволял забирать с собой еду, которую Михаил относил Ратко, сидевшему в отдельной землянке. Каган расспрашивал про русов, про варягов, про славян. Он хотел понять,

чем одни отличаются от других и от третьих. Беловский сам не знал этого толком, что-то уклончиво отвечал, а потом искусно переводил разговор на другие темы.

Ему было позволено приходить к вождю, и вечерами он сам спрашивал у Ратко, стараясь как можно больше понять историю Руси. Выяснилось, что русы – это такие же варяги, только живущие не на море, а на реках. Раньше они говорили на одном языке, но потом с юга и запада пришли славяне. Они не враждовали с русами, жили в лесах, полях, занимались земледелием, бортничеством и охотой. Русы же сидели на берегах рек, строили мощные города на высоких откосах, ходили в дальние походы на ладьях и защищали славян, а славяне кормили русов. Постепенно два народа смешались так, что сейчас уже стало невозможно отличить руса от славянина. Язык постепенно стал у всех один – славянский, и название стало общим – русы. Варяги же весьма часто наведывались в Русь. Иногда погостить, отдохнуть от бесконечных войн, иногда выбрать невесту, чтобы увезти к себе за море. Но чаще всего они приходили торговать у русов хлеб, мед и пушнину. Или проходили купеческими караванами на Волгу и Днепр, чтобы добраться до дальних восточных стран. Относились к ним тепло, так как и те и другие прекрасно знали, что русы и варяги – один народ. Тем более что варяги еще помнили, что вышли на север, за море, именно отсюда. Здесь была их прародина. Время от времени они договаривались объединенными силами выступать против врагов или свершить набег на дальние страны, обогащавший их на несколько лет. Вот и сейчас, говорил Ратко, должны прийти варяги, чтобы защитить Русь от хазарского нашествия. Не могли не прийти, верил Ратко!

Также Беловский узнал, что сам Ратко выходец с верховьев Волги, с устья Дубны. Его отец в поисках нового удела лет сорок назад пришел в мордовские земли. Он хотел построить со временем в Кадницах город и закрепиться на этих берегах. Местные народы – мордва, мурома и мещера, тоже не враждовали с русами. Они прекрасно уживались, не имея точек пересечения. Русам не нужны были их поля и леса.

Несколько лет все было хорошо. Кадницы росли как на дрожжах. Прослышав о новом поселении, с верховьев Волги и Оки приходили новые и новые русы, женились, строили дома. Случалось, что оставались жить ограбленные по пути купцы, бежавшие из плена различные славяне, они женились на местных девушках, растили детей. Коренные жители этих мест тоже селились поближе к Кадницам, чтобы было удобней торговать с русами, искать у них защиты, и были всегда рады породниться. Но в последнее время стали сильно беспокоить булгары и хазары. Несколько раз чудом удавалось вовремя спастись, уводя в глухие леса скот и людей, унося весь скарб. Хазары жгли постройки, которые приходилось каждый раз восстанавливать. Для постройки города еще не хватало сил, поэтому о том, чтобы попробовать держать оборону, нечего было и думать.

Теперь же все было уничтожено. От его мира не осталось ровно ничего. Ратко сильно это переживал. Единственное, что его хоть немного приободряло, – это то, что его дочь Венеслава, скорее всего, жива и находится где-то близко. Он видел, как Каган обратил на нее внимание и что-то шепнул слуге. Скорее всего, ее не убили, а пленили за ее необыкновенную красоту.

Каган брал мало пленных. Он не хотел обременять войско в начале большого похода, который он начал в этом году. Во-первых, пленных нужно было кормить и стеречь. А во-вторых, они занимали много места на кораблях. Отправлять же их в столицу он не хотел, так как это тоже потребует дополнительных затрат, отвлечения сил и кораблей. Но он не хотел брать на себя и большую кровь невинных жертв. Это противоречило его закону. Хотя в таком походе по различным соображениям без большой крови было не обойтись. Для этого он вступил в союзнические отношения с горцами во главе с Шамуилом. Каган вообще рассчитывал как можно меньше участвовать в боевых действиях, доверяя эту работу бесстрашному горному льву, который стал Шамуилом совсем недавно, под влиянием хазарских дипломатов и чар его родной сестры.

Положение Хазарии обострялось. Огромная Византия протягивала свои щупальца все дальше и дальше на восток и север. Ее миссионеры прошли уже по всем тропам от Варяжского моря до империи Цинь. Ее епархии действовали во всех народах вокруг Хазарии, окружая ее плотным кольцом. Мало этого, сама Хазария была уже опутана церковной сетью! Епархии возникали и расширялись так быстро, так беспрепятственно, что было страшно думать об ожидающем мир будущем. Константинополь брал за горло без огня и меча, без битв и походов! И это невозможно было не только остановить, но и даже воспротивиться этому было нельзя! Ведь миссионеры приходили якобы с миром! Но каково коварство! Какова подлость! Приходилось сидеть и безропотно смотреть на то, как эти черви разъедают плоть Хазарии! Нет, нужно встать и стряхнуть их! Перебить всех до одного!

Поделиться с друзьями: